Читаем без скачивания Бенедиктинское аббатство - Вера Крыжановская

Я поместился около Бенедиктуса. Все пили и ели не стесняясь, но не снимая колпаков. Очевидно братство так же мало соблюдало пост, как и целомудрие, так как в изобилии подавались наилучшая дичь, вино и сласти.

По окончании ужина монахи поспешно разошлись, а приор подошел к Эдгару и сказал ему:

— Покажи подземелья новому брату, чтобы он понял всю важность своего положения.

Дружески пожав мне руку, он удалился.

Эдгар взял факел и весело сказал:

— Пойдем, Энгельберт. Ты увидишь, что мы не беднее светских вельмож, но много могущественнее их.

Он провел меня в сводчатый коридор, по одной стороне которого было несколько небольших дверей. Эдгар отворил одну из них и сказал:

— Взгляни.

Я увидал гадкую каморку с каменным полом и удушливым воздухом, слабо освещенную белесоватым светом из маленького решетчатого окна. Какие-то удары слышались там в наружную стену.

— Что это означает? — спросил я.

— Войди и увидишь.

Он вошел в темницу, отворил вторую дверь и поднялся на несколько ступенек, я следовал за ним. Тогда Эдгар отворил последнюю дверь, еще тяжелее первых, и я отступил, вскрикнув от удивления.

Я увидал гладь воды, голубоватая поверхность которой была залита серебристым светом луны. Волны ударялись о ступени.

Я понял, что стоял на берегу озера, омывавшего с одной стороны скалу, на которой возвышалось аббатство.

Эдгар скрестил руки и казался погруженным в свои мысли.

— Сюда, — сказал он с улыбкой жестокого удовлетворения, — я завлеку когда-нибудь труп Ульриха и брошу его в эти тихие воды; волны смоют следы крови. Можно также открыть решетку, и впустить через нее воду в темницу. Каждый поступает сообразно своему желанию, но отсюда сплавляем мы свои жертвы. Эту часть подземелья мы зовем кладбищем. У нас четыре таких кельи, как я тебе показал; все с выходом на озеро. Когда-то это были гроты или выбоины, которые заделали стеной так искусно, что она сливается с самой скалой. Вообще эти подземные сооружения чрезвычайно любопытны по искусству, с каким использовали каждую естественную выбоину, чтоб устроить этот лабиринт зал и коридоров.

Мы вышли. Он затворил дверь и ввел меня в подземелье, освещенное несколькими факелами. По стенам были приделаны полки, и на них лежали связки бумаг; вокруг стояли письменные столы, каждый со своим номером. За каждым столом работали или писали монахи в нахлобученных колпаках.

— Это рабочая зала братства, — объяснил Эдгар. — Здесь делают изыскания, ведут корреспонденцию, подделывают документы. Словом, делают все необходимое, так как в верхних кельях не должно быть никакого следа запрещенной деятельности. Там, в углу, направо, мой стол; а твой рядом, прямо под факелом. Видишь ли ты свой номер?

Если ты понадобишься одному из братьев, он положит на твой стол род открытого письма, на которое ты обязан ответить, дать совет или высказать свое мнение. Я сношусь с № 52. Это человек большого ума; он подает превосходные советы, и меня он также выбрал своим помощником. Наконец, в этом сундуке сохраняются выдержки из биографий всех братьев, с именами их врагов и списком лиц, которых они знали в мире. Твоя история также будет здесь. Если ты найдешь, что кто-нибудь из нас может быть тебе полезен, ты напишешь ему и получишь в ответ все нужные указания. Старик, которого ты видел в первой пещере, и те, что спрашивали у нас пароль, члены братства, утолившие уже свое мщение, и теперь служат обществу с безусловной преданностью и скромностью. Итак, здесь мы будем работать над планом нашего мщения, но не сегодня. Теперь пойдем. Я проведу тебя в самый рай твоих желаний, в лабораторию, и представлю отцу Бернгарду. Это прекрасная личность; он изобретает способ делать золото и верит в привидения, которые умеет даже вызывать.

Мы вошли в круглую пещеру, издававшую едкий запах и наполненную дымом. Там была большая печь, кубы, банки странной формы, словом, все принадлежности лаборатории.

Перед письменным столом сидел монах спиною к нам и казался совершенно поглощенным чтением огромной старой книги.

— Здравствуй, отец Бернгард, — сказал Эдгар. — Простите, что обеспокоил вас, но я хочу представить вам друга, о котором говорил.

Монах обернулся и, подняв ночник, осветил мое лицо. Я вскрикнул от изумления. Это был тот самый, что предсказал мне мою судьбу.

— А, — произнес монах, улыбаясь, — так это вы? Слова мои очень скоро сбылись. Добро пожаловать, брат. Чем могу служить вам? Только не будем вопрошать судьбу; лучше не знать будущее.

И указал нам два стула.

Я с любопытством смотрел на него; я любил все таинственное, и алхимия давно привлекла меня.

— Отец мой, — сказал я, — я жажду науки, я желал бы сделаться вашим учеником и помогать вам в ваших трудах. С самого детства я всегда любил все таинственное.

Монах скрестил руки и вздохнул.

— Сын мой, жизнь человеческая слишком коротка для того, чтобы постичь эти вещи; это опьяняющая и фатальная наука, потому что ум беспрестанно наталкивается на непреодолимые препятствия. Мы догадываемся о чудесах, скрытых за завесой, но нас ослепляет уже едва приподнятый маленький уголок ее. Мозг наш узок, чувства мало развиты; единственно, что можно знать, это — что непрерываемая нить ведет к истине, что одно открытие служит основанием другому. Если желаешь, сын мой, будем работать вместе. Враг мой умер, прежде чем я успел отмстить ему; теперь я посвятил свою жизнь на то, чтобы найти способ вызвать из пространства душу виновного, дабы я мог видеть его, осязать и терзать упреками. Я уже вижу много блуждающих духов, но то все незнакомые, не тот, которого жаждет мое мщение. А между тем должен же я достигнуть цели. В писаниях и в книгах по астрологии отмечены случаи, что мертвые приходили и их осязали, надо только найти средство заставить его явиться.

Он остановился в задумчивости, устремив глаза в пустое пространство; Эдгар сделал мне знак, говоривший:

— Оставь, на этом пункте он немного тронут.

Но я был слишком заинтригован, чтобы уступить.

— Отец мой, — заговорил я, — удавалось ли вам вызвать кого бы ни было, если не врага вашего?

— Сын мой, я достиг только того, что вызвал тени животных.

— Не покажите ли вы мне? — спросил я, заинтересованный в высокой степени.

— Охотно и даже сейчас, — ответил монах с сверкающим взором.

Эдгар хотел остановить меня, но я увлек его, и мы вошли в смежную пещеру с закрытым кожаной завесой входом.

Как и первая комната, эта была наполнена различными принадлежностями для занятий алхимией, а в большой жаровне горели угли.

— Посмотрите, — сказал Бернгард. — Вот три черные курицы; они живые, можете в этом убедиться. На ваших глазах я посажу их на этот стол.

Он взял горящих углей, положил их перед птицами, у которых ноги и крылья были связаны, и бросил на огонь щепотку белого порошка; он воспламенился и дал до того яркий свет, что трудно было смотреть. Затем он поднял руки над курами со словами:

— Низшие создания, данные Создателем для нашей потребности, приказываю вам вызвать тень существа вашей породы.

Яркий свет потух, Бернгард приблизил светильник, и мы увидели, что все три курицы находились в состоянии полной неподвижности, точно во сне. Испытатель отступил и пристально смотрел на них, нахмурив брови.

Мы не спускали глаз с трех куриц, когда к нашему изумлению, на столе появилась четвертая. Она была совершенно белая и точно живая.

— Видите, — сказал отец Бернгард, — это — тень курицы, которую я убил сегодня утром, — и указал пальцем табурет, на котором находилась курица, совершенно сходная с бывшей на столе.

Курица забила крыльями, потом, не поднимаясь вверх, расплылась в пар и исчезла. Я отступил, а Эдгар перекрестился.

— Вы великий чародей, — прошептал он.

— Увы! Это только азбука всего, что есть великого, — отвечал монах, вздыхая. — Я работаю день и ночь, но не могу достигнуть своей цели, мне удался еще опыт с кошками, но что мне из этого. Душу врага моего мне надо. Ты, сын мой, если хочешь, всегда, когда будешь свободен, приходи заняться серьезной работой. Ты найдешь здесь все необходимые книги. Знаешь ли ты латинский язык?

— Да, — отвечал я.

— Тем лучше, это облегчит тебе занятия, а теперь, братья, покойной ночи, мне надо работать до первого петуха; это наилучший час, чтобы вызвать обитателей невидимого мира.

Пожав ему руку, мы вышли.

— Странный человек, — сказал Эдгар, — и великий маг. Знаешь, что он мне предсказал?

— Что? Отмстишь ли ты? — спросил я с любопытством.

— Да, отмщу, — ответил Эдгар, и на губах его появилась злая усмешка. — Все, погубившие меня, будут уничтожены: Вальдек погибнет от моей собственной руки; владения графов Рувенов перейдут к монастырю, и, — он горделиво выпрямился, глаза его метали искры, — наступит день, когда на груди моей будет блистать золотой крест приора. Энгельберт! Понимаешь ли ты всю силу этих слов? Ведь это та же корона и невидимый скипетр; это значит иметь в руках почти безграничную власть. Быть приором и начальником нашего тайного общества — всем управлять, помогать другим в отмщении и в то же время при первом желании пользоваться полной свободой, правда, ночью, и деньгами сколько угодно. Это называется жить. Нет, я не сожалею больше о мире; рыцарь фон Рувен, при всем богатстве и могуществе, очень мало значит между другими вельможами, такими же богатыми и могущественными, как он. Я только выиграл при обмене. Есть, впрочем, одна непонятная мне вещь; он сказал: «Ты сразишься с великаном и победишь его изменой твоего предшественника». Кто может быть этот великан?