Читаем без скачивания Первый поход - Андрей Посняков

Хельги летел по узкому коридору, со всех сторон навстречу ему летели яркие зеленые светлячки, а где-то впереди, не так уж и далеко, сверкало… Непонятно что сверкало. А когда ярл долетел наконец до выхода из этого светлячкового коридора, то оказалось вдруг, что и сверкания-то никакого нет — один потолок — ослепительно белый, каких просто не может быть, и огромное — почти во всю стену — окно из бесцветного стекла — такое стекло Хельги видел в храмах распятого бога, но только это было гораздо лучше — прозрачное, словно бы невидимое. И сам он лежал на мягком ложе, укрытый покрывалом, тонким, словно льняная туника… И не мог шевельнуться! Скосив глаза, заметил сбоку, на маленьком столике, какие-то странные вещи. Тоже вроде бы как стекло, только цветное, живое, мерцающее. Да, странное место. Не очень-то похоже на чертоги Одина, как их представляли себе викинги. Дверь. Да, тут была и дверь, естественно, тоже белая… Вот она открылась безо всякого скрипа. Вошла светловолосая женщина в светло-зеленом одеянии и таком же колпаке, посмотрела на лежащего… и вскрикнула.

«А может быть, это и есть Валгалла», — подумал молодой ярл, теряя сознание.

Опять тот же сон! Игорь Акимцев усмехнулся самому себе. Сон вновь касался древних времен — судя по мокрому земляному полу, на котором он лежал в куче прелой соломы, по стенам из скользкого камня. Где-то наверху, под самым потолком, имелось маленькое, с ладонь, оконце — скорее, бойница, — сквозь которое и проникала в темницу — а как еще назвать? — полоска тусклого дневного света. Все было реальным и жутким в этой своей реальности. Игорь чувствовал, что озяб, что солома отвратительно пахнет, что жутко болит — прямо не повернуть — шея, вот тут, слева. Игорь чуть приподнялся, потрогал левой рукой рану — и, закричав от нестерпимой боли, снова упал на солому… и свет померк в глазах его.

«Ага! Похоже, я все-таки пока не в Валгалле». Открыв глаза, Хельги ощупал взглядом темницу. Низкий потолок, маленькое оконце, солома — пусть прелая, но довольно мягкая, прохладно и не очень сыро — условия вполне приемлемые. — интересно, где это он? Наверное, в монастырском подвале… или нет, скорее всего — в башне. О, боги, как болит шея! Ярл осторожно покрутил головой… вроде бы вертится. Потрогав рукой рану, поднял пальцы к глазам… ага — наконечник стрелы явно вытащили. И даже смазали рану целебной дурно пахнущей мазью. Так что, похоже, еще поживем. Вот только кому он вдруг стал нужен живым? Ну, это, положим, ясно. Если данам — то для выкупа, наверняка догадались по оружию и одежде, что он человек не простой. Какому-нибудь местному тану — для того же самого, а вот если монастырским жрецам… как их там называют? Монахам. Монахам-то он для чего сдался? Тоже для выкупа? Или захотят принести пленника в жертву распятому богу?

Сев на соломе и подтащив колени к груди, как когда-то в детстве, Хельги попытался вспомнить, как он здесь очутился. Память услужливо выхватывала цветные картинки… Река. Драккар. На берегу реки — селение. На него и собирались напасть… А затем — торжествующее лицо Горма с занесенной для удара секирой. Предатель! Подлый предатель. Недаром предупреждала Сельма… Ладно, что дальше? А дальше река, брызги… заросший камышами берег… и резкая боль в шее — видно, пустили стрелу, — а потом — темнота. Выходит, предатель Горм и его людишки захватили драккар. «Транин Ланги» — «Большой Журавль» — лучший из кораблей Сигурда. Конь волны, зверь пучины, скакун борта. А эти, Дирмунд Заика и Хрольв? Они погибли, в плену или тоже предатели? Пес их знает. Пока о них сказать нечего — ни хорошо, ни плохо… Другие корабли, драккар и снеккья? На них друзья, Харальд и Малыш Снорри. Они должны были обогнуть селение с моря. Успели? И что им сказал потом Горм? А может, он просто перебил их всех, внезапно напав? А не могли вернуться даны? Скорее всего, ведь он же как-то очутился в темнице. Но, может, корабли Харальда и Снорри сумели скрыться? Да, с ними же еще и Фриддлейв, а он умен и отважен, несмотря на все недостатки…

Вопросы, вопросы, вопросы…

Жутко заскрипев, наверху отворилась дверь… нет, лучше сказать — откинулся небольшой люк, сколоченный из толстых дубовых досок, и в темницу заглянула отвратительная толстая рожа в темной монашеской рясе.

— Похоже, он уже очнулся, — оглянувшись, сказала кому-то рожа и исчезла, громко хлопнув люком. Исчезла ненадолго — люк почти сразу открылся, и в темницу, чуть не придавив еле успевшего откатиться в сторону ярла, плюхнулась деревянная лестница. Четверо дюжих стражников в длинных кольчугах, вооруженные копьями и мечами, скатившись вниз, быстро связали пленника и, вытащив наверх, повели по узкому коридору, освещенному чадящими факелами. Делая вид, что вот-вот потеряет сознание, Хельги старательно запоминал дорогу — авось пригодится. Десять шагов прямо, пять влево — здесь какая-то дверь, за ней — ниша… еще коридор, лестница наверх — площадка — дверь.

Осторожно приоткрыв дверь, один из стражников заглянул внутрь и, что-то сказав, обернулся к своим, сделав повелительный жест.

Те, ни слова не говоря, быстро втащили пленника в небольшое, вытянутое в длину помещение и, крепко привязав к высокому креслу, исчезли, повинуясь взгляду сидящего напротив кресла монаха. Монах был безволос и худ, очень худ, его изможденное лицо скорее напоминало обтянутый пергаментом череп. Лишь глаза — умные, жестокие, властные — были живыми на этом мертвенно-бледном лице. Темная ряса с откинутым капюшоном придавала монаху весьма зловещий вид.

— Я — отец Этельред, настоятель этого аббатства. — Посмотрев на Хельги, монах скривил в улыбке тонкие бескровные губы. — Ты видишь, я хорошо знаю язык данов. Но ты — не дан. И твои люди — не даны. И я хочу знать — кто вы, сколько вас и откуда пришли.

— Я Хельги, ярл из Бильрест-фьорда! — откинув голову — при этом больно стукнувшись затылком о спинку кресла, гордо заявил Хельги. — Если ты хочешь выкуп — ты получишь его, если же мне суждена смерть — я умру.

— Бильрест-фьорд… — задумчиво переспросил монах. — Где это?

— Как это где? — Молодой ярл поразился невежеству настоятеля. — Ты слыхал что-нибудь о Халогаланде?

— Ах, Халогаланд, — усмехнулся отец Этельред. — Так вот вы откуда взялись. И что, вам мало Ирландии? Здесь у нас почти одни даны и геты.

— Мы свободные викинги и охотимся там, где хотим. И нет нам никаких дел до данов и гетов.

— Хорошо сказал, ярл. — Монах засмеялся противным дребезжащим смехом. Голос у него оказался приятным — бархатным, звучным, а вот смех — лучше бы и не слышать. Словно дверь заскрипела несмазанными ржавыми петлями.

— Я забыл твое имя, ярл.

— Хельги, сын Сигурда, сына Трюггви, сына Олава…

— Достаточно, достаточно, мой господин, — снова непонятно чему засмеялся монах. — Я вижу, ты знатного рода.

— Что же тогда ты держишь меня связанным?

— Если ты поклянешься не причинять окружающим зла…

— Я не даю никаких клятв нидингам, — невежливо перебил его Хельги и, неловко дернув головой, снова ударился о спинку кресла. — Впрочем, убивать тебя и твоих людей я не собираюсь, — немного помолчав, буркнул он. — По крайней мере — пока.

— Вот и отлично. — улыбнулся монах и крикнул кому-то: — Развяжите его.

Мигом подбежавшие неизвестно откуда взявшиеся люди ловко освободили Хельги от пут, и тот принялся растирать затекшие руки.

— Выпей. — Отец Этельред наполнил два кубка из принесенного кем-то кувшина. — Это красное греческое вино.

— Лучше б это была английская кровь! — тут же ответил Хельги и вздрогнул. Он и не собирался произносить ничего подобного, как-то само собой вырвалась эта диковатая фраза. Впрочем, отец Этельред не обиделся, наоборот — снова расхохотался.

Хельги отвели в небольшую комнату — она называлась келья, — предоставили мягкую постель и кувшин вина, перевязали шею чистой тряпицей. Все бы хорошо — да только заперли снаружи дверь на крепкий засов, собаки бешеные. Впрочем, об этом отец Этельред предупредил заранее. Придется, мол, поскучать до вечера, а вечером, мол, все и обговорим. Что «все» — не сказал. Вот и думай. Хотя что тут думать-то? Сумму выкупа обговаривать надо. Ох, не зря приставучий монах этакие разговоры с утра разговаривал. А пожалуй, настоятель зря надеется. Кто выкуп-то платить будет? Гудрун, что ли?

Он пришел вечером, как и обещал. Такой же страшноватый, жесткий и вместе с тем услужливо-бархатистый. То, что предложил настоятель, в принципе, не содержало в себе ничего нового, но, надо признать, оказалось для Хельги вполне неожиданным. Отец Этельред, походив некоторое время вокруг да около, вдруг, искоса посмотрев в лицо ярла белесыми, холодными, как у рыбы, глазами, предложил пленнику заняться своим прямым и любимым делом — грабежом и разбоем. Как оказалось, был у отца Этельреда трофейный кораблик — небольшой, но юркий, не стало б дело и за людьми, не было вот только предводителя с именем, которое бы многие знали — ну, хотя бы слышали — и уж никак не могли бы связать с мирной монашеской обителью. Да и людей, честно говоря, пусть бы этот предводитель сам и набирал, чего зазря давать почву слухам? А кораблика с достаточно умелым и решительным экипажем — настоятель уже все тщательно подсчитал — вполне хватило бы для захвата и потопления одиноких судов из соседних селений, что пока, составляя конкуренцию монастырю, без особой опаски занимались каботажным плаваньем у берегов аж от Нортумбрии до Эссекса, а в случае чего — отсиживались под защитой укрепленных фортов. Скрыться обычно успевали. Да и не очень-то рвались за одиночной добычей морские конунги викингов — ладно, был бы еще кнорр, а то какие-то почти плоскодонные лодчонки-циулы.