Читаем без скачивания Фаворит короля - Рафаэль Сабатини

Из этого своего укрытия мистер Овербери совершал дальние вылазки, в том числе в «Судебные инны», где возобновлял старые знакомства и искал новых. Время от времени он отправлялся в собор Святого Павла, в среднем приделе которого с трех дня до шести вечера собиралась самая разношерстная публика, там можно было узнать самые последние новости. Также его можно было видеть обедающим в тех тавернах, где ели за общим столом; порой он посещал королевскую биржу и близлежащие таверны – «Три Морриса-танцора» и «Белую лошадь», что на Фрайди-стрит. Там собирались и заключали сделки торговцы рыбой. Короче, он прилежно захаживал в те места, где можно почувствовать биение пульса города, а значит, и всей Англии. А в качестве утешения за оскорбленные эстетические чувства он ходил в театр «Глобус» на Бэнксайде, там еще работал в то время мистер Шекспир. И поскольку душа его чувствовала родство с душами литераторов, он часто ужинал в «Русалке» – туда его ввел драматург Бен Джонсон[25], высоко, как нам известно, его ценивший. Приятный и легкий в общении, мистер Овербери чувствовал себя словно рыба в воде в любой компании, успевал поболтать со всеми и с каждым в отдельности, и в некоторых кругах он держал себя как заправский законник, а в других – как поэт и литератор.

Во время этих вылазок он порой «выбалтывал» планы находившихся в зародыше королевских решений – сэр Роберт снабжал его этой информацией. Таким образом мистер Овербери проверял реакцию общественного мнения на предстоящие государственные меры. Он, например, смог дать следующий совет: указы о штрафах, налагаемых на сторонников нонконформизма[26], которому в последнее время дали некоторое послабление, вполне можно вновь усилить, чтобы пополнить всегда пустой кошелек короля. Он также посоветовал проявить большую терпимость к некоторым довольно утомительным выступлениям левеллеров[27], поскольку общественное мнение было на их стороне, а возмущение, напротив, вызывали иные из узурпаторских замашек власти.

Короче говоря, в течение всего этого года он действовал как заправский осведомитель – из тех, которыми, например, успешно пользовался Сесил (первый министр полагал, что мистер Овербери действительно находится за границей), хотя ни один из шпионов первого министра не был и вполовину столь же усерден, внимателен, компетентен и инициативен, как мистер Овербери. Только усилия его были направлены вовсе не в помощь первому лорду казначейства.

Этот человек-невидимка, о существовании которого не подозревал никто, устами сэра Роберта Карра диктовал королевскому совету внутреннюю политику, а сэр Роберт со скоростью, восхищавшей всех и пугавшей некоторых, приобретал все новую славу и все большее доверие.

Более всего укреплению позиций Карра послужил его прогноз относительно Испании и Нидерландов: в начале года Англия, как и Франция, получила приглашение участвовать в выработке мирного договора.

Король в восторге буквально зацеловывал дорогого Робина – ведь тот обнаружил в себе дар настоящего государственного мужа, и не только в нидерландском вопросе, но и во многих других. Глубина, с которой этот юноша постиг душу нации, казалась почти сверхъестественной. Ведь прежде он был так неопытен, так мало знаком с жизнью народа, а теперь его острые комментарии, язвительная критика, точные ссылки на события и смелые прогнозы говорили о силе ума, граничившей с гениальностью.

Говарды – и старый Нортгемптон в особенности – начали усматривать в нем особу, достойную уважения: да, из этого человека нельзя было делать врага, ибо он, особенно в настоящее время, мог легко их уничтожить. Поэтому они лестью и подарками старались завоевать его дружбу.

Как всегда полностью следуя советам наставника, сэр Роберт – а Овербери рекомендовал ему не очень-то поддаваться Говардам – держался с ними отстраненно, принимал их авансы с холодностью, нехарактерной для его обычного дружелюбия, и тем самым вызывал еще более отчаянный подхалимаж.

Поскольку король благоволил к нему и поскольку он теперь обнаружил качества, достойные монаршего благоволения, придворные ухаживали за ним с невероятным усердием. И чем усерднее становились ухаживания, тем более благоволил к нему король, ибо теперь он гордился сэром Робертом как создатель, чье творение свидетельствует о таланте автора. Так что в течение всего этого года популярность и влияние сэра Роберта ширились и крепли.

И в результате на него навалилось такое количество дел, что, как он объявил его величеству, он нуждается в личном секретаре, на которого он мог бы опереться и которому он мог бы доверять более ответственные задания, чем тем нескольким секретарям-переписчикам, которые у него уже были.

Недостатка в желавших занять эту должность не было – едва ли во всем дворе сыскался бы джентльмен, чей племянник, двоюродный брат или даже сын не почли бы за честь служить у сэра Роберта Карра. Сэр Роберт внимательно изучил все предложения, но так и не нашел соответствующей кандидатуры. И однажды объявил королю, что, похоже, трудности его разрешены – ему сообщили, что мистер Томас Овербери вернулся в город и что ему нужна работа. Как кстати! Ведь мистер Овербери более всех удовлетворяет требованиям сэра Роберта, и с одобрения его величества сэр Роберт предложил мистеру Овербери место своего личного секретаря.

Они уже давно составили этот план: политическая репутация сэра Роберта настолько укрепилась, что никому бы и в голову не пришло искать за его успехами чей бы то ни было посторонний ум. И теперь мистер Овербери мог выйти из-за занавеса без ущерба для репутации сэра Роберта.

Король сомневался. Он угрюмо выпятил нижнюю губу и пробормотал:

– Ах да, вспомнил – это тот мужлан с лошадиной физиономией, что был здесь в прошлом году, – он вспомнил и укол ревности, который испытал при радостной встрече своего милого дружка с этим «мужланом». – А не слишком ли ты высоко его ставишь, Робин? Довольно мрачный господин. Я тогда сказал, что он слишком уж погружен в вино, и, по-моему, я был прав.

Но сэр Роберт употребил все свое красноречие, и в конце концов король неохотно сдался.

Каким бы неприметным ни старался быть мистер Овербери в роли секретаря, наступил момент, когда он сам как личность не мог уже не привлечь внимания. Дело в том, что книготорговец Лайл, который держал магазин рядом с «Головой тигра» в Пол-ярде, издал его книжку «Характеры», в коей мистер Овербери дал смелые зарисовки современной жизни (он трудился над ней в своем уединении весь год). Книжица привлекла внимание мыслящих людей, они хвалили ее и раскупали, чтобы цитатами из нее освежать свои беседы. Экземпляр попал и к королю, он прочитал книгу с восхищением, смешанным с завистью. Его величество весьма ревниво относился к тем, кто мог сравниться с ним в учености – возможно, именно этим объяснялась его доходящая до скандальности неприязнь к сэру Уолтеру Рейли и привязанность к Филиппу Герберту, который издевался над всеми «высоколобыми», чей ранг был ниже королевского, и тем оправдывал свое наглое невежество. Однако его величество постарался скрыть зависть (хотя острая игла по-прежнему колола его сердце) и с олимпийских высот пролил благосклонность на столь широко восхваляемого автора. В результате мистер Овербери стал популярным при дворе даже раньше, чем предусматривал его собственный план.