Читаем без скачивания Вечный Тук - Натали Бэббит

Винни достаточно было одного взгляда, чтобы его вид навсегда запечатлелся в ее памяти. Она быстро отвела взгляд и посмотрела на Тука, ища утешения. Но Тук не оглянулся на нее. Он стоял слегка подавшись вперед, брови его опустились, рот приоткрылся, взгляд его был прикован к телу, лежащему на земле. Он глядел на него, словно завороженный и… да, именно так: словно охваченный завистью… будто умирающий с голоду, который заглядывает в окно, где идет пир. Винни не могла этого вынести. Протянув руку, она прикоснулась к нему, и чары разрушились. Тук моргнул и сжал ее руку.

— Так, и все же, — наконец сказал констебль, возвращаясь к делу, — я должен приступить к своим обязанностям. Отнесите этого парня в дом, пока он здесь не изжарился. А теперь слушайте: если он не делал того, о чем вы здесь мне рассказывали, вы влипли, ясно? В общем, так. Ты, — он указал на Мэй, — пойдешь со мной. Ты и девочка. Ты отправишься в тюрьму, а девочка… ну, ее я доставлю домой. Остальные останутся здесь с ним. Позаботьтесь о нем. Я как можно скорее вернусь с доктором. Следовало бы приехать с помощником, да кто ж знал, что случится такое. Ну да что теперь!.. Ладно, двинули.

— Ма! Мы тебя вытащим. И глазом моргнуть не успеешь, — шепнул Майлз.

— Точно, ма, — добавил Джесс.

— Не беспокойтесь обо мне. — Голос Мэй звучал так же бесцветно. — Сама справлюсь.

— Справишься? — воскликнул констебль. — Ну ты даешь! Если парень помрет, то тебе виселица светит, вот с чем придется справляться.

Тук нахмурился.

— Виселица? — шепотом переспросил он. — Ее повесят?

— Именно. Таков закон. А теперь поехали.

Майлз и Джесс подняли человека в желтом костюме и осторожно перенесли его в дом, а Тук все стоял, глядя в одну точку, и Винни догадывалась, о чем он думает. Констебль подсадил ее в седло и велел Мэй сесть на ее лошадь. Но Винни не сводила глаз с Тука. Он побледнел, морщины стали глубже, глаза запали.

— Виселица! — снова прошептал он.

И тогда Винни произнесла то, чего никогда прежде не говорила, но слова эти она иногда слышала и часто очень хотела услышать. В ее устах они прозвучали необычно, заставив ее невольно развернуть плечи.

— Мистер Тук, — сказала она, — не беспокойтесь. Все будет хорошо.

Констебль возвел глаза к небу и покачал головой. Крепко сжав ружье, он взобрался в седло позади Винни и повернул лошадь к тропе.

— Ступай вперед! — рявкнул он Мэй. — Я с тебя глаз не спущу. А ты, — мрачно добавил он, обратившись к Туку, — лучше моли Бога, чтобы парень выжил. Я постараюсь не задержаться.

— Все будет хорошо, — медленно повторил Тук.

Ничего не ответив, Мэй тяжело опустилась на спину старой толстой лошади. Винни, наклонившись, выглянула из-за спины констебля.

— Вот увидишь! — сказала она Туку. Затем, распрямив плечи, повернулась, глядя вперед. Она ехала домой, но мысли ее витали далеко. Впереди был виден круп лошади, со свистом взмахивающей жестким запыленным хвостом, и покачивающаяся ссутулившаяся спина женщины, которая ехала на ней.

Сквозь сумрачные стволы сосен, мимо которых они проезжали, сквозь пыхтение констебля у нее над ухом, сквозь прохладу и зелень Винни вновь увидела раскинувшийся перед ней широкий мир, наполненный мерцающим светом. Но теперь все изменилось. Теперь главное — не то, что могло случиться с ней, а то, чего она сама не должна допустить. Ибо то единственное, о чем она могла сейчас думать, было ясной и жуткой необходимостью: Мэй Тук не должна угодить на виселицу. Что бы ни случилось с тем человеком в желтом костюме, Мэй Тук не должны повесить. Ведь если все, что они рассказали, — правда, то Мэй, будь она даже самой жестокой убийцей, заслуживающей смерти, умереть не сможет.

Глава 21

Винни подтянула свое детское кресло-качалку к окну спальни и уселась в него. Кресло подарили ей, когда она была еще совсем маленькой, но до сих пор она любила раскачиваться, втиснувшись в него, когда никто не видел. Это вызывало в памяти что-то приятное, утешительное, давно позабытое. А сегодня вечером ей хотелось именно этого.

Констебль привез ее домой. Все тут же бросились к ней, схватили, оставив ворота незапертыми, мама плакала, отец молча сжимал ее в объятиях, бабушка что-то возбужденно бормотала. Когда констебль сказал, что она сбежала по собственному желанию, наступило тягостное молчание, но продлилось оно не более минуты. Они не поверили, просто не могли поверить этому, и бабушка заявила:

— Это все эльфы. Мы слышали их. Они ее околдовали.

Ее привели в дом, искупали, накормили и продолжали ласкать, и обнимать, и расспрашивать, с улыбкой отказываясь верить ее ответам: она убежала с Туками, потому что… ну, просто ей так захотелось… Туки очень хорошо отнеслись к ней, кормили ее оладьями, брали с собой на рыбалку…

Туки — хорошие и добрые люди. Однако все хорошее впечатление, которое Винни пыталась создать о своих друзьях, вмиг развеялось, когда она рассказала, что случилось с человеком в желтом костюме. Неужели родители и вправду отдали ему лес в обмен на нее? Да, отдали. Ну, так, возможно, он ему уже не понадобится. Мэй ударила его ружьем. Ему сейчас очень скверно.

Родители выслушали новость со смешанным чувством надежды и страха, и отец сказал:

— Надеюсь, лес снова будет нашим, если этот человек… то есть если он не…

— То есть если он умрет, — твердо произнесла Винни, и все, поразившись, словно застыли на миг.

Затем ее уложили спать, осыпав поцелуями. Но, выходя на цыпочках из спальни, они с беспокойством оглядывались на нее, будто почуяв, что в девочке что-то изменилось.

Что ж, думала Винни, опершись руками о подоконник, она и впрямь изменилась. То, что с ней случилось, касалось только ее, и с этим ничего не поделаешь. Это — факт. И сколько бы она ни объясняла, все равно ее не поймут. Ей было радостно и вместе с тем одиноко. Она раскачивалась в кресле и вглядывалась в сумерки, погружаясь в надежный покой. Это чувство связывало ее с мамой, отцом и бабушкой крепкими нитями, слишком давними и дорогими для нее, чтобы их можно было разорвать. Но сейчас появились и новые нити, так же крепко привязывающие ее к Тукам, и она ощущала, как настойчиво они притягивают ее к ним.

За окном, над лесом, небо погружалось в темноту. Ни малейшее дуновение ветерка не освежало душную августовскую ночь. А вдали, на горизонте, над вершинами деревьев, блеснула яркая вспышка. Ослепительные белые молнии беззвучно сверкали вновь и вновь. Словно вспышки боли, подумала Винни. Скорей бы разразилась гроза!

Обхватив голову руками, она зажмурилась. И тут же перед ней возник человек в желтом костюме. Винни как наяву видела его, неподвижно лежащего на выжженной солнцем траве.

— Он не может умереть, — прошептала она, подумав о Мэй. — Не должен!

Винни вспомнила, что этот человек собирался сделать с источником, и словно услышала голос Тука: «Они все ринутся туда, как свиньи к корыту…» И поймала себя на мысли: «Если это правда насчет источника, тогда ему лучше умереть. Вот почему Мэй его…»

Вдалеке на дороге послышался дробный стук копыт: всадник торопился в деревню. А вскоре Винни услышала шаги, и в дверь постучали. Потихоньку выскользнув из комнаты, она затаилась наверху в тени лестницы. Это был констебль. Винни слышала, как он говорит:

— Значит так, мистер Фостер. Мы не можем настаивать на обвинении в похищении, так как ваша дочь заявляет, что похищения не было. Но в данном случае это не важно. Только что вернулся доктор. Этот парень… тот самый, которому вы продали землю… он умер.

Наступила тишина. Затем послышалось невнятное бормотание нескольких голосов, затем чиркнули спичкой, и до Винни донесся едкий сигарный дым.

— Да, здорово она его огрела. Он так и не очнулся. В общем, дело ясное, я все видел сам. Я все видел. Так что никаких вопросов. Ее как пить дать повесят.

Винни вернулась в комнату и забралась в постель. Она лежала в темноте, подмяв под себя подушку, и глядела в светлеющий прямоугольник окна, туда, где у самого края неба жарко вспыхивали зарницы. «Словно вспышки боли, — вновь подумала она, — тупой боли. Мэй убила человека в желтом костюме. Она и хотела его убить».

Однажды Винни убила осу, от испуга и злости, и как раз вовремя — когда та собиралась ужалить ее. Она прихлопнула осу тяжелой книжкой. А потом поглядела на раздавленное брюшко, на замершие тонкие крылышки, и ей захотелось, чтобы оса снова ожила. Она плакала над этой осой. Станет ли Винни плакать сейчас из-за этого мужчины в желтом костюме? Захочет ли она, чтобы он снова ожил? Кто знает… Но Мэй сделала то, что считала нужным. Винни закрыла глаза, чтобы не видеть эти беззвучные сполохи. Теперь очередь за ней. Она еще не знала точно, что именно, но что-то она сделает. Мэй Тук не должна оказаться на виселице.