Читаем без скачивания Эдельвейс - Лебедев Andrew

Ноги гудели, словно чугунные.

У Лизе-Лотты ноги так не гудели даже когда она в горы с Клаусом ходила.

Да, там был спорт, а здесь война.

Везде война и в тылу и на фронте.

Под утро, когда не было сил даже для того, чтобы уснуть, Лизе-Лотта встав у окна закурила свою уже шестую за эту ночь сигарету.

Она выпускала тонкими ноздрями крепкий дым эрзац-табака и глядела в сторону пожарища, красные отблески которого мерцали в небесах в той стороне где были заводы фирмы Манн и Блок.

Неужели её Клаус, случись ему оказаться в госпитале там на Восточном фронте, стал бы изменять ей?

И неужели прав тот одноглазый гауптман, когда он сказал, что на войне все девушки обязаны ублажать воинов, когда тем надо иметь женщину?

Лизе-Лотта докурила свою сигарету и пошла в сестринскую.

До конца смены оставалось еще два часа. …

Тот одноглазый гауптман как все равно наколдовал!.

Клаус и правда был ранен.

Но по порядку:

Когда они спустились с покоренного ими Эльбруса, капитана Грота вызвали в Берлин – он был представлен к Рыцарскому кресту, рапорт о взятии самой высокой горы Кавказа попал в ежедневную сводку Высшего Объединенного Командования Вермахта (ОКВ), а фотографии капитана Грота опубликовали все газеты и журналы.

Частичка славы досталась и Клаусу.

Он был вызван в штаб дивизии, где после вручения ему Железного креста Первого класса, фон Линде пригласили для "особо-конфиденциального разговора" с офицером из ОКВ.

Офицером оказался полковник, хорошо знавший и деда и отца Клауса.

– Со стариной Вили мы служили в рейтарах, – сказал полковник, – Вили был хорошим кавалеристом, а вот его сын стал прекрасным альпинистом, и кто бы мог подумать!

Разговор не был длинным.

Полковник предложил, как он изволил фигурально выразиться – "оседлать удачу"…

Это как в карточной игре, если тебе начинает везти, то надо делать ставки. И вот Клаус – ему так повезло! Русские без боя сдали им Горную гостиницу и они с Гротом беспрепятственно поднялись на Эльбрус. Так отчего бы не попытать Судьбу снова? Покуда везет!

И отчего бы вслед за Крестом Первого класса не попытать счастья и не рискнуть сходить за Рыцарским крестом?

А кроме того, что есть настоящий офицер без боевого приказа?

Хотите получить приказ, достойный ваших доблестей?

– Хочу, – ответил Клаус. …

Набрать команду из ста лучших высокогорных егерей и ждать дальнейших распоряжений.

Вот что пока мог сказать этот полковник.

– Но задание будет интересное, не каждому под силу, – пообещал полковник, по отечески похлопывая Клауса по плечу. …

Его рота высокогорных разведчиков была теперь на Кодорском перевале.

В отсутствие Клауса в роте за него командовал оберфельдфебель Волленгут.

С Фрицци Волленгутом у Клауса сложились достаточно странные и нетипичные для армии отношения.

Начать с того, что старина Фрицци был на двадцать три года старше молодого фон Линде и успел послужить еще в Первую мировую.

"Le Mond etes petit" как любил говорить Фрицци, щеголяя своим французским, что было следствием трех лет его службы в Лионе, Дижоне, Реймсе и Авиньоне, еще в семнадцатом году, когда самого Клауса еще не было на свете.

Да, воистину – тесен мир*, по молодости Фрицци служил под началом деда *Le Mond etes petit – мир тесен (фр) Клауса фон Линде – в двадцать восьмом баварском полку, которым и командовал тогда Карл Оскар фон Линде.

Может именно и от этого обстоятельства, отношения Фрицци к Клаусу носили некий оттенок отеческой заботливости, как отношения опекуна и ангела-хранителя. В роте Фрицци был для Клауса неким старым добрым родственником, постоянно заботящемся о том, чтобы с юным отпрыском фон Линде ничего не случилось.

Клауса это немного смущало, особенно когда кто-либо из камарадов пытался сострить по поводу юного командира роты и его старой няньки. Де, ротой егерей высокогорной разведки командует бабушка Фрицци и ее внучонок Клаус. Но за такую шутку, посмей ее сказать кто-нибудь в присутствии "бабушки", можно было схлопотать большие неприятности. В роте уважали старину Фрицци и к его желанию опекать молодого "обера" с приставкой "фон" относились снисходительно, как к причудам старого но очень уважаемого человека.

Так что Клаус принял условия игры, которые его совершенно устраивали. Обо всем и по каждому случаю нужно было посоветоваться с оберфельдфебелем Волленгутом. А уже потом отдать приказ. У русских, рассказывали, тоже была подобная система.

Там командир всегда сперва советовался с политруком.

– Как дела, Волленгут? – поинтересовался Клаус, едва прибыв в расположение роты.

Их рота была придана боевой группе Штетнера и имела задачу огнем и маневром обеспечивать продвижение основных сил группы по долине реки Бсыпь на Восток.

– Ночью русские овладели господствующей высотой и теперь не дают саперам навести мостовую переправу, чтобы прошли вьючные животные с горными орудиями и боеприпасами, – отвечал Волленгут.

Они сидели в хорошо замаскированном окопе возле стереотрубы, направленной в сторону почти отвесной скалы, с вершины которой русские вели ружейную и пулеметную стрельбу.

– Наша задача снять оттуда их пулеметы, – сказал Волленгут, настроив стереотрубу и уступая Клаусу место у окуляров.

– Как же они туда залезли? – недоумевая, и чисто риторически спросил Клаус.

Он развернул свое кепи с алюминиевым эдельвейсом козырьком назад, чтобы кепи не мешала глядеть в окуляры.

– Они ночью залезли, Клаус, – ответил Волленгут, – представь, мы произвели разведку, доложили что все чисто, а как только саперы выдвинулись навести мост, их обстреляли оттуда из пулеметов. Троих саперов из второго батальона насмерть.

Штеттнер негодовал и топал ногами. Так что, надо как то думать, как снять оттуда этих русских.

– И минометы здесь мало пользы принесут, – вслух уныло рассуждал Клаус, все глядя в окуляры стереотрубы.

– Это точно, – подтвердил Волленгут, – из миномета стрелять тут пользы мало будет.

– А что, если на ту вершину горную пушку затащить? – спросил Клаус, махнув рукой в сторону противоположной от занятой русскими скалы.

– Горную Geb-Flac – 38? – уточнил Волленгут, – так ее нам туда не затащить.

– Нет, более легкую, – ответил Клаус, – эту новую безоткатную IG-18 F.

Клаус имел ввиду совершенно новую горную 105 миллиметровую безоткатную пушку, только что поступившую на вооружение артиллерийских горно-вьючных дивизионов, которая изготовлялась из легких сплавов, разбиралась и разобранная потом упаковывалась в четыре контейнера, которые запросто могли нести либо два вьючных животных или четверо горных егерей.

– Это, конечно можно, – пожал плечами оберфельдфебель, – но сколько времени это займет? Да и русские на это сложа руки глядеть не станут, как мы на стенку пушку потащим, тоже что-нибудь такое придумают затейливое.

Тем временем, русский снайпер, засевший на горе, вероятно заметив блеск стекол стереотрубы, дважды выстрелил по их окопу.

Пули противно просвистев над ухом со стуком впились в твердую глиняную стенку окопа.

– Так дело не пойдет! – крикнул Клаус пригибаясь, – надо что-то решать.

– Да, а не то Штеттнер с нас с обоих головы снимет, – согласился Волленгут.

Решение пришло как то само собой.

Русским удалось подбить из пулемета один из "кюбельвагенов", принадлежавший батальону саперов.

И теперь этот "кюбель" горел и чадил черным-пречерным дымом, который ветер относил как раз в сторону горы, занятой русскими.

– А что больше всего дымит? – спросил Клаус, – покрышки шин?

– Да, – подтвердил Фрицци, – если их бензином облить, то сплошная дымовая завеса получится.

Не долго думая, Клаус послал оберефрейтора Хайнрици с двумя егерями к саперам за бензином и за старыми покрышками.

Хайнрици вернулся с двумя канистрами бензина и с целым ворохом старых резиновых камер, которые саперы использовали в качестве надувных плавсредств.

– Хорошенький костерок заделаем, командир! – хихикнул Хайнрици, потирая руки.

– Тебе бы только поджигать! – подначил его Фрицци, – не ты ли рейхстаг поджигал в тридцать пятом году?

Три груды резины, облитые бензином хорошо занялись, разгораясь каким то неестественным желто-зеленым огнем. Зато дым от резины повалил такой черный, какой бывает разве только при извержении вулкана Везувия раз в тысячу лет. Такой дым наверное валил из вулкана в тот день, когда погиб город Помпеи.

– Русским теперь ни черта не видно, – с удовлетворением заметил Волленгут.

Под дымовой завесой, два егеря – скалолаза достаточно быстро влезли на стенку, и сбросив оттуда веревки, через блоки, стали поднимать наверх компактно упакованное в контейнеры горное орудие.

– Не давай резине потухнуть, – кричал Клаус Хайнрици, ответственному за дымовую завесу.

В какие-нибудь пол-часа работа была проделана.