Читаем без скачивания Маленькие дикари - Эрнест Сетон-Томпсон

– В разных племенах – разные обычаи. Но Солнечный Танец и Испытание Огнем устраивают чаще всего, и они ужасно трудные.

– Ну, а ты проходил эти испытания? – спросил Сэм.

– Еще бы! – сказал Ян, вспоминая сожженные на солнце плечи и руки. – Я выдержал их так, что все признали меня самым лучшим воином племени. – Он, правда, не пояснил, что был единственным человеком во всем племени. – И меня единогласно назвали «Пылающий Восход».

– Я тоже хочу быть Пылающим Восходом! – пропищал Гай.

– Ты? Да еще неизвестно, подходишь ли ты вообще, Желтая Сельдь! Какое ты хочешь пройти испытание?

Гай предпочел Солнечный Танец. Он и до того был достаточно загорелым, поэтому, хотя он и плясал вокруг типи в трусиках целый день, кожа его не обуглилась.

Когда солнце село, вожди собрались на совет.

Оглядев с ног до головы нового воина, Старейший Вождь мрачно покачал головой и сказал:

– Слишком неопытен, чтобы загореть как следует. Назовем его Молодой Веткой.

Напрасно Гай возражал. Отныне он стал Веткой и так должен был называться до тех пор, пока не заслужит более достойное имя.

Затем по кругу пошла трубка мира, и Гай был объявлен третьим вождем сэнгерских индейцев.

Гай был самым безобидным во всем племени, и, может быть, поэтому ему особенно нравилось раскрашивать свою круглую смеющуюся рожицу под свирепое лицо дикаря. Вот только глаза у него были выцветшего голубого цвета, а не черные, как у краснокожих. Свою растрепанную белобрысую голову он мог скрыть под пучками конского волоса, военная раскраска избавляла его от веснушек, и лишь белесые ресницы и блеклые поросячьи глазки ничем нельзя было подменить. Но Гай ни с кем не делился своим горем, потому что знал: проведай кто-нибудь из мальчиков об этом, он сразу получит новое имя – Пупсик, или Птенец, или какое-нибудь другое ужасное, совсем не индейское прозвище.

XIV. Ссора

– Знаешь, Ян, сегодня я малиновку видел.

– Это что-то новое! – недоверчиво сказал Ян.

– У нас она самая красивая птица.

– Ну, а колибри?

– Вот уж сказал! Она просто маленькая, но не такая красивая.

– Теперь ясно, что ты ничего не понимаешь в птицах, – возразил Ян. – Потому что эти прелестные крылатые жемчужины одновременно и самые маленькие и самые красивые среди всего пернатого мира. – Эту фразу Ян прочел где-то и удержал в своей памяти.

– Фу! – сказал Сэм. – Совсем как в книжке! А я видел сотни колибри у нас в саду и держу пари, что малиновка гораздо красивее твоих колибри! Она алая, как кровь, и горит, словно огонь, а крылья у нее черные. Бабушка Невилль говорит, что индейцы называют ее Птицей войны, потому что, где она пролетит, начинается война.

– А, так это кардинал, – сказал Ян. – Где ты его видел?

– Да просто он слетел с ветки и уселся на верхний шест типи.

– Надеюсь, у нас война не начнется… Вот бы мне одного кардинала для чучела!

– Я выстрелил из лука, но ни стрелы, ни птицы больше не видал. Это была моя лучшая стрела – еще одна Верная Смерть.

– А ты отдашь мне стрелу, если я ее найду? – спросил Гай. – Не веришь? Ну, а что ты дашь за это? Смолу пожевать, ладно?

– Нет.

– Ну, хоть чуточку!

– Согласен.

– Держи свою старую стрелу, – вдруг сказал Гай и вытащил ее из расщелины в дереве. – Я видел, как она ткнулась сюда.

Ранним утром индейцы, наведя на лица военную раскраску, вышли в обход. Они, конечно, были вооружены луками и стрелами и поминутно вглядывались в следы на тропе и прислушивались, нет ли поблизости врага.

Воины неслышно ступали своими мокасинами. Их загорелые тела скользили между огромными стволами древних деревьев, а проницательные взоры впивались в каждый дрогнувший листок. Так, по крайней мере, говорится в записной книжке Яна.

Они шли очень тихо, и все-таки вспугнули маленького ястреба. Вслед птице полетели три стрелы, но напрасно.

Ян взглянул на дерево, откуда метнулась птица, и воскликнул:

– Гнездо!

– По-моему, это просто шар из пуха, – возразил Гай.

– Не выдумывай! – сказал Ян. – Мы же с этого дерева согнали ястреба.

Ян лазил лучше всех. Скинув головной убор, куртку и брюки, он стал быстро карабкаться по стволу, не обращая внимания на липкие смоляные капли, выступившие из коры.

Не успел Ян скрыться в нижних густых ветвях, как Гай предложил Сэму подшутить над Маленьким Бобром.

Они набили травой куртку и брюки Яна, надели головной убор вождя на чучело, стрелой пригвоздили его к земле, а сами удрали.

Добравшись до самой верхушки, Ян увидел, что воображаемое гнездо – это всего-навсего нарост, который часто бывает на пихтах. Ян окликнул товарищей, но никто не ответил, и он спустился вниз. Сначала чучело его насмешило, но, разглядев, что куртка его порвана, а стрела сломана, Ян расстроился. Приятелей нигде не было видно. В типи их тоже не оказалось. Посидев немного у костра, он пошел к плотине. Ян не заметил, как в типи прокрались Гай и Сэм. Вернувшись, он увидел, что они роются в его записной книжке и Сэм читает вслух:

Пустельга, пустельга – отважная птичка!

Ты…

В ту же секунду Ян выхватил записную книжку из рук.

– Готов спорить, дальше идет рифма «певичка», – сказал Сэм.

Лицо Яна пылало от стыда и гнева. Он любил сочинять стихи, но всегда скрывал это от других. Случай с храброй пустельгой, который он наблюдал тихим летним вечером, Ян описал в одном из стихотворений.

Гай, который был заодно с Сэмом, заметил безразличным тоном, словно сообщая какую-то всем известную вещь:

– Говорят, сегодня в лесах убили бесстрашного хохлатого индейца?

Но Яну было не до шуток. Он догадался, что виной всему Гай, и, обернувшись к нему, сердито сказал:

– Помолчи, ты!

– Я не тебе говорю, – ухмыльнулся Гай.

Из типи донесся тихий говор и смех. Ян пошел к плотине и принялся замазывать трещины. В типи все стихло, потом оттуда вышел Гай. Приняв театральную позу и обращаясь к дереву над головой Яна, он начал декламировать:

Пустельга, пустельга – отважная птичка!

Ты – чудесная певичка!

Глина была под рукой, и большой комок тут же полетел в насмешника. С громким визгом Гай помчался к типи.

– Тебя встречают цветами! – послышался голос Сэма. – Выйди и прими новые букеты. Ты их заслужил. Сообщи мне, когда начнут вызывать автора.

И снова раздался смех. Ян вконец рассердился. Он схватил толстую дубину и швырнул ее в типи. Сэм, приподняв противоположный край типи, выскользнул наружу. Гай хотел последовать за ним, но Ян настиг его.

– Пусти! Я ничего тебе не сделал! Сэм! Сэ-эм! Помоги! – кричал Гай, пока на него сыпались удары.

– Не мешай мне! – раздался голос Сэма. – Я пишу стихи! Это совершенно особое занятие. А Ян добрый, он тебя только немножко поучит.

Гай вопил и орал во все горло.

– Ты получишь еще, если вздумаешь открыть рот! – сказал Ян, и тут он увидел Сэма с записной книжкой в руках.

Заметив Яна, Сэм откашлялся и начал:

Пустельга, пустельга – отважная…

Но кончить он не успел: Ян кинулся к нему, и мальчики схватились не на шутку. Гай поспешил на помощь к Сэму и несколько раз стукнул Яна.

Ян был худой, но очень ловкий, да к тому же он сильно окреп за время своего пребывания в Сэнгере, а в школе научился приему борьбы, известному, может, со дня сотворения мира, – кидать противника через спину. Ярость придала ему силы, и, как только они схватились, Ян, выждав удобный момент, кинул Сэма вверх ногами на землю.

Никто не заметил в пылу драки, что неподалеку стоял и наблюдал за ними Уильям Рафтен. Он скорее с грустью, чем с гневом следил за битвой. Не потому, что его огорчила ссора мальчиков, – нет, он слишком хорошо знал мальчишескую душу, чтобы придавать этому значение; но он не мог смотреть спокойно, как его большой и сильный сын терпит поражение в равной борьбе с худым и болезненным на вид мальчиком.

Так ничего и не сказав, Рафтен повернулся и ушел.

XV. Примирение

В тот вечер мальчики избегали друг друга. Ян почти ничего не ел и на заботливые расспросы миссис Рафтен отвечал, что ему нездоровится. После ужина все остались сидеть за столом в каком-то дремотном молчании. Ян решил про себя, что Сэм расскажет обо всем отцу, да к тому же приврет, а Гай его поддержит.

Пришел конец веселой жизни в Сэнгере, думал Ян. Он чувствовал себя как преступник, ожидающий приговора. Среди присутствующих только маленькая Минни, сестренка Сэма, которой едва сровнялось три года, веселилась и громко болтала. Как и все дети, она очень любила говорить что-нибудь «по секрету».

Минни играла около Сэма. Он поднял ее и шепнул что-то на ухо. Она слезла с его колен, подошла к Яну, и, когда тот ласково взял девочку на руки, она шепнула ему: «Секрет, никому не говори». Соскользнув на пол, она приложила пальчик к губам.

Что это должно было значить? То ли Сэм подослал ее, или она, как обычно, повторила свою излюбленную игру? Ласка ребенка отогрела сердце Яна, и, прижав девочку к себе, он тихонько сказал: «Нет, Минни, я никому не скажу».