Читаем без скачивания История обыкновенного безумия - Чарльз Буковски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты самый уморительный клоун в городе, Буковски. Только найди себе оправдание посерьезней.
— Ну что ж, давайте подумаем… То, что лежит перед вами, развалившись на мостовой, является конечным продуктом свадьбы, дзэнской свадьбы.
— Ты хочешь сказать, что нашлась женщина, которая и вправду пыталась выйти за тебя замуж?
— Да не за меня, засранец…
Полицейский с фонариком нагнулся и врезал мне фонариком по носу.
— Мы требуем уважения к представителям закона.
— Извините.
Я на минутку забылся. Кровь стекала по шее и капала на рубашку. Я очень устал — от всего на свете.
— Буковски, — спросил тот, который только что употребил фонарик, — почему ты все время напрашиваешься на неприятности?
— Забудьте весь этот бред, — сказал я. — Везите меня в тюрьму.
Они защелкнули наручники и швырнули меня на заднее сиденье. Все та же грустная старая история.
Ехали они медленно, болтая о всевозможных лишенных смысла вещах — к примеру, о том, как бы расширить веранду или бассейн или о дополнительной комнате в глубине дома для бабушки. А потом дело дошло до спорта — они ведь были настоящими мужчинами, — у «Доджеров» оставались шансы, даже при том, что на первое место претендовали еще две или три команды. Все та же семейственность: если выигрывали «Доджеры», выигрывали и они. Если человек совершал посадку на Луну, совершали посадку на Луну и они. Но стоит умирающему с голоду попросить у них монетку — ага, нет документов, уебывай, недоносок. То есть это когда они в штатском. Еще ни один умирающий с голоду никогда не просил монетку у полицейского. Наша репутация безупречна.
Потом меня запустили в обычную мясорубку. После того, как я был в тридцати ярдах от дома. После того, как я был единственным живым человеком в доме, где собралось пятьдесят девять гостей.
И вот я вновь очутился в этой особой длинной очереди из людей, в чем-нибудь да виновных. Те, кто был помоложе, знать не знали, что их ждет. Они впутались в темное дело, называемое КОНСТИТУЦИЕЙ и их основными ПРАВАМИ. Молодые полицейские, как в городской каталажке для пьяных, так и в окружной, проходили обучение на алкашах. Они должны были демонстрировать свои успехи. Пока я смотрел, они посадили одного малого в лифт и принялись возить его вверх и вниз, вверх и вниз, а когда он оттуда выбрался, уже едва ли можно было понять, кто он такой, да и кем он был прежде, — чернокожим, что-то орущим о правах человека. Потом они принялись за белого, крикнувшего что-то о КОНСТИТУЦИОННЫХ ПРАВАХ; на него набросились четверо или пятеро, они так крепко его отделали, что он был не в силах ходить, и, когда его приволокли назад, то попросту прислонили к стене, он стоял, а его трясло, все тело было исполосовано багровыми рубцами, он стоял и дрожал крупной дрожью.
Меня снова сфотографировали, уже в который раз. В который раз сняли отпечатки пальцев.
Меня отвели в камеру для пьянчуг, открыли мне дверь. После чего еще нужно было найти местечко на полу, среди ста пятидесяти человек. Одна параша на всех. Всюду блевотина и моча. Я отыскал себе место среди собратьев. Я был Чарльзом Буковски, фигурировавшим в литературных архивах Калифорнийского университета в Санта-Барбаре. Кое-кто там считал меня гением. Я растянулся на досках. Услышал молодой голос. Голос мальчишки.
— Мистер, за четверть доллара могу у вас отсосать!
Полицейские обязаны были отбирать всю мелочь, все купюры, документы, ключи, ножи и так далее, плюс сигареты, после чего вы получали квитанцию. Которую либо теряли, либо продавали, либо у вас ее попросту крали. Но в камере все равно водились деньги и сигареты.
— Извини, паренек, — сказал я ему, — у меня выгребли все до последнего цента.
Четыре часа спустя я ухитрился уснуть. Там.
Лучший шафер на дзэнской свадьбе. Причем готов биться об заклад, что в ту ночь жених и невеста даже не поеблись. А вот кое-кому это удалось.
Примирение
На Рэмпарт я вышел из автобуса, потом прошел один квартал обратно до Коронадо, взобрался на небольшой пригорок, поднялся по ступенькам к тропинке, дошел по тропинке до входа в мой верхний двор. Довольно долго я стоял у двери, чувствуя, как солнце греет мне руки. Потом отыскал ключ, открыл дверь и начал подниматься по лестнице.
— Кто там? — услышал я голос Мэдж.
Я не ответил. Я медленно топал наверх. Я был очень бледен и немного ослаб.
— Кто там? Кто пришел?
— Не дергайся, Мэдж, это всего лишь я.
Одолев лестницу, я остановился. Мэдж сидела на кушетке, в старом зеленом шелковом платье. В руке она держала стакан портвейна, портвейна с кубиками льда — так, как она любила.
— Малыш! — Она вскочила. Целуя меня, она выглядела обрадованной. — Ах, Гарри, неужто ты и вправду вернулся?
— Может быть. Если сейчас не сдохну. В спальне кто-нибудь есть?
— Не дури! Хочешь выпить?
— Говорят, мне нельзя. Надо есть вареную курицу, яйца всмятку. Мне дали целый список.
— Вот сволочи! Садись. Может, примешь ванну? Съешь что-нибудь?
— Нет, просто посижу.
Я подошел к креслу-качалке и сел.
— Сколько осталось денег? — спросил я ее.
— Пятнадцать долларов.
— Быстро же ты тратишь.
— Я…
— Сколько уплачено за квартиру?
— За две недели. Я не сумела найти работу.
— Знаю. Слушай, а где машина? Что-то я ее там не заметил.
— О господи, новости скверные. Я ее кое-кому одолжила. Они разбили весь передок. Я надеялась, что ее отремонтируют до твоего возвращения. Она в гараже на углу.
— Но машина еще на ходу?
— Да, но я хотела, чтобы отремонтировали передок.
— С помятым передком можно ездить. Главное, чтобы уцелел радиатор и фары были на месте.
— Боже мой! Я же просто хотела все сделать как надо!
— Сейчас вернусь, — сказал я ей.
— Гарри, ты куда?
— Взгляну на машину.
— Может, подождешь до завтра, Гарри? Ты плохо выглядишь. Останься. Давай поговорим.
— Я вернусь. Ты же меня знаешь. Терпеть не могу незаконченных дел.
— Ах, черт возьми, Гарри!
Я начал спускаться по лестнице. Потом поднялся опять.
— Дай мне эти пятнадцать долларов.
— Ах, черт возьми, Гарри!
— Слушай, кто-то должен удерживать этот корабль на плаву. Ты этого делать не будешь, мы с тобой это знаем.
— Видит бог, Гарри, я уже с ума схожу. Пока тебя не было, я каждое утро искала работу. И ни черта не нашла.
— Дай мне эти пятнадцать долларов.
Мэдж взяла свою сумочку и заглянула в нее.
— Слушай, Гарри, оставь мне денег на бутылку вина, эта уже почти пустая. Я хочу отпраздновать твое возвращение.
— Не сомневаюсь, Мэдж.
Порывшись в сумочке, она протянула мне десятку и четыре купюры по одному доллару. Я выхватил сумочку, перевернул и высыпал содержимое на кушетку. Вывалилось все ее дерьмо. Плюс мелочь, маленькая бутылочка портвейна, долларовая купюра и еще одна, пятидолларовая. Мэдж потянулась за пятеркой, но я опередил ее, выпрямился и влепил ей затрещину.
— Ах ты, ублюдок! Как был прижимистым сукиным сыном, так и остался!
— Ага, именно поэтому я и не умер.
— Опять ты меня ударил, я ухожу.
— Ты же знаешь, детка, что мне не нравится тебя бить.
— Ага, меня-то ты бьешь, а мужчину ни за что не ударишь.
— При чем тут это, черт подери?
Я взял пятерку, снова спустился по лестнице.
Гараж был за углом. Когда я вошел на стоянку, японец красил новую решетку в серебристый цвет. Я остановился рядом.
— Господи, да у вас выйдет похлеще Рембрандта, — сказал я ему.
— Это ваша машина, мистер?
— Ага. Сколько с меня?
— Семьдесят пять долларов.
— Что?
— Семьдесят пять долларов. Ее сюда пригнала дама.
— Ее сюда пригнала шлюха. А теперь слушайте. На семьдесят пять долларов вся машина не тянула. И до сих пор не тянет. Вы же эту решетку за пятерку на свалке купили.
— Слушайте, мистер, дама сказала…
— Кто?
— Ну, та женщина…
— Я за нее не отвечаю, старина. Я только что вышел из больницы. Так вот, я заплачу вам сколько смогу и когда смогу, но пока что я не работаю, а чтобы устроиться на работу, мне нужна эта машина. Она нужна мне прямо сейчас. Если устроюсь на работу, смогу расплатиться. Если не устроюсь, не смогу. Но если вы мне не верите, вам придется оставить машину у себя. Я отдам вам права. Вы знаете, где я живу. Если хотите, я схожу домой и принесу их.
— Сколько вы можете дать мне сейчас?
— Пятерку.
— Маловато.
— Я же сказал, что только что вышел из больницы. Как найду работу, смогу расплатиться. Либо такой вариант, либо машина остается у вас.
— Ладно, — сказал он, — я вам верю. Давайте свою пятерку.
— Вы даже не представляете, как много мне пришлось потрудиться за эти пять долларов.
— Что вы имеете в виду?
— А, пустяки.