Читаем без скачивания Зимний путь - Жауме Кабре
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со зрением у нее все было в порядке, и зубы почти все свои, и ноги ходили будь здоров, но бегать по пешеходным переходам она отнюдь не собиралась. А потому подумала, погуди, погуди, я-то никуда не тороплюсь. И вызывающе поглядела на взвинченного человека за рулем синей машины, который высунул руку из окна и нервно постукивал по кузову, другой рукой поднося зажигалку к сигарете. Это он ей гудел, как будто она не видит, что для пешеходов все еще горит зеленый. Поспешишь – людей насмешишь.
Старушка тут же выбросила этого нахала из головы и принялась глазеть на витрины: самое любимое ее занятие всякий раз, как она возвращалась домой этой дорогой. Ах, какое платьице. Была бы я помоложе. Все-таки хочется спросить, сколько оно стоит, но как-то неловко. Скажу им, что хочу его племяннице купить. Хотя какое им, в сущности, дело? По дороге она заметила, как инспектор дорожного движения остановилась перед машиной и что-то пишет, и решила, наверное, штраф выписывает. Быть бы мне помоложе, давно бы сдала на права, подумала она. И пошла дальше; ей хотелось поскорее прийти домой: она никогда не курила посреди улицы, считая, что в таком возрасте это неприлично. И снова засмотрелась на какое-то платьице. Нет, такое бы я не надела, если бы даже была помоложе. Сплошные мини-юбки теперь. Хотя платье-то красивое, ничего не скажешь. Она подняла голову и застыла: в витрине высилось отражение чернобородого мужчины, который низким голосом напевал себе под нос мелодию из хора рабов в опере «Набукко»[18]. Напугалась бабушка, подумало отражение. И он тут же забыл про старушку, которая продолжала путь, перебирая в голове свои неясные мечты, и сосредоточился на витрине. Эротичная женская одежда. Это зеленое платье жене бы не подошло: у нее слишком широкая талия. С некоторой горечью он поправил себя: у нее талия с каждым днем все шире. А вот Сильвии бы подошло. Сильвии все к лицу. Он поднапрягся и разглядел цену. Черт. Черт. Не похоже, что он может себе такое позволить, не возбуждая подозрений супруги.
Смирившись со своей участью, он отошел от витрины. И разозлился, что какие-то охранники в форме не дают ему пройти по тротуару, потому что в это самое время тут остановился грузовик, из которого носильщики выгружают деревянные ящики для перевозки предметов искусства. Картины привезли, подумал он. В Фонд культуры их несут. Ему стало досадно, что приходится идти по дороге из-за того, что у них тут разгрузка. Не пропустить бы эту выставку. Не пропустить бы много чего интересного, ведь даже встречи с Сильвией понемногу начинали покрываться налетом скуки. И он тихим-тихим баритоном принялся напевать какую-то песню из «Winterreise»[19], в которой говорилось «Eine Strasse muss ich gehen, Die noch keiner ging zurück»[20], и ему взгрустнулось. Прямо перед ним бесшумно и стремительно начал свой путь в никуда величественный лимузин, чтобы через тридцать метров остановиться на светофоре. За несколько шагов до подъезда бородатый баритон достал из кармана связку ключей и на автомате, уверенными движениями стал выбирать нужный ключ. Поднимаясь по лестнице, он насвистывал предназначенную для этого мелодию (адажио из «Американского» квартета Дворжака)[21], как делал каждый день и каждый год. Как всегда по четвергам, из духовки доносился аромат запеченного риса, и он подумал, какое счастье, что жена так хорошо готовит, уж этого у нее не отнимешь.
– Привет, – донеслось до него с другого конца квартиры. – Ты чего сегодня вернулся так рано?
– Да так… – И, проходя по коридору: – Что, починили нашу стиральную машину?
Пыль
Корешок нераскрытой книги, стоящей на полке, пытается заговорить с той же отчаянной беспомощностью, с какой мычит узник, которому разбойники завязали глаза и вставили в рот кляп.
Гастон Лафорг[22]
Ей часто приходил в голову вопрос, сколько тысяч книг в этом доме. Однако переступала его порог она с таким благоговейным ужасом, что даже вздохнуть боялась, и так старалась не допустить ни малейшей ошибки, чтобы не потерять работу, что не решалась спросить об этом сеньора Адриа. И делала все то, что ей было велено: по понедельникам, средам и пятницам заполняла карточки своим красивым почерком. А по вторникам и четвергам стирала пыль, потому что слой пыли на книге – признак постыдной небрежности и низости. Сперва она взялась обтирать их мокрой тряпочкой, но их корешки, почерневшие за долгие годы забвения, от влажности превращались в темную кашицу, что ухудшало положение вещей. Тогда Тере посоветовала, что лучше всего пользоваться пылесосом, а если нет такой возможности, то традиционной перьевой метелкой. Ей пришлось прибегнуть к традиционному способу, потому что спрашивать у сеньора Адриа, не найдется ли у него в хозяйстве пылесоса, ей не хватило духу. А на книгах, которые она сейчас обмахивала этой метелочкой, лежал толстенный слой пыли, от которого Виктории хотелось избавиться, не дожидаясь, пока он сам его заметит.
Сеньор Адриа был для нее загадкой. По всей вероятности, человек богатый; без всякого сомнения, одинокий. Он никогда не выходил из дома, вообще никогда, и все время читал, перебирал руками книги, заполнял карточки или рассматривал их; или же с нескрываемым удовольствием распаковывал посылки с новыми приобретениями – в большинстве своем потертыми, старыми, иногда очень старинными книгами. Книги его с ума сводили. Тони был помешан на сексе, а сеньор Адриа был помешан на книгах. Сегодня ей предстояло смахивать пыль, а значит, к вечеру она будет валиться с ног от усталости, с пересохшим горлом и носом, со вкусом пыли во рту, ведь в этом доме книжных полок видимо-невидимо, и пыли на них великое множество.
Она почувствовала, как за ее спиной он перелистывает страницы книги, стоящей на пюпитре, и подумала, что нельзя так жить: человек должен двигаться, дышать свежим воздухом, беседовать с друзьями, хотя бы сходить полакомиться чем-нибудь вкусненьким. А ему это не нужно.
Виктория спустилась со стремянки, на которую пришлось взгромоздиться, чтобы уделить внимание ВОСТОЧНОЙ ПОЭЗИИ. Краем глаза она заметила, если, конечно, не ошиблась, что сеньор Адриа за ней наблюдает. Но когда попыталась в этом удостовериться, убедилась, что он с головой погружен в книгу.
В первый день, когда он отворил ей дверь
