Читаем без скачивания Джек Ричер, или Гость - Чайлд Ли

Нагнувшись к диктофону, Дирфилд нажал клавишу паузы.

– Я все правильно сказал? Учитывая, какой вы дока по части прав Миранды?

Ричер ничего не ответил. Снова улыбнувшись, Дирфилд отжал клавишу паузы, и диктофон с жужжанием ожил.

– Вы понимаете свои права? – спросил он.

– Да, – ответил Ричер.

– Вы хотите сделать какое-либо заявление?

– Нет.

– Это все? – спросил Дирфилд.

– Да, – ответил Ричер.

Дирфилд кивнул.

– Закончим на этом.

Он выключил диктофон.

– Я требую освобождения своего клиента под залог, – сказала Джоди.

Дирфилд покачал головой.

– В этом нет необходимости. Мы отпускаем его под подписку о невыезде.

В комнате наступила тишина.

– А что насчет другого обвинения? – наконец спросила Джоди. – Я имею в виду тех убитых женщин?

– Расследование продолжается, – сказал Дирфилд. – Ваш клиент свободен.

Глава 5

Ричера отпустили около трех ночи. Джоди разрывалась между желанием остаться с ним и необходимостью вернуться в офис и продолжить свое ночное бдение. Ричеру удалось ее успокоить и отправить назад на работу. Один из местных агентов подбросил Джоди до Уолл-стрит. Ричеру вернули все его вещи, за исключением пачки украденных денег. Затем другой местный агент отвез его в Гаррисон, промчавшись пятьдесят восемь миль за сорок семь минут. Он установил на приборной панели красную мигалку, подсоединенную проводом к прикуривателю, и не выключал ее всю дорогу. Красные блики отражались от густого тумана. Ночь выдалась темная и холодная, и дорожное покрытие было мокрым и скользким. Агент не произнес ни звука. Просто резко затормозил у дорожки, ведущей к особняку Ричера, и рванул с места, как только захлопнулась передняя правая дверца. Ричер проводил взглядом мигающий красный огонек, скрывшийся в речном тумане, и направился к дому.

Особняк достался ему в наследство от Леона Гарбера, отца Джоди и командира Ричера. Та неделя в самом начале лета была полна неожиданностей, как хороших, так и плохих. Ричер снова встретился с Джоди после стольких лет, узнал, что она была замужем и развелась, узнал, что Леон умер, оставив ему этот дом. Ричер любил Джоди в течение пятнадцати лет, с тех пор как впервые увидел ее на военной базе на Филиппинах. Ей тогда исполнилось пятнадцать лет, она только начинала расцветать красотой взрослой женщины. Но она была дочерью его командира, и Ричер безжалостно сокрушил свои чувства, словно постыдную тайну, не дав им увидеть белый свет. Ричеру казалось, что этими чувствами он предаст и Джоди, и Леона, а на такое предательство он не пошел бы никогда, потому что Леон был для своих подчиненных царем и богом и Ричер любил его как родного отца. Что заставляло его воспринимать Джоди как свою сестру, а к родной сестре таких чувств не испытывают.

По воле случая Ричер попал на похороны Леона. Там он снова встретил Джоди, и они смущенно препирались друг с другом пару дней, пока она не призналась в том, что испытывала те же самые чувства и скрывала их по тем же самым причинам, только вывернутым наоборот. Это откровение стало громом среди ясного неба, ослепительным протуберанцем счастья, озарившим ту неделю неожиданностей.

Встреча с Джоди стала хорошей неожиданностью, а смерть Леона – плохой, тут не было никаких сомнений, но доставшийся в наследство особняк явился одновременно и хорошей, и плохой неожиданностью. Этот лакомый кусок первоклассной недвижимости стоимостью полмиллиона долларов горделиво высился на берегу Гудзона напротив академии Уэст-Пойнт. Особняк был очень уютный, но он стал для Ричера головной болью. Он приковал Ричера к месту, отчего ему стало очень неуютно. Всю свою жизнь он постоянно находился в движении, поэтому ему никак было не привыкнуть к необходимости оставаться долго на одном месте. К тому же Ричер никогда не жил в особняках. Казармы, служебные квартиры, мотели были ему более привычны. Это успело впитаться в его кровь.

И еще его беспокоила мысль о собственности. Всю свою жизнь Ричер не имел ничего больше того, что могло поместиться у него в карманах. В детстве у него была бейсбольная бита, и больше почти ничего. Став взрослым, он однажды прожил целых семь лет, не имея абсолютно ничего своего, кроме пары ботинок, которые он предпочитал казенным. Затем женщина подарила ему бумажник с затянутым пластиком окошком, в которое была вставлена ее фотография. Расставшись с женщиной, Ричер выбросил фотографию, но бумажник оставил. Так прошли следующие шесть лет службы: с ботинками и бумажником. После увольнения он добавил к ним зубную щетку, складывающуюся пополам, которую он хранил в кармане как ручку. Еще у него были часы. Армейского образца, начинавшие жизнь казенной собственностью, но ставшие его личными, когда Министерство обороны не потребовало их назад. И все. Ботинки на ногах, одежда на теле, мелочь в кармане брюк, крупные купюры в бумажнике, зубная щетка в кармане куртки и часы на руке.

И вдруг у него появился целый дом. А дом – это очень запутанная штука. Большой, сложный, живой организм. Все началось с подвала. Подвал оказался огромным мрачным пространством с бетонным полом и бетонными стенами и балками перекрытий, выступающими над головой подобно костям скелета. В подвале находились трубы, провода и механизмы. Топка. Где-то во дворе была закопана цистерна с мазутом. На улице также находился колодец. Большие круглые трубы дренажной системы проходили сквозь стены. В целом это была сложная, взаимосвязанная машина, и Ричер понятия не имел, как она работает.

Вверху все выглядело уже более нормальным. Лабиринт комнат, дружелюбно убогих и неухоженных. У каждой свои секреты. Где-то не работали выключатели. Одно окно рассохлось и не желало открываться. Электрическая плита на кухне оказалась такой мудреной, что ею невозможно было пользоваться. По ночам весь дом скрипел и стонал, напоминая Ричеру, что все это происходит наяву и о доме надо заботиться.

И ко всему прочему дом был не просто материальным объектом. Он вел еще и бюрократическое существование. По почте прислали что-то о «праве собственности». Потом надо было думать о страховке. Потом налоги. Городской налог, школьный налог, уплата за экспертизу, налог на имущество. Затем нужно было оплачивать счет на вывоз мусора. И не забывать о намеченном завозе пропана. Вся почта такого рода хранилась в ящике кухонного стола.

Единственной покупкой, сделанной для дома, стал позолоченный фильтр для старой кофеварки Леона. Ричер рассудил, что так будет проще, чем постоянно бегать в магазин за бумажными фильтрами. В то утро в четыре часа десять минут он насыпал в кофеварку кофе из банки, налил воду и включил древний агрегат. Заранее сполоснул в мойке кружку и поставил ее на стол. Сел на табурет, облокотился на стол и стал следить за тем, как в стеклянной колбе бурлит темная жидкость. Судя по всему, старая кофеварка внутри покрылась накипью, поэтому работала она очень медленно и неэффективно. Обычно на приготовление кружки кофе ей требовалось пять минут.

Где-то на четвертой из этих пяти минут Ричер услышал, как к дому подъезжает машина. Шелест шин по мокрому асфальту. Хруст щебня. «Джоди не смогла заставить себя остаться на работе», – подумал Ричер. Эта надежда продержалась около полутора секунд, до тех пор пока машина не обогнула дом и в окно кухни не упал отблеск от красной мигалки. Он пробежал слева направо и опять слева направо, пробиваясь сквозь туман, поднимающийся от реки, а затем канул в темноту. Двигатель заглох, и наступила тишина. Открылись двери, и на дорожку опустились ноги. Двое людей. Двери захлопнулись. Ричер встал и погасил свет на кухне. Выглянул в окно и увидел размытые силуэты двух человек, вглядывающихся в туман в поисках дорожки, ведущей к двери. Вернувшись на табурет, Ричер дождался хруста шагов по щебню. Шаги затихли. Зазвонил звонок у входной двери.

В коридоре имелись два выключателя. Один из них зажигал свет над крыльцом. Ричер не помнил, какой именно. Он нажал наугад и попал с первого раза. Ричер открыл входную дверь. Лампа, заключенная в толстое желтоватое стекло, отбрасывала узкий луч света. Луч выхватил сначала Нельсона Блейка, затем ту часть Джулии Ламарр, которая не была закрыта его тенью. На лице Блейка не осталось ничего, кроме усталости. Лицо Ламарр по-прежнему было полно враждебности и презрения.