Читаем без скачивания Связывающая луна - Эмма Хамм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Острая боль пронзила его череп, он не мог думать ни о чем, кроме белого горячего жара, будто кто-то ударил его кулаком по лицу. Его нос был сломан, конечно. А потом это произошло. Хлопок и брызги ярко-красной крови на полу. Он поднес бы руки к ране, прижал бы пальцы к потоку крови, если бы мог здраво мыслить. Если бы его руки не были когтями, которые разрывали любую плоть, к которой прикасались.
Его нос удлинился, скулы выросли под кожей, внезапно шерсть покрыла его с головы до ног. Он возвышался над всеми теми, кто стоял бы перед ним. Восемь футов ростом, покрытый мускулами и шерстью. Он был монстром старых времен. Чудовищем, которое заставляло смертных съеживаться, когда они видели его истинную форму.
Да. Вот каким он должен быть. Всегда.
Лютер поднял одну из своих когтистых рук и повернул ее в лунном свете. Он никогда раньше не видел их такими. Единственный раз, когда он хорошо разглядел эту форму, был в подвале с цепями, удерживающими его руки, и серебром, прожигающим кожу зверя.
Никогда еще он не чувствовал себя таким свободным. Таким сильным. И теперь он знал, что за пределами цепей есть жизнь, и он никогда, никогда не вернется к этим оковам.
Он поднял лицо к лунному свету и издал протяжный, болезненный вой. Звук отскочил от стен и улетел в ночь, хотя он был криком надежды. Он внимательно слушал. Ожидал. Надеялся. Молился, чтобы кто-нибудь откликнулся на него. Другой волк все еще существовал там, так что он был не единственным.
Но в ночном небе не было воя, и Лютер без сомнения знал, что никто и никогда не ответит ему. В эти дни он был единственным волком в Лондоне, все остальные убежали в более глубокие леса, где было меньше смертных, охотящихся на них.
Он сделал неверный шаг к двери, за которой, как ему показалось, он услышал какое-то движение. Дверь? Да все верно. Обычно он входил в эту комнату через дверь, и тогда начинались цепи и боль.
С гневным рычанием он ударил по дереву тяжелой лапой, оставив после себя три больших царапины. Если человек слишком боялся встретиться с ним лицом к лицу, так тому и быть. Он отказывался оставаться в этой тюрьме. Не тогда, когда снаружи была охота, а он никогда раньше не охотился.
О, охота. Он чувствовал, как бурлит кровь, когда он повернулся к окну, откуда можно было выбежать в лес. Хотя никто никогда не учил его, как убивать животных, как пожирать их плоть и рвать, он знал, как это делать. Его когти уже болели, а зубы грызли воздух.
Он вернется за человеком в подвале. Хотя бы потому, что хотел узнать, кого постигла его судьба в эту ночь.
Но он не вернется, пока не почувствует кровь на языке и под ногтями. Как должен был.
Лютер бросил последний взгляд на комнату, затем разорвал портрет своего отца в последнем проявлении бунта. Пусть старик сгниет в гробу.
Он слишком боялся выпустить своего зверя.
ГЛАВА 7
Луна со стоном повернулась на спину. Боль раскалывала голову, не прекращалась. И кто кричал?
Она лишь раз переживала похожее похмелье, и она была уверена, что ей нужно убить себя.
Она затаила дыхание на миг, выдохнула медленно сквозь зубы. Счет не помогал. Как и прикосновение ладонью к голове, потому что она ощутила что-то влажное, вызвавшее больше волнения.
У нее было похмелье… да?
Что еще могло вызывать такую боль в ее черепе? Хотя влажность тревожила. Это могла быть кровь.
Луна понюхала пальцы. Да, металлический запах крови, которая явно не была чужой, потому что она не помнила сражения. Она не помнила сейчас ничего, и это ее пугало. Она всегда все помнила. Всегда.
Перекатившись на четвереньки, она попыталась пробраться сквозь темноту. Если бы она была в постели, то справа от нее был бы выключатель, но она не была в постели. Земля под ее руками ясно говорила об этом, хотя она не была уверена, откуда грязь. Пока что. Но в ее голове вертелись варианты, и это могло привести ее к истине.
Ее пальцы коснулись стены, и она использовала ее, чтобы опереться. Хорошо. Она встала. Стоять было хорошо. Это означало, что она могла бродить по комнате, пока не почувствует что-то, что могло бы ей помочь.
Луна уперлась обеими руками в стену и скользнула ими влево. Она действовала наугад, но должна была продолжать двигаться. Ей нужно было делать что-то, а не сидеть на полу и ждать, пока кто-нибудь ей поможет. Не тогда, когда над ее головой раздавался крик и… и…
Нет, это был не крик. Кто-то пытался петь, но песня была неправильной, а голос был ужасным. Была ли это какая-то тактика пыток? Это работало. Ей хотелось оторвать уши, чтобы больше не слышать этот ужасный вой.
— Стоп, — прохрипела она. — Думаю, на сегодня вы спели достаточно. Как насчет того, чтобы немного помолчать, пока я выясняю, где, черт возьми, я нахожусь?
Пение прервалось на мгновение, прежде чем кто-то крикнул над ее головой:
— Ты меня слышишь?
— Да, я тебя прекрасно слышу. Но я очень стараюсь понять, где я. Так что, если ты не возражаешь, заткнись на несколько минут, тогда я смогу это выяснить, и, может, мы могли бы поговорить при свете, — Луна изо всех сил старалась не ворчать со всей злостью, которая горела в ее груди.
Кто бы ни пел, очевидно, у него в голове были не все шарики, или как там было в поговорке. Его не заботило, что ей было больно, и, похоже, не заботило, кем она была. Проклятый голос снова запел, и Луне захотелось проткнуть ухо вилкой.
Вздохнув, она продолжила идти, пока ее пальцы не наткнулись на металлический крюк в стене. Странно, она не думала его найти. Хотя имело бы смысл, если бы она находилась в каком-то подземелье. В ее голове расцвело воспоминание о том, что она была воровкой. Такие воры, как она, иногда оказывались в подземельях, хотя обычно
