Читаем без скачивания Сказочник - Анна Клименко

Вспышка – и скорпион исчез, принятый Селкирет. Осталась щепоть невесомого праха, которую тут же подхватил сквозняк.

Хофру, вполне удовлетворенный, пошел дальше – за алтарь, в темный зев коридора, который вел в личные апартаменты Говорящего с Царицей. Промозглый холод забирался за ворот, в широкие рукава. И отчего бы не быть в храме такому же сухому зною, как снаружи? Святилище народа серкт, все-таки... А холод и сырость словно в забытой гробнице…

Из омута глупых и совершенно несвоевременных мыслей Хофру выдернул скрипучий голос Говорящего – который, оказывается, шел навстречу.

– А, брат Хофру! Хорошо, что ты поспел к утренней молитве. Я уж начал беспокоиться, не приключилось ли беды...

Хофру откровенно не любил Говорящего-с-Царицей. Тот всем своим видом напоминал сухую щепку, на которую кое-как намотали черные тряпки – да и для прочих жрецов он был как здоровенная заноза в пятке. Находясь в храме, Говорящий умудрялся быть одновременно повсюду, высматривая, прислушиваясь, домысливая и карая тех, кто менее всего заслуживал наказания. Молить о прощении было бессмысленно – также, как было бы бессмысленно уговаривать обычную деревяшку. Пытаться всучить дорогой подарок и того хуже: Говорящий давным-давно отказался от благ телесных во имя духовной близости с богиней Селкирет.

Глядя в сутулую спину Говорящего, меж торчащих острых лопаток, Хофру думал о том, как наилучшим образом преподнести результаты своих похождений. И дело было даже не в семерых стражах, навсегда оставшихся в ледяном чреве пирамиды! Более всего жреца беспокоило то, что до Врат Ста Миров он так и не добрался, а это означало, что предстоит еще не один поход на север, в лютый холод, в ледяную пустыню... Хофру передернул плечами. Пропади все пропадом, возвращаться туда очень не хотелось.

Говорящий отворил дверь  – не куда-нибудь, а в собственную «келью». Огромные залы – но большей частью пустые, из мебели только жесткие стулья, стол, кровать с жидким одеялом... И – пыль, паутина. Никто здесь не убирался – или Говорящий попросту не пускал сюда никого из прислуги.

«Да-а», – Хофру быстро огляделся, – «видать, и вправду из ума выживает наш Говорящий-с-Царицей».

– Ну вот, – миролюбиво проскрипел жрец, – здесь мы можем беседовать спокойно, подальше от чужих ушей. Садись, будь любезен...

Он отбросил за спину капюшон, и несмелый солнечный луч скользнул по черной и давно немытой шевелюре Говорящего. Только виски жреца припорошило сединой – и это в его-то годы!

Хофру послушно взял табурет, смахнул пыль и уселся ближе к столу. И тут же впились в лицо черные глазищи Говорящего, выпытывая, копаясь в сознании.

– Я сам все изложу, – быстро сказал Хофру, – впрочем, здесь и излагать особенно нечего. Да, я нашел то место, где сокрыты Врата...

Говорящий с громким хрипом втянул воздух и закашлялся. – «Вот еще, как бы не помер!»

– Тебе нехорошо, Говорящий? – пришлось вскочить на ноги и заботливо поддержать жреца под локоть, – ты садись, если тебе плохо, то я могу позвать кого-нибудь...

– Рассказывай дальше, Хофру, – желтые пальцы-деревяшки впились в рукав.

– Это была ледяная пирамида, – он снова уселся, теперь уже напротив Говорящего.

Длинное желтое лицо последнего застыло, словно изваянное из песчаника.

– Продолжай, Хофру.

– Но до Врат мы так и не добрались! – он развел руками, – пирамида, она... Я даже не знаю, как это объяснить. Там слишком много Силы, древней силы. И пирамида оказалась живой. Семь стражей погибло...

Хофру замолчал, переводя дыхание. Наверное, говорить о том, что он сам их туда отправил и пообещал золотишка, не стоило.

– Я тоже был в пирамиде, – негромко продолжил он, – она живая, эта пирамида. В самом деле живая! И, похоже, она поглощает каждого, кто посмеет в нее войти.

Говорящий молчал. Он откинулся на высокую спинку стула и пристально взирал на Хофру – словно сама Селкирет глядела сквозь злые щелки-глаза. Затем, пожевав тонкими губами, Говорящий спокойно поинтересовался:

– А что дала медитация?

– Врата действительно там. Я... видел их. Потом меня оттуда выбросило. Но они точно там! – Хофру тряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания.

– Великолепно.

Говорящий потер сухие ладони, снова подозрительно уставился на Хофру.

– Что ты видел, брат? Надписи, рисунки? Что-нибудь там было?

– Было.

– Вот и замечательно! – Говорящий рассмеялся, а Хофру вторично усомнился в здравости его рассудка, – Вот и замечательно! Если есть Врата, то мы обязательно найдем к ним дорогу. Ключ ведь тоже здесь... И нам не хватает какой-нибудь мелочи, чтобы попасть внутрь Пирамиды...

Внезапно Говорящий умолк, затем хлопнул ладонью по столешнице.

– Ты хорошо потрудился, брат Хофру! Сегодня же ты удостоишься великой чести, клянусь Селкирет... Я представлю тебя Царице. Ведь тот, кто нашел Врата, достоин узрить отражение Селкирет в нашем плане бытия.

Наверное, нужно было благодарить. Но у Хофру слова застряли в горле. Идти во Дворец? Но зачем? Поглядеть на зудящих, словно мухи, нобелей? Или – еще того хуже – толкаться среди огромных стражей?

– Мне бы хотелось побыть в храме, – смущенно пробормотал он, рисуя пальцем на пыльной столешнице, – я должен вознести благодарственные молитвы…

– Хофру-у-у, – насмешливо протянул Говорящий, – Териклес не отказывают, мне ли объяснять это? Не далее, как сегодняшней ночью она пожелала лицезреть того, кто собственными глазами мог увидеть Врата.

Будь Хофру простым послушником, он бы удивился – хотя бы тому, что Говорящий посещает божественную Териклес в ночное время. Но став жрецом, он узнал многое: например, то, что Говорящий-с-Царицей, и вовсе не должен отходить далеко от трона. На то он и нужен был, этот верховный жрец, Говорящий-с-Царицей – чтобы оберегать Териклес, чтобы принимать от нее саму жизнь – которая текла сквозь Говорящего к прочим жрецам… Смех, да и только: Териклес предпочитала давать жизнь глуповатым нобелям, а хранители таинств были вынуждены вымаливать ее, словно попрошайки...

Жрец Хофру знал многое. Впрочем, как и то, что мир несправедлив – а потому он покорно кивнул.

– Я буду во Дворце, Говорящий.

– Вот и славно, брат Хофру.

Дворец напоминал пожелтевшее кружево на фоне ярко-синего неба. Он возвышался над городом, бросая на кубические дома серкт резные тени. Он был сердцем города точно так же, как Царица –  сердцем народа вечных странников, и потому был прекрасным ровно настолько, насколько хватило фантазии архитекторов и сил рабов.

Хофру задержался ненадолго, рассматривая ажурное плетение баллюстрад, крытых галерей, дремлющих и окутанных полуденным зноем – хотелось ощущать радостное волнение от предстоящей встречи с царицей вечных странников. В конце концов, мало кто удостаивается быть представленным лично! Нобели, конечно, то и дело снуют под носом божественной Териклес, но ведь то нобели, а жрецы и вовсе не бывают в верхней части Дворца – за исключением Говорящего и тех немногих счастливчиков, коих отрядили на поддержку стражей. Но на душе было тускло и серо, словно предстоящая встреча не значила ровным счетом ничего.