Читаем без скачивания На румбе — Полярная звезда - Михаил Волков

— Флаг поднять!

Боцман Литовцев, мелко перебирая фал, медленно поднял флаг до упора в нок флагштока, бережно расправил полотнище. Легкий бриз колыхнул его — и над голубой полоской на белом фоне флага ярко загорелись красная звезда и серп с молотом.

— Вольно!

Катер легко покачивался на ряби бухты, а по пирсу уже спешил к нему Быков.

Для Стрелкова и всего экипажа начинался новый этап в жизни и службе.

БУХТА ОДИССЕЯ

После спуска катера каждый день для Стрелкова стал еще более насыщенным и интересным. В текучке дел ему трудно было выбрать минуту, чтобы написать письмо. И все же пять писем уже ушло в Ленинград. А ответа все не было и не было.

И, наконец-то, пришло первое письмо от Кати. Сергей обнаружил его на тумбочке, когда заскочил в общежитие после ужина. Он с умилением вглядывался в знакомый почерк с округлыми буквами. А слова были тоже родные. Катя писала:

«Милый мой Одиссей!

Вот и дождалась я от тебя весточки. Как же долго добирался ты до своего любимого Тихого океана. Я мысленно представляю твою бухту и уже окрестила ее — «Бухта Одиссея». Она вся голубая-голубая, в полукольце крутых зеленых склонов. Я слышу гул торпедного катера, уносящего тебя в океан. А ты с командирского мостика машешь мне рукой и я, как Пенелопа, готова ждать тебя всю жизнь.

Нет, ждать я не хочу! Лучше ты уходи ненадолго, чтобы мы чаще радовались встречам.

Вчера была у тети Маши. Прибежала поделиться своей радостью и прочесть ей те немногие строки твоего письма, которые можно читать не только мне. Тетя Маша выслушала внимательно и сурово заявила: «Прыток он не в меру. Кончай-ка, девонька, скорей свои дела да поезжай к нему. Очень ты ему нужна сейчас. Передай, что тетка о нем помнит, не грех написать бы ей хотя бы пару строк».

А потом пришла почта, а с ней и твое письмо к тете. Тут она даже прослезилась. «Помнит все же, постреленок, тетку свою». Я ей сказала, что ты уже давно не постреленок, а боевой командир, на что она ответила: «Это для кого как».

Какой ты все же молодец! И я так тебя люблю. Скорей бы уж к тебе. Пока пишу коротко, спешу отослать. Но скоро завалю тебя письмами, приготовься к этому.

Целую тебя.

Сергей прятал и снова доставал письмо, перечитывая его несчетное число раз, с нежностью вспоминая Катюшу. «Пенелопа, выдумщица ты моя маленькая. И все так хорошо придумала. Бухта Одиссея. Теперь и я так буду называть ее. А тетя Маша-то, гляди как развоевалась. Поезжай, и все тут. Правильно думает тетка, в корень зрит».

Сколько помнит себя Сергей, тетя Маша была командиршей. Даже странно было видеть, что у мамы, тихой и мечтательной женщины, такая практичная и боевая сестра. Когда она приходила к ним в дом, еще в то далекое довоенное детство, сразу раздавался ее повелительный и хозяйский голос. «Ты чем это, Шура, сыновей кормишь сегодня? Опять суп-брандахлыст? Этак они у тебя совсем захиреют. Им мясо надобно, щи наваристые. Мужики ведь, воины будущие».

А «воины» с опаской, но влюбленно смотрели на бойкую тетку. Они уже знали, что вслед за «проработкой» она перейдет к делу. И что вкусные, наваристые щи и огромные котлеты с жареной картошкой появятся на столе. Это тетя Маша умела делать. И будущие воины отдавали должное кулинарному искусству тетки, уписывая все с большим аппетитом. Мясо она приносила с собой, а картошка с капустой были и дома.

Братья, Сережа и Саша, были погодками и совсем не похожими друг на друга. Они рано лишились отца, и мать, худая и болезненная женщина, с трудом поднимала ребят. Отсюда и мясо на столе было редким. Разве что тетя Маша расщедрится. Тетка жалела ребят и старалась подкормить племянников, но у нее хватало своих дел: семья, хозяйство (она жила за городом, имела огород и кое-какую живность), работа на железной дороге, где у них с мужем был свой участок, который надо было содержать в исправности, — все это не оставляло времени на частые посещения сестры. И все же дважды в месяц она наведывалась в город, притаскивая каждый раз увесистые кошелки «племянникам на вырост».

Сергей крепко любил свою тетку, и она отвечала ему тем же, однако не упуская случая покомандовать и «вразумить юного фантазера» нужным советом.

Появление Кати тетя Маша приветствовала и, как ни странно, вела себя с ней очень почтительно. Видимо, чувствовала огромную внутреннюю силу этой маленькой миловидной девушки, так рано оставшейся сиротой. Но она сумела окончить школу, а вот теперь уже и институт, считай, за плечами.

— Эх, хороша тебе девка попалась, Сережа, — нет-нет да и повторяла она. — Смотри, не упусти, другую такую не найдешь. Маловата, конечно, росточком. Так вот ведь и я невысока, а чем не тетка?

— Вы не просто тетка, — смеялся Сергей. — Вы — клад. Таких теток нет ни у кого.

И он обнимал тетю Машу, а та отмахивалась, но таяла и радостно-ворчливым тоном прибавляла:

— Конечно, я проста, без особого образования, не то что ты с Катей, но ведь люблю же я вас, чертей.

«Хорошие они у меня обе, — растроганно подумал Сергей. — Вот бы сразу и приезжали вдвоем. Небось, тетке тоже интересно будет побывать на краю света, ведь за всю свою жизнь она дальше Москвы и не ездила».

Сергей аккуратно спрятал письмо во внутренний карман кителя, а через минуту вновь читал его и мысленно уже встречал своих дорогих на владивостокском вокзале.

А за окном, внизу, синела его бухта. На очередное обеспечение торпедных стрельб в полигон уходил корабль-цель, и маленький буксиришка старательно тащил огромную баржу к хозяйственному причалу. Все шло своим чередом, и в этой жизни у Сергея было свое определенное место.

Бухта стала теперь ему еще ближе, ведь это сама Катя в честь его назвала ее бухтой Одиссея.

ПЕРВАЯ АТАКА

Раннее утро. Солнце едва показалось из-за сопок, и золотые блики легли на гладь бухты. Прошла полоса туманов над дальневосточным побережьем, и наступили ясные погожие дни августа. Сейчас бы валяться где-нибудь блаженно на пляжном песочке под жарким солнышком. Или нырять за морскими звездами и ежами, собирать диковинные ракушки и, подставив их к уху, слушать, как шумит внутри неугомонное море. Радоваться жизни, миру и покою.

Однако некогда думать об этом. Сегодня торпедные стрельбы! И когда за плечами у тебя всего двадцать с небольшим, да училище и курсантские практики, а все остальное — впереди, то первый выход в качестве командира катера на торпедные стрельбы — это событие! Но не дрейфь, лейтенант, даром что ли учили тебя опытные наставники? Оправдай их доверие!

Капитан 3 ранга Турков перед выходом в море еще раз собрал всех молодых лейтенантов в курилке, на «малый хурал», как он пошутил. Окинув цепким взглядом новое пополнение своего дивизиона, он провел последний инструктаж.

— Итак, отряд боевых кораблей «противника» обнаружен в нашем районе… Задача — под прикрытием дымовой завесы, это поручается вам, лейтенант Иванов, — обращается он к Борису, — выйти в атаку в составе дивизиона. На головном катере буду я. Второе звено нанесет удар по центру вражеского отряда. А вы, — кивает он в сторону Стрелкова, — обеспечите прикрытие кормового сектора. В целом веер наших торпед должен захватить все корабли отряда, с учетом их возможного маневрирования курсами и ходами.

Стрелков мысленно представил: мощный многоторпедный веер перекрывает всю площадь, на которой отчаянно маневрирует, мечется, ведет ураганный артиллерийский огонь отряд боевых кораблей «противника»; пенные росчерки торпед неумолимо пересекают курсы вражеских кораблей, прямо под их килями, выходят из строя «подбитые врагом» наши катера, а остальные, смыкая строй, продолжают лихую атаку, завершая ее точными торпедными ударами.

— А теперь, — продолжает комдив, — давайте сверим часы.

Все снимают свои наручные часы и ждут команды.

— Итак, сейчас будет семь часов пятнадцать минут. Товсь! Ноль!

По команде «Ноль»! все ставят на своих часах семь пятнадцать.

— Товарищ капитан третьего ранга, — удивленно вскидывается Андреевский, — а у вас часы неточные. Я только что проверил свои по радио. Сейчас должно быть семь семнадцать.

Все вопросительно смотрят на комдива, а тот, подавив усмешку, бросает:

— Лейтенант Андреевский, вы поставили на своих часах семь пятнадцать?

— Так точно!

— Вот и запомните, что на флоте самые точные часы у самого большого начальника. А у нас в дивизионе — у меня. А свои часы я сверил с группой наблюдения, которая находится на атакуемых кораблях. Ведомость атаки наших катеров мы должны вести в соответствии с их временем. Разнобоя быть не должно. Кому еще не ясно!

Всем все ясно, но Андреевский не сдается:

— Но ведь Москва… — начинает он.