Читаем без скачивания Дитя в небе - Джонатан Кэрролл

– Расскажи-ка поподробнее об этом ангеле.

Начали разносить обед. Стюардесса, которую, как выяснилось, звали Андреа, принесла нам подносы и попросила автограф. Уайетт быстро нарисовал ей в блокноте Вертуна-Болтуна, ее саму и меня. Мы втроем, взявшись за руки летели по небу.

– Интересно, что это такое?

– Даже не знаю. Наверное, мясо. Или пирог? – Мы имели в виду как две капли воды похожие друг на друга какие-то коричневатые куски чего-то непонятного, лежащие у каждого из нас на подносе.

– Возможно, просто салфетка. Кстати, видеокассеты, которые он прислал тебе и Саше довольно серьезное доказательство того, что нечто действительно существовует. Хотя кто знает, ангел это или нет?

– А почему он решил, что это ангел?

– Он понял это, когда Спросоня явился и велел перестать снимать «Полночь».

Первый фильм «Полуночи» появился как своего рода отчаянная шутка. Восемь лет назад Фил Стрейхорн был на грани полного отчаяния. Голливудское золотое яичко разбиваться никак не хотело и, в поисках заработка, он дошел до того, что брался за любые исследования по любым вопросам для кого угодно. Внешность у него была ничем не примечательная, актерского опыта не было вовсе, поэтому в списках ищущих работы актеров он стоял едва ли не на последнем месте. Одно время он даже проявлял кинопленки на одной из студий, но и для этой работы оказался недостаточно общительным и умелым и надолго там не задержался. Ему очень хотелось играть, и он обожал кино, но в какой-то момент понял, что ни на то, ни на другое рассчитывать не приходится.

Занимаясь подборкой материалов по зороастризму для какого-то типа, пишущего исследование по оккультизму, Фил, копаясь в литературе, неожиданно наткнулся на «Книгу Арда Вирадза», автобиографию одного персидского жреца, который после смерти, якобы, снова явился в мир и смог рассказать о том, что видел «там. «

По ту сторону, наряду с другими испытаниями, Вирадзу пришлось пройти по Чинвату – «Мосту Судебного Разбора», где ему (и всем остальным душам) пришлось встретиться со своей совестью для переосмысления всего, что им было сделано в жизни.

Захваченный этой идеей, Фил стал копать глубже и обнаружил сходные сюжеты в исламской литературе. Там говорилось, что в судный день человеку предстоит пройти «испытание мостом аль-Сират, мостом, что тоньше волоса, острее сабли и… „ – согласно некоторым источникам, – «… сплошь утыкан крючьями и острыми штырями. Праведник легко преодолеет его и попадет в райский сад, зато грешнику на мосту будет невероятно скользко и темно. После долгих тысяч лет бесплодных попыток преодолеть преграду, несчастный в конце концов сорвется с него и угодит прямо в адское пламя“.

В те дни мы с ним почти не виделись, поскольку я как раз собирался в Европу на съемки «Нежной кожи» и был полностью погружен в свои собственные проблемы. Впрочем, может оно и к лучшему, поскольку отношения наши были довольно натянутыми. Со времени окончания колледжа я уже успел опубликовать сборник стихов и снял фильм, к которому критика отнеслась более чем благосклонно. Я определенно становился на ноги и, как бы он ни любил меня и ни радовался моим успехам, я знал, насколько ему тяжело видеть, как все высшие баллы получает кто-то другой, ведь он привык всегда быть среди первых учеников.

Когда несколько месяцев спустя я вернулся из Европы, Фил встретил меня в аэропорту. Отъехав немного и притормозив, он вручил мне сценарий.

– Что это?

– Сценарий, который я написал. Скорее всего, он тебе не понравится – это фильм ужасов, однако очень тебя прошу – прочти его и скажи, стоит он чего-нибудь, или нет. Может ли из него хоть что-то получиться.

– Фильм ужасов? «Полночь». О чем он?

– О встрече с собственной совестью на мосту.

Миропорядок начал давать какие-то сбои. Причина так и осталась невыясненной, но уже с самого начала фильма подразумевалось, что виновато в этом человечество. Войны, алчность, проникновение в разные опасные закоулки науки… Как бы то ни было, на космическом уровне начался распад, и в самый разгар торжества глупости на сцене появился Кровавик. В результате начавшегося процесса какой-то части смерти удалось преодолеть границу и проникнуть в жизнь в облике Кровавика. Он мог бы быть просто озлобленным крошечным осколочком смерти или частицей нашей совести, вышедшей навстречу нам на Мосту Судебного Разбора… будь мы мертвы, но ведь мы-то пока еще живы. Он мог бы даже быть и самой Смертью, в силу каких-то обстоятельств вынужденной обосноваться среди нас, к востоку от Эдема. Как бы то ни было, значение имеет лишь то, что Кровавик вне себя – он разгневан необходимостью обитать здесь, ему ненавистна сама мысль о пребывании в чужой ему стране. Говоря о нем, Фил всегда улыбался и называл его ксенофобом.

Страсть к насилию и изобретательность этого стрейхорновского демона одновременно и возмущали и поражали. Читая сценарий в первый раз, я просто глазам своим не верил, переворачивая страницу за страницей с описанием его кошмарных деяний. Но Кровавик все продолжал творить свои злодейства самыми изощренными и чудовищными способами. Я называю подобные вещи искусством автокатастроф – и смотреть невыносимо, и оторваться невозможно.

Я позвонил Мэтью Портланду, продюсеру, всегда старающемуся подыскать сценарии, где было бы побольше женской плоти, крови и насилия. Он тут же прямо по телефону начал расспрашивать меня о сюжете. Но я не стал ему ничего рассказывать, а просто прочитал вслух ставшую впоследствии такой знаменитой сцену с Кровавиком, грудным младенцем и увеличительным стеклом.

– В жизни не слыхивал ничего более отталкивающего! Кто это написал?

Вскоре мы втроем встретились за обедом. Обменявшись с Филом рукопожатием, Портланд сразу перешел к делу. В принципе, сценарий ему нравится, но требует серьезной доработки. Мы все знали, что сценарий просто идеален, но любой продюсер при первой встрече говорит сценаристу одно и то же. Фил улыбнулся и негромко прошелся насчет того, какая вонючая куча дерьма «Игла в пятки» – последний фильм Мэтью. Тот улыбнулся в ответ и заявил, что и сам это отлично знает, но расходы фильм окупил сполна.

Подобными любезностями они обменивались на протяжении почти всего обеда, но в конце концов пришли к соглашению: в сценарии Фила все остается как есть, и Кровавика будет играть он сам. За это он был готов удовольствоваться довольно скромным гонораром, выговорив себе, однако, изрядную гарантированную долю потенциальной прибыли.

В качестве режиссера они взяли совсем молодого человека – недавнего выпускника Академии киноискусства – который чуть ли не наизусть знал все когда-либо снятые фильмы ужасов, включая даже самые одиозные картины, вроде «План-9 из открытого космоса»46 . Но им страшно повезло, поскольку в его лице они получили настоящего фанатика жанра, к тому же точно знающего, что он делает.

«Полночь» была снята за двадцать девять дней в небольшом городке в северной Калифорнии, все шестьсот жителей которого с радостным удивлением наблюдали за тем, как члены съемочной группы предают огню их улицы и периодически выбрасывают из их окон муляжи самых разных частей человеческого тела.

Половину ролей исполняли сам Мэтью Портланд и статисты. Фил один играл три роли (включая Кровавика). Режиссер, как выяснилось, был приверженцем полного совершенства и замучил буквально всех, но его приверженность делу заражала окружающих.

На закрытом предварительном просмотре фильма в городке Хиббинг, штат Миннесота, у одной девочки-подростка начался сердечный приступ, и она умерла. Новость мгновенно облетела всю страну и стала бесплатной рекламой, о которой можно было только мечтать.

Фильм принес миллионы. Были зарегистрированы авторские права на футболки и плакаты. Сбытчики кинопродукции, прокат, а вместе с ними и крупнейшие студии сразу начали алчно облизывать губы и потирать руки в предвкушении того, что они считали возможным началом очень продолжительного и счастливого брака между золотом и новым кровавым маньяком.

Фильм произвел настоящий фурор. И это было вполне объяснимо. «Полночь» – своего рода шедевр, но при этом она совершенно аморальна и чересчур убедительна, слишком реалистична. Фильмы ужасов развлекают именно потому, что обычно они крайне топорны или изобилуют множеством преувеличений, и половину времени вы, глядя на все эту неприкрытую глупость, просто посмеиваетесь.

«Полночь» же совсем другое дело. Во-первых, это очень умный фильм. Хотя Фил и утверждал, будто задумал его под впечатлением картин Иеронима Босха, я-то прекрасно знал, что в основном он навеян воспоминаниями о собственном исключительно горьком детстве. Картина производит впечатление не столько ужасами, сколько почти ощутимой печалью, восседающей на фильме подобно ночному демону, устроившемуся на груди спящей женщины со знаменитой картины Фьюзели47 . Первой на это обратила внимание Полина Кэл, в своей замечательной статье сравнившая «Полночь» с де-пальмов-ской48 «Кэрри»49 и «Днями жатвы» Теренса Малика50 . Это привлекло на фильм и интеллигенцию. Почти то же произошло в семидесятые годы, когда Леонард Бернстайн51 заявил, что ему нравятся «Битлз».