Читаем без скачивания Вторая жена доктора Айболита (СИ) - Халь Евгения

– Средневековье какое-то! Коэны, храмы. Еще скажите: масоны.

– Не злись, милый! – Диана прижимала его к себе и целовала. – Ты просто ничего не понимаешь. От тебя это всё очень далеко. Но насчет сказок это ты зря. Например, в очень современном Израиле из-за этих самых коэнов изменили маршруты самолетов. Самолеты раньше пролетали над кладбищем, а коэнам на кладбище ступать нельзя.

– И? При чем здесь это?

– А при том, – терпеливо поясняла Диана, целуя его в пышную шевелюру, – что если коэн сидит в самолете, который пролетает над кладбищем, то он, получается, нарушает заповеди. Сложно, муторно, понимаю. Но что же делать, если евреи обожают усложнять себе жизнь? Я же уже кровь не солью. Другой не будет.

Айболит скрипел зубами, негодуя в душе, но предпочитал не спорить. Тем более, что по мнению тестя, возникла еще одна большая проблема. Зять такого уважаемого человека, как Нисим Ирганович Амирамов, не может быть врачом в обычной больнице. И пока Айболит проходил интернатуру, тесть уже готовился к покупке частной гинекологической клиники. Айболит ни за что не соглашался взять деньги. Но тесть настоял. Эта клиника спасла его, когда Дианы не стало. Айболит работал сутками. И если бы не работа, которая отнимала все силы, он бы не выжил. Через два года его клиника стала одной из лучших в Москве.

Айболит, сейчас

Красное на белом. Это было первое, что увидел Айболит, войдя в вестибюль клиники. Белое лицо Маши, на котором алым пятном выделялись неумело нарисованные помадой губы. Маша сжалась в уголке кожаного дивана. Ее жених сидел рядом, развалившись по-хозяйски и занимая весь диван.

– Слышь, доктор, тут такая история… – Амир поднялся и навис над Айболитом.

Иван сам был не маленького роста. Но даже ему пришлось приподнять голову, чтобы заглянуть в лицо Машиного жениха.

– Короче, тут такая тема, – Амир наклонился к самому уху Айболита и зашептал, обдавая его горячим дыханием:

– Девка явно дурит меня. Я заранее узнал у ее тетки, когда у нее эти женские дни. Вроде должна быть чистая. Ну я к ней, а она – в глухой отказ. Типа красный флаг выбросила. Я психанул и притащил ее сюда. Ты глянь, как там и что. Если врет, сразу мне скажи. Как мужик мужику. Ты же понимаешь, да?

– Не понимаю, – медленно произнес Айболит, – зачем это всё вообще, если речь шла вроде бы о ЭКО? Или я неправильно понял Нисима Иргановича?

– Да ладно тебе, – ухмыльнулся Амир. – ЭКО само собой. Но можно попробовать и дедовским методом. Зачем время тянуть? Мне ребенок сейчас нужен. Вчера уже. А вдруг так получится? И тогда вообще вся эта хрень не нужна будет? И потом… – он наклонился еще ниже и почти прижался ртом к уху Айболита, – девчонка сладкая, нетронутая. Моя жена, кстати. Я ж не насильник какой. Свое беру. Если я с ней спать не буду, какая ж она мне жена?

– Насколько мне известно, по вашим горским законам спать – это только после свадьбы. А у вас еще даже помолвки не было, – Айболит брезгливо отстранился.

– Эээээ… – протянул Амир и рассмеялся. – А ты у нас чего раввином заделался? Мне про наши обычаи рассказываешь? Кто там узнает? У нас помолвка послезавтра. Свадьба через месяц. Какая разница, когда ей ноги раздвигать? Знаешь, сколько я за эту девочку заплатил? Ты таких денег даже во сне не видел. Неужели я не заслужил немного радости за всю эту головную боль? Первую жену в Израиле оставил, сюда прилетел. А тут такая сладенькая конфетка. Я что, железный, что ли? Мне на распухших шарах летать, как Винни-Пуху, да? А она мне сразу в позу встала. Еще не женился, а уже дурит меня. С бабами же как? Сразу нужно на место ставить. Иначе потом на голову сядут. Вот я чую, что нет у нее ничего. Это она так выделывается просто. Ты мне подсоби по-братски, а я в долгу не останусь.

Айболиту очень хотелось сказать этому самоуверенному винторогому козлу, что таких братьев он имел… в крупном плане. С трудом сдерживая себя, медленно произнес, старясь, чтобы от злости не сбилось дыхание:

– Проведу осмотр и скажу, как обстоят дела.

 Они зашли в кабинет. Амир тут же развалился в кресле за столом Айболита.

– Выйдите, пожалуйста. И подождите в коридоре, – тон Айболита прозвучал резче, чем следовало.

– Мне и здесь не дует, – осклабился Амир. – Послушаю, о чем вы там шепчетесь. Хорошая у тебя работа, доктор. В женские прелести заглядывать. И чего я гинекологом не стал? И деньги, и удовольствие.

Спорить было бессмысленно. Этот волчара привык не доверять никому. Ладно, придется импровизировать. Айболит завел Машу за ширму. Она нерешительно села в кресло и сжала колени, с мольбой глядя на него. Айболит приложил палец ко рту и одним губами почти беззвучно спросил:

– Есть? – он показал на ее живот.

Она отрицательно покачала головой и залилась слезами, закрыв рот ладонью, чтобы заглушить всхлипывания. Он погладил ее по волосам, наклонился и прошептал:

– Тише, милая, тише.

Ну вот и всё. Ты, Айболит, внезапно оказался с другой стороны. Хотя тысячу раз давал себе обещание сохранять нейтралитет. Работая с женщинами это очень сложно. Кого он только не видел в своем кабинете: ревнивых мужей, осторожных любовников, грозных отцов. И очень много испуганных женщин. Каждая боялась чего-то своего. И каждой хотелось, чтобы доктор помог, успокоил, обнадежил. А как иначе? Айболит понимал, что он для женщин не совсем врач. Он нечто между любовником и подружкой. Ну а как еще можно воспринимать мужчину, который видит самое сокровенное? Поэтому еще в самом начале Айболит приучил себя быть нейтральным. И много лет с трудом, но держался. Иногда человеческое брало вверх над медицинским, и тогда он напоминал себе:

– Ты – Швейцария. Абсолютно нейтрален и не зависишь ни от кого, кроме матери-природы и медицинских фактов.

И вот Швейцария пала. Нарушая все принципы невовлечения в конфликты, она выбрала сторону и примкнула к оппозиции. Фиговый из тебя дипломат, Айболит! Может, нужно было воображать себя не Швейцарией, а Монако? Да один черт! Хоть Лихтенштейном! Легче не станет.

Если сейчас выйти из-за ширмы и честно сказать Амиру, что никаких этих дней у Маши нет, то трудно себе даже вообразить, какой скандал разразится. Кому станет легче от этой правды? Никому. Маше так точно нет. Все на нее набросятся: и жених, и папаша. Но Нисим какой жук! ЭКО… старый врун. Или он, действительно, не знал, что жених попытается потребовать супружеский долг старым дедовским методом и еще до свадьбы? Ладно, не время сейчас размышлять. Нужно спасать девочку. Вон у нее глаза какие… как крик. Крик о помощи.

Не смотри ты на меня, милая, не смотри, хорошая. Было у Вани сердце живое, а стало каменное. Забрала его хозяйка горы. Заточила Ваню горская жена внутри черной горы, где самоцветов нет, одни агаты темные. Каменный цветок не просила вырезать. Да он бы и не смог. Заблудился Ваня в темноте этой аспидной. Иногда видит луч света, что снаружи пробивается, а выйти все равно не может. Потому что не хочет он чёрную гору покидать. Привык жить внутри своего горя. И забыл, что такое радость.

Ты не буди меня, милая! Не нужно! А то вспомню, что я живой, когда моя жена мертвая. Вспомню и захлебнусь. В чувствах, что на меня обрушатся да в слезах. Ты, Маша, хорошая, светлая очень. Только мне теперь светлые не нужны. Не поймут меня такие, как ты, которые жизни не видели и горя не хлебнули. Не удержишь ты меня на плаву. Сам утону и тебя на дно утащу. Так что помогу я тебе. А потом ты иди. Не трогай меня больше. Пожалей каменного Ваню, что так цветок и не вырезал. Пожалей доктора, что по узким да кривым улочкам, как Иисус, бредет босой да на себе крест деревянный тащит: дочку маленькую, которая ни в чем не виновата. Мы с тобой встретились, Машенька, как у того камня на сказочном перекрёстке. Налево пойдёшь или направо – всё равно что-то потеряешь. Поставила ты меня перед выбором. Я-то его сделал. Ты только со своим не ошибись. За мной не иди. Мне налево, тебе – направо. Тебе вверх, мне – вниз, под землю. Вот помогу тебе и разойдемся. Ты по своей дороге, я по своей.