Читаем без скачивания Перевёрнутый мир - Елена Сазанович

Я медленно поднял на Мишку тяжелый, одеревеневший взгляд. И крепко, до боли сжал кулаки. Мишка наконец все понял. И оставил меня в покое.

Он тоже больше не пришел. И я чувствовал, как круг одиночества замыкается. И скоро, совсем скоро я буду зажат в его безжалостные тиски. Впрочем, возможно, я подсознательно этого и хотел, не оставляя выбора. И сам загонял себя в угол. Чтобы, один раз умерев, наконец-то решиться жить снова.

Однажды ко мне пришла Валька. Я не мог с ней вести себя так холодно, как с Кнутовым, и так бесцеремонно, как с Мишкой. Перед Валькой я был виноват. И не мог грубить с девушке, которая меня так сильно любила. И возможно, будет любить еще очень долго.

— Привет, Валенок! — Я рукой пригладил свои слипшиеся, спутанные волосы.

Валька огляделась и села на излюбленное место, в уголок дивана, поджав ноги под себя. Я вспомнил, как Чижик радостно встречал ее и лизал ноги, а потом прыгал на диван и клал свою узкую рыжую морду на ее голые коленки. И поморщился от внезапно нахлынувших воспоминаний, как от банальной зубной боли. «Все-таки как примитивен человек. В зубном кабинете он так же страдает, как и от потери близких», — совсем некстати подумал я. И все же мне гораздо больше хотелось оказаться сейчас в зубном кабинете.

Валька огляделась.

— Грустно ты живешь, Данька.

Я промолчал. И, собравшись силами, стал готовить чай. Грязный, заржавевший чайник недовольно запыхтел на плите. Валька оставалась единственным человеком, кто меня еще любил. И эта любовь меня не отпускала и не давала умереть, чтобы начать новую жизнь.

— Ты думаешь, тебе где-то будет лучше? — Валька почесала локоть, измазанный зеленкой.

— Опять ты за старое, — пожурил я ее, как прежде. — Все по деревьям лазишь?

— Не-а, это я Чижика искала и свалилась в канаву.

Я застыл с чашками на середине комнаты. Мои руки предательски дрогнули, и горячие капли пролились на пол.

— Не ищи его больше, Валенок. Не ищи.

— Я найду его, точно найду, — пообещала Валька. — Живого или мертвого, но найду.

— Мне не нужен мертвый Чижик. — Я дрожащей рукой разлил чай по чашкам, и по столу расплылась ароматная лужица.

— Тогда я найду живого! — уверенно заявила Валька.

Я сел рядом с ней и взял ее пухлые, почти детские ладошки в свои руки.

— Давай не будем об этом, Валенок. Ты очень хорошая девушка. И очень хорошенькая. Тебе обязательно нужно учиться. И тебя обязательно ждет настоящая, большая любовь.

— Учиться на артистку? — Валька прищурила свои круглые глазки.

Я резко встал и, приблизившись к окну, закурил. Мне так хотелось остаться одному.

— Данька, — тихо окликнула меня девушка. — Ты не будешь с ней счастлив, Данька. Неужели ты не понял, что она совсем другая? Это здесь она подстраивалась под тебя, под Чижика, под наш мир. А там… Там все, все по-другому. Ты там никому не нужен, Даня.

Я резко обернулся.

— Можно подумать, здесь я кому-нибудь нужен.

— А здесь об этом даже думать не нужно. Здесь ты просто можешь жить. Здесь — все твое. И деревья, и звери, и мы. И ты здесь для всех. Здесь ты счастливый, Данька. В лес шел — домой глядел, из лесу шел — в лес глядел. Здесь тебе везде было хорошо. А там… Там ты только и будешь, что на лес оглядываться. Да уже ничего не увидишь. Там ты пропадешь…

— Много ты знаешь! — раздраженно сказал я.

— Может, и не много, но знаю, — вздохнула Валька. — Может случиться так, что там тебя никто не ждет, а когда ты вернешься, и здесь ждать никто не будет.

— Мир огромен, надеюсь, в этом огромном мире и для меня есть маленькое местечко.

— Может, оно и есть. Но найдешь ли ты его? А вдруг, обойдя весь земной шар, ты окажешься на том же месте?

Валька встала и топнула ногой.

— Вот здесь. Но никому уже не будешь нужен.

— Я тогда заведу себе собаку, — горько усмехнулся я. — И назову ее Чижик.

Валька молча направилась к выходу. И я вдруг испугался, что она уйдет, а я останусь совсем один. Круг окончательно замкнется и не останется выхода. Валька была последним шансом, связывающим меня с прошлым.

— Валька, — окликнул я ее.

Она обернулась. И в ее глазах я ничего не прочел. В ее глазах была пустота. Мне даже показалось, что она меня не видит.

— Валька, ты не допила чай.

— Спасибо. Но я больше не хочу.

— На тебе новый сарафан. Он очень красивый. — Я цеплялся за последнюю соломинку. И соломинка медленно ломалась.

— Я его в городе купила. И сегодня надела впервые.

Я приблизился к ней, взял ее за плечи. И заставил смотреть в глаза.

— Валька, что с тобой, ну скажи что-нибудь, ну скажи…

Валька смотрела мне прямо в глаза и меня не видела.

— Знаешь, мне кажется, что сегодня я пришла совсем к другому человеку, совсем незнакомому. А тебя в этом доме уже давно нет. Ты словно ушел с Чижиком. И не вернулся. А главное, как и он, не хочешь возвращаться. Вы уже выбрали для себя другой путь. И вас тоже никто и ничто не может вернуть. Эх, Данечка, Данька…

Валя резко отпрянула от меня. В ее глазах по-прежнему была пустота. И я вдруг понял, что она меня разлюбила. Возможно, того, вчерашнего Даньку она еще любила. Но меня наверняка нет. Я остался совсем один. Железные тиски одиночества сжали меня окончательно. Жить здесь я больше не мог. Это была уже не моя родина, не мои друзья, не мои любимые. И вечером, наспех собравшись, забросив рюкзак за спину, украдкой покинул свой дом.

Я шел по лесной тропинке быстрым шагом, стараясь не оглянуться, чтобы не повернуть назад, чтобы не чувствовать вины перед всеми, кого я сегодня бросал. Бросал навсегда. На секунду мне показалась, что где-то совсем рядом жалобно взвыла собака.

— Чижик! — заорал я на весь лес. — Чижик! Ну же, вернись, и я никуда, клянусь, никуда не уеду!

Я вертел головой в темноте, как слепой. Но никого не видел. Я прислушался к звукам леса. Но лишь ветер заунывно выл, словно прощальный гудок парохода, который вез меня в неизвестность. Я крался по поселку, сгорбившись, словно вор, втянув голову в плечи, ускоряя и ускоряя шаг. И все же мне казалось, что изо всех окон на меня смотрят десятки укоризненных пристальных взглядов. Я не выдержал и побежал. Отчаянно, словно пытаясь умчаться от себя, от своего прошлого, от всех, кто меня так когда-то любил здесь и кого любил я. Я чувствовал себя вором, хотя ничего не украл. Я чувствовал себя виноватым. Хотя ни в чем виноват не был. Я чувствовал себя предателем. Хотя никого не предавал. И все же я где-то совершил ошибку, если не нашел мужества попрощаться открыто и с поднятой головой покинуть эти места… Только гораздо позднее я понял, от чего так трусливо бежал. Я бежал от своей судьбы. А судьба никогда не прощает ошибок…

Часть вторая ЛИЦЕДЕЙ

Первое, что меня угнетало в большом городе, это отсутствие солнца. Хотя я приехал туда весной. Даже если оно случайно и появлялось на горизонте — как чисто физическое явление, — его все равно не было. Оно либо пряталось за небоскребами, либо дымовая завеса от заводских труб закрывала его. И если ему все же какой-то хитростью удавалось вынырнуть и спастись, это было уже не солнце. Просто казалось, что кто-то среди бела дня включил очередной фонарь или рекламная лампочка случайно оторвалась и болтается в небе на проводе.

Но если к отсутствию солнца можно было более-менее привыкнуть, то с состоянием полной ничтожности и ненужности смириться было куда труднее. Эта ненужность витала в прокуренном, пропитанном гарью воздухе. И ощущали ее не только приезжие. Ее ощущали все, даже те, кому посчастливилось здесь родиться.

Главными же гарантиями выживания в этих каменных джунглях были законченный цинизм и полный эгоизм, наплевательство на чувства и мысли других. Это напоминало марафонский забег, где существовало незыблемое правило — не оглядываться, а только вперед, расталкивая локтями, наступая на ноги, сбивая с ног и не обращая внимания на жертвы. Если на секунду остановишься и пожалеешь упавших, другие безжалостно собьют тебя с ног.

Я так и не смог понять и принять подобные правила… Раньше думал, что сильный и неглупый мужик в любом месте сможет найти свое настоящее дело. Я был очень наивен. Эту природную наивность мегаполис исправлял буквально за пару дней. И я стал не исключением. Хотя не боялся работы и поначалу хватался за любое дело — работал грузчиком на вокзале, рабочим на стройке супермаркета, поваром в какой-то забегаловке, даже умудрился устроиться в Ботанический сад, решив быть поближе к земле. Но и это не принесло счастья. Деньги катастрофически убывали, я задолжал за квартиру и жил практически впроголодь. Там, в лесу, казалось, что я накопил много денег. Слишком много. Да и что там было нужно мне и Чижику? Здесь мне было нужно ровно столько же, но деньги на это исчезали мгновенно…

Так я оказался загнанным в угол. Возвратиться не позволяла гордость, хотя со страшной силой я тосковал по дому. Но возвращение было исключено.