Читаем без скачивания Клятва рода - Степан Мазур

Лунный пейзаж пропал. Даниил снова сидел за пустым столиком. Реальность десятью минутами назад и реальность сейчас различались только тем, что теперь вместо пива на столе стоял сок, а в голове вместо приятной лености помещался до боли трезвый факт — не привиделось.

— Дети должны превосходить своих родителей, — прошептал потрясенный Харламов и потянулся к одной из двух кнопок передатчика связи с группой.

Операция с возмездием сегодня отменялась. Предстояло обдумать более важные вещи. Конечно, предполагал, что из войнушек вырос, но чтобы настолько…

«Кстати, скажи Василию, что это они не пустили юсу и СССР на колонизацию Луны. На обратной, неосвященной стороне, их база. И вряд ли пустят, пока не преодолеем еще одну хотя бы единицу. Так что смело начинайте с Марса, а там посмотрим», — раздалось в голове Харламова.

«Передай Скорпиону, ему придется многое объяснить мне при возвращении» — одними губами прошлепал Медведь.

«Если вернется…» — пришел последний посыл.

6530 год от сотворения мира.

(1022 от Рождества Христова).

Переяславль.

— Сигнал, воевода! Дымит застава! Половцы! К стенам города идут! — Прокричал, забегая в избу, молодой гридень и стрелою помчался подводить к избе коней.

Семен услышал эти крики и ощутил себя в просторной, светлой комнате. Мыслительный процесс включился сразу, едва не выкидывая из проекционного сна. Леопард едва удержал поток информации, перетекающий из тонкого мира в подсознание и проецирующийся на эту современность в виде своеобразного фильма, где помимо свершенного в истории человечества, был и он, бестелесный посторонний наблюдатель.

Сюжет для одного зрителя.

«Половы? Значит, где-то XI век. А что вокруг?»

Русская деревянная изба. В углу большая печь, на стенах висят обереги, ставни окон распахнуты. За широким столом на лавках сидят семеро: пятеро рослых парней в кольчугах с хмурыми лицами, шлемы на столах, мечи на поясах, усатый воевода и седой старик в серой, потрепанной рубахе и плетеной повязке на лбу. Повязка сдерживала локоны, когда корпел над книгами или варил зелья.

— Пора нам, Велимир, — поднялся воевода. — Смерть заждалась. Лучше пасть от меча, чем плач по сожженному урожаю слышать.

— Почто смерть? Не торопись к богам раньше времени. Обожди, авось старый и поможет, — старичок бодро подскочил и подхватил с печи глиняную крынку, в каких молоко удобно держать было. — Дай хлопцам, пусть испьют.

— Зелье? Им и так не страшно. Правда? Ты учил добро. — Воевода оглядел десятников.

— Твоя правда, старший, — вразнобой ответили пятеро.

— Не зелье, но сил прибавит, — ответил старик Велимир. — Али врал когда старик? — и протянул крынку.

Кони уже рвали дерн копытами у порога избушки старого волхва. Стоило скакать к вратам города, принимать командование обороной. Опытные, лучшие бойцы к князю в Киев на услужение подаются, а в городке остаются только птенцы, и те безголовые, когда воевода с ближними в отъезде. При воеводе бойцы еще старой школы, рубятся — любо смотреть.

— Пейте, — велел воевода.

Волхв протянул крынку первому, нашептывая:

— Силы ваши удвоятся, скорость утроится, а мужеством всех степняков вместе взятых превзойдете. Пейте, боги своих сберегут.

Пятеро опорожнили крынку до дна, каждый испив по богатырскому глотку. Лица разрумянились, глаза загорелись. Крякнув так, что едва не разлетелась изба, и похватав шеломы, все повыскакивали на улицу.

— Опять зелье? — кивнул воевода, собираясь выходить.

— Да Род с тобой, какое зелье? Обычный квас, — пригладил бороду Велимир.

— Морочишь голову молодым? Они-то на силы надеются.

— Силы в них вдоволь, не ведают Слова. А тебе Слово скажу. Люб ты Перуну, — и старик так резво придвинулся к уху усача, что тот едва не лишился шлема. Шелом не был до битвы застегнут ремнями на подбородке.

Сема не расслышал шепота. Но плечи воеводы раздвинулись, а грудь выгнулась колесом. Стремительно вышел он на крыльцо, и конь молодой встал на дыбы, когда вернулся хозяин. Резво помчалась дружина к стенам Переяславля.

Сема, постояв немного с волхвом на крыльце, взмыл в воздух. Пока летел над головами всадников, раздумывал над зельем и словом. Квас как квас, да слово, волхвом сказанное, не было волшебным. Все просто походило на психофизическое воздействие. Одним нужно испить эликсира, чтобы поверить в свои силы, другим достаточно слова, чтобы открылись внутренние резервы и человек перестал бояться…

Половцы успели к городищу раньше. Стены города успели закрыть, но шестерым всадникам дорогу преградили сотни степняков. Сема застыл в небе, осматриваясь, куда можно уйти дружине, чтобы переждать. Да только успеют ли уйти?

Но дружинники, словно и не собирались останавливаться, мчались прямо на степняков, не придерживая коней. В руках появились мечи. Ни копий, ни луков, ни щитов — выезжали из города налегке.

Сема обогнал шестерых и приблизился к половцам. Те ржали, глядя на безумных. Руки и не думали доставать лука и стрел. Предводитель крикнул, что у русичей больше нет воинов, одни рабы и безумцы. Рабы прячутся за стенами городов, а безумцы ищут в поле смерть.

Половцы до последнего не верили, что одинокие русичи вклиняться и устроят сечу такими мизерными силами. Но с криками «ура!» те в первые же мгновения взяли по нескольку жизней каждый. Мечи засвистели, начиная танец боя.

— Изрубить безумных в клочья! — закричал половецкий командир.

Кони увязли в схватке, лишив маневра. Попрыгав с седел, шестеро завертелись волчками на боле боя, каждый отходя друг от друга на приличное расстояние, чтобы ненароком не задеть соратника.

Сема смотрел не отрываясь. Открыл ли волхв внутренние резервы или просто внушил непобедимость, но мастерство владения мечом и телом было налицо. Шестеро двигались с поразительной быстрой, движения почти расплывались в воздухе. По ученику и учитель виден. Возможно, старый вестник богов и учил воеводу по молодости, а тот ближних. Эти были из тех, что не спешили за славой в Киев, а в родных стенах оставались при наставнике.

Битва продолжалась две трети часа. Лютая, злая, кровавая. Степнякам удалось посбивать шлемы у троих воинов, ранить двоих вскользь да вонзить две стрелы в левую руку третьего — синяки и кровоподтеки не в счет. А дружина, верная воеводе и старому волхву, замедлила темп, сберегая силы, но жизни отнимала по-прежнему. Битва шла, пока из двух с лишним сотен на конях не осталось и трети. Едва пал в битве командир, изрубленный воеводой, половцы бежали.