Читаем без скачивания Собрание сочинений. Том 2. Голуби преисподней - Роберт Говард

Буря сражения сотрясала дом. Битва превратилась в бойню: люди скользили по залитому кровью полу, падали и умирали. С плеч слетали головы с оскаленными зубами, крючья копий выдирали из грудных клеток бьющихся еще сердца, мозги выплескивались фонтанами, пачкая лезвия топоров и мечей, кинжалы вспарывали животы, вываливая на пол дымящиеся внутренности, лязг стали терзал слух. Никто не просил пощады, и никто ее никому не давал. Один из викингов, раненный в грудь, обрушился на противника, повалил его и задушил, не обращая внимания на нож, раз за разом вонзавшийся в его тело. Мужчины, женщины и дети дрались до последнего вздоха. Не плач, не мольба о пощаде — хрип бессильной ярости или визг неутоленной ненависти были последними звуками, вырывавшимися из их уст.

Багровые волны смерти одна за другой накатывали на стол, на котором нерушимо, словно утес, возвышался Черный Человек. У его ног умирали викинги и смуглые воины — куда же, в какие бездны ужаса погружался его загадочный взгляд?

Торфель и Свен дрались плечом к плечу. Сакс Ательстейн сражался, опершись спиной на стену, каждый удар его огромного топора валил наземь очередного смуглого противника. Подскочивший к нему Терлог плавным движением уклонился от свистнувшего в воздухе лезвия и послал удар своего быстрого, словно кобра, далказианского топора прежде, чем сакс успел снова поднять свое тяжелое оружие. Ательстейн пошатнулся — острие топора Терлога рассекло панцирь и скользнуло по ребрам. Получив второй удар, он рухнул наземь, с его виска струей текла кровь.

Теперь только Свен преграждал Терлогу путь к Торфелю. Кельт пантерой метнулся к обороняющимся бойцам, но его опередили. Вождь чужаков поднырнул под меч Свена и ударом снизу вверх вбил лезвие своего меча в его живот. Терлог и Торфель наконец оказались лицом к лицу друг с другом. Вожак викингов не был трусом, ему доставляла наслаждение кровавая сеча. Весело рассмеявшись, он нанес первый удар. Лицо кельта застыло в гримасе яростной злобы, она перекосила его губы, превратила глаза в две голубые молнии.

При первом же ударе меч Торфеля, напоровшись на топор кельта, разлетелся на куски. Викинг тигриным прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от кельта, и взмахнул рукой, пытаясь обломком оружия поразить противника в лицо. Тот дико захохотал, когда почувствовал, что острый клинок вспарывает ему щеку, и нанес удар слева. Викинг рухнул наземь, затем тяжело поднялся на колени, наощупь отыскивая кинжал за поясом. Его глаза заволоклись мглой.

— Кончай! И будь ты проклят! — прохрипел он.

— Куда же делась твоя гордыня, и где осталось твое мужество? — спросил он. — Ты, который силой хотел овладеть ирландской принцессой… ты…

Ненависть вспыхнула в нем с прежней силой. Он взревел, словно раненый ягуар, острие его топора описало широкую дугу и вонзилось в плечо Торфеля, рассекая его тело на две части. Вторым ударом Терлог отрубил викингу голову. С этим ужасным трофеем в руке кельт подошел к кровати, на которой покоилась Мойра О’Брайен. Священник осторожно поднял ей голову и поднес чашу с вином к бескровным устам. Ее затуманившиеся серые глаза безучастно смотрели на Терлога. Вдруг далказианину показалось, что Мойра узнала его и попыталась улыбнуться.

— Мойра, услада моего сердца, — сказал он скорбно, — ты умираешь в чужом краю. Птицы с холмов Куллейна будут плакать по тебе, вереск напрасно будет ждать прикосновения твоих нежных ступней. Но ты не будешь забыта. За тебя прольется кровь под топорами, за тебя пойдут на дно корабли и кострами вспыхнут огромные города за толстыми стенами. А чтобы твой дух не уходил неуспокоенным, я дарю тебе это в залог будущей мести, — протянул он к ней руку с окровавленной головой викинга.

— Во имя Господа, сын мой! — охрипшим от ужаса голосом сказал священник. — Ты вершишь свои страшные дела пред ликом… Посмотри, она уже не дышит. Смилуйся, Господи, над ее душой, ведь она, хоть и посягнула на свою жизнь, ушла, как и жила, чистой и невинной.

Терлог склонил голову и оперся углом лезвия топора на пол. Пламя бешенства, бушевавшее в нем, угасло, оставив глубокую печаль и ощущение ненужности всего происходящего. В зале воцарилась тишина. Не слышно было стонов раненых — ножи смуглых воинов поработали на славу, те же из чужаков, что получили ранения, по-прежнему упорно молчали. Оглянувшись, далказианин увидел, что все они, оставшиеся в живых, столпились у ног Черного Человека и замерли, вглядываясь в него немигающими глазами.

Священник читал молитву над мертвым телом девушки. Заднюю стену дома лизал огонь, но никто не обращал на это внимания. Вдруг из груды трупов поднялась, неуверенно пошатываясь, гигантская фигура Ательстейна, избежавшего каким-то чудом ножа чужаков. Он привалился к стене и ошарашенно огляделся по сторонам. Из ран на груди и виске, там, где ирландский топор скользнул по черепу, текла кровь.

Терлог подошел к нему.

— Во мне нет ненависти к тебе, сакс, — тихо сказал он. — Но кровь требует мести. Ты умрешь, Ательстейн.

Сакс молча смотрел на него. Его большие серые глаза были серьезными, но страха в них не было. Он тоже был варваром, язычником, в гораздо большей степени, чем христианином, и знал неумолимые законы кровной мести. Терлог замахнулся топором, но священник бросился к нему, протягивая худые руки.

— Прекрати! Во имя Господа нашего, я запрещаю тебе делать это! О Боже, неужели мало крови уже пролилось в эту страшную ночь! Оставь его или ты будешь проклят вовеки, его жизнь теперь в руках всемилостивейшего Бога.

Терлог опустил топор.

— Он твой. Не потому, что я испугался твоих заклинаний и не ради твоего Бога, а из-за того, что ты вел себя, как должно, и сделал все, что мог, для Мойры.

Он повернулся, почувствовав, что кто-то дотронулся до его плеча. Вождь чужаков смотрел на него своими широко раскрытыми немигающими глазами.

— Кто ты? — спросил равнодушно кельт. Ответ мало его интересовал, он чувствовал только безмерную усталость.

— Я Брогар, вождь пиктов, о друг Черного Человека.

— Почему ты так меня называешь?

— Он плыл на носу твоей лодки и вел тебя сквозь дождь и снег. Он спас тебе жизнь, сломав меч викинга.

Терлог посмотрел на статую. Только ли случайностью объясняется то, что произошло с мечом Тостига?

— Кто же он такой? — спросил кельт.

— Он — единственное божество, которое у нас осталось, — с печалью в голосе сказал Брогар. — Это статуя нашего великого короля Брана Мак Морна. Много лет назад он объединил разрозненные племена пиктов в могучий народ, преградивший путь римским легионам. С тех пор прошли века. Еще при жизни великого Брана его первый советник, могущественный маг Гонар изваял эту статую. Когда король погиб, его дух вселился в нее. Сейчас Черный Человек — наш Бог. Да, мы владели когда-то этой землей: до того, как на ней появились кельты, бритты и римляне, все эти острова были нашими. Мы обрабатывали землю орудиями из камня, одевались в шкуры диких зверей, но были счастливы. Затем пришли кельты и оттеснили нас на север. Но мы еще были сильны. Рим сломал сопротивление бриттов и обрушился на нас. Вот тогда-то и появился среди нас Бран Мак Морн — потомок Брула Копейщика, соратника и друга Кулла, властвовавшего над Валузией за много тысяч лет до того, как Атлантида погрузилась в кипящие воды. Бран стал королем Каледонии. Он разбил наголову железные легионы Рима, и им пришлось искать спасения за Стеной. Но Бран пал в жестоком сражении, и это погубило наш народ. Его единство было подточено межплеменной рознью, и когда шотландец Кеннет Мак Альпин разгромил королевство Гэллоуэй, остатки пиктской империи растаяли, как снег на склонах гор. Теперь мы живем, словно волки, на заброшенных островках, прячемся в горах и среди туманных холмов. Наш народ гибнет. Мы уходим. Но Черный Человек жив — дух великого короля Брана Мак Морна вечно будет жить в этой статуе.