Читаем без скачивания Французский поцелуй - Эрик Ластбадер

— Вы с Танцором друзья, что ли?

— С Танцором?

— Это так его Волшебник прозвал, когда брал его к себе в отряд во Вьетнаме. Потому что он любил ходить на танцульки. Любил двигаться под музыку: «Роллинг Стоунз» и всякое такое. Даже более старая музыка ему нравилась. Говорил, что это история. Я никогда не мог понять его пристрастия. Почему его тянуло танцевать, когда он слышал музыку? Я вот, например, всегда думаю о печальном, когда слышу вьетнамскую музыку. О войне, например. А он и под печальную западную музыку мог танцевать.

Транг, который за всю свою жизнь не сказал ни одному человеку с Запада двух фраз кряду, сейчас говорил без умолку. С чего бы это?

— Я, помнится, все пытался понять, что это такое в западной музыке, что заставляет людей хотеть танцевать?

— Это называется битом.

— Чем?

Крис наблюдал, как окровавленные руки Транга разыскивают пульс на руке Сива.

— Да ритмом. Сам знаешь: раз, два, три,раз, два, три...

—Я видел, как в одном парижском клубе девушки танцевали и представляли что-то на сцене, — сказал Транг. — Вроде как апсара,небесные танцовщицы из Ангкора. Они что, ваши западные танцовщицы тоже рассказывают своим танцем какую-то историю?

— Он без сознания, — сказал Крис, — но дышит. — Взглянул в лицо Транга. — Я стащу его с тебя.

— Нет!

Транг видел, что Кристофер совсем рядом. И, как и Танцор, едва дышит.

— Я его отсюда вынесу, — сказал Крис. — Если его немедленно не доставить в больницу, он наверняка умрет.

— Ничего не выйдет, — сказал Транг. — Если ты к нему притронешься, я тебя убью.

— Ты этого не сделаешь, Транг, — сказал Крис, подсовывая руки под тело Сива и начиная стаскивать его с груди вьетнамца.

Транг приподнялся и своими железными лапами рывком притянул к себе Криса так, что их носы почти соприкасались. Лицо Транга было так близко, что Крис должен был прищурить глаза, чтобы оно не расплывалось.

— Я говорю вполне серьезно, — прошипел Транг, распрямляя кулак в железный клин и приставляя его к горлу Криса. — Если я надавлю немного посильнее, ты потеряешь сознание через пятнадцать секунд, а через тридцать будешь мертв. Надеюсь, что ты этому веришь.

Крис верил, но, тем не менее, продолжал стаскивать тело Сива. Давление на горло усилилось, и Крис уже не мог втянуть в легкие свежую порцию воздуха. Запас кислорода в организме быстро истощался и началась аффиксация. Тем не менее, он упрямо продолжал тащить Сива на себя.

— Почему ты делаешь это? — услышал он голос Транга.

— Я тебе... — прошелестел Крис, — я тебе доверяю.

— Но почему?

— Потому... — Тут Крис вынужден был остановиться: чтобы продолжать говорить, требовались неимоверные усилия. — Потому что ты не убил меня, когда у тебя была такая возможность. Ты дал слово и сдержал его. — У Криса все кружилось перед глазами. Звуки его собственной речи отдавались в мозгу. — Я тебе доверяю, как никому на свете не доверял.

— Замолчи! — закричал Транг, но руку с горла Криса все-таки убрал.

Крис упал лицом вниз на тело Сива. Голова его дергалась, когда он с хрипом втягивал в себя воздух.

— Я все еще могу убить тебя.

— Знаю, — хрипло прошептал Крис. — У меня никогда не было сомнений на этот счет. — Но когда он достаточно восстановил силы, чтобы поднять голову, он увидел, что слезы текут по щекам Транга.

— Разреши мне оттащить Сива поближе к лестнице, на ту сторону опор, где его доставят в больницу.

Транг схватил Криса за руку. Инстинктивно чувствуя, что, если он попытается вырваться или хотя бы напряжет кисть, Транг сломает ее, как сухой прутик, Крис не шевелился. Ждал.

— Послушай, что я тебе скажу. Я хочу объяснить, зачем я здесь. Во время войны, когда я знал твоего брата и Танцора, я помогал и Северному режиму, и Южному. Шпионил и за теми, и за другими, пока сам перестал понимать, где же мои истинные хозяева. Я был как пуля, пущенная на такое большое расстояние, что уже не может поразить никакую мишень, а просто уходит в землю... Но меня даже земля не приняла: я хотел умереть, но жил. Когда другие, более достойные, чтобы жить, умирали у моих ног от моей руки.

Наш отряд ПИСК, которым командовал Волшебник, делал диверсионные вылазки на территорию противника. Иногда мы ходили пешими, а иногда нас к цели доставлял вертолет. Это если цель была более значительная, как, например, целая укрепленная деревня, где северяне чувствовали себя уверенно. В нашу задачу входило не только убивать, но и лишать их чувства уверенности. Во время таких рейдов я должен был направлять пилота, который обычно не знал, куда мы летим, до самого последнего момента, когда нужная деревня внезапно появлялась в его поле зрения. Тогда он спускал машину пониже, и начиналась стрельба и бомбежка.

Тот рейд, о котором я хочу рассказать, проходил как обычно. Все было как всегда. Мы полетели на север, потом над границей, пока из-за деревьев не вынырнула деревня. Моя родная деревня. Война до такой степени дезориентировала меня, что до этого самого момента мне и в голову не приходило, что... Когда я узнал деревню, было уже поздно. Я уже дал пилоту необходимые указания...

Мы снизились, как обычно, и, повиснув над деревней, начали палить из всего, что было на борту: из АК-47 советского производства, из базук, потом пошел в ход напалм. Внизу я видел людей, которых знал с детства. Они разбегались в ужасе, запрокидывая искаженные страхом лица. А мы косили их из пулеметов, палили жидким огнем... Они страшно кричали... Этот крик! Он никогда не смолкает в моих ушах.

После этих слов воцарилась та особенная тишина, которая бывает после боя или бомбежки. Тишина такая ясная, такая хрупкая, что, когда она, в конце концов, была нарушена, звуки, нарушившие ее, резанули по слуху.

— Транг, — попытался его утешить Крис, — это тяжело, но всегда есть выход. Путь к спасению и тебе не заказан.

— Ты такой же, как все! — с отвращением в голосе крикнул Транг, отпуская руку Криса, будто по ней шел электрический ток. — Как мосье Вогез, как и сам Волшебник. Все вы, каждый по-своему, стараетесь организовать для меня прощение, до которого мне, как до лампочки. Я не хочу быть спасенным. Я хочу быть свободным!

Он вскочил на ноги и скрылся в тенях подвального помещения. Крис было устремился за ним следом, потом остановился и крикнул Сутан, чтобы она забрала Сива. Побежал дальше и, достигнув стены, беспомощно огляделся по сторонам: Транга нигде не было. На мгновение он запаниковал, думая, что Транг, как выражаются охотники, сделал скидку и теперь направляется к тому месту, где сейчас находилась Сутан.

Но потом он увидел среди темных теней подвала еще более темное пятно на полу. Подойдя ближе, он понял, что это какой-то заброшенный лаз, закрытый тяжелой круглой крышкой из чугуна, на которой было что-то написано. Крис присел, с трудом разобрал стершиеся буквы. Затем поднял крышку и заглянул в люк. Там, внизу, были сточные канавы Парижа.

Он уже собирался спуститься вниз, когда его остановил крик Сутан.

— Крис! Ты что, с ума сошел? Пусть себе сидит там, внизу, сколько хочет. Он там задохнется или утонет, и черт с ним! Не лезь туда! Разве мало тебе неприятностей и без этого?

— Ты ничего не понимаешь, Сутан, — мягко возразил Крис. — Возможно, и я тоже. Но между мной и им есть какая-то таинственная связь. — Он поставил ногу на первую железную ступеньку лестницы, уходящей вертикально вниз, по которой можно было попасть на первый уровень канализационных труб. — Я почувствовал это в тот момент, когда мы с ним стояли лицом к лицу в той конюшне в Турет. Именно этой таинственной связью объясняется то, что он отпустил меня тогда и выполнил условия, поставленные мной: твоя жизнь за Преддверие Ночи.

— О Крис, как ты можешь вверять свою жизнь тому, чего не понимаешь?

— Не кажется ли тебе, что именно боязнь сделать это делает нас трусами? — возразил Крис. — Я должен идти.

— Почему? Ради Бога, Крис, вернись! — умоляла она, вне себя от страха за него. — Внизу тебя ждет смерть.

— Ты ошибаешься. Сутан, — возразил он, спускаясь на следующую ступеньку. — Но если от этого тебе будет легче, то молись за меня.

— Неужели ты не понимаешь, — сказала она с горечью, — что уже поздно молиться?

Крис спускался вниз, ставя ноги на предательски скользкие от конденсата и слизи железные ступеньки. Один раз его нога все-таки соскользнула и он повис на руках, ища другой ногой опоры.

Уже на полпути вниз он услышал голос Транга:

— Кристофер, возвращайся наверх. Если ты спустишься, тебе не жить.

Уже поздно молиться,подумал Крис, продолжая спускаться.

Какие только запахи не окружали его: едкие и тошнотворные, забористые и удушающие! Когда он достиг дна и оглянулся по сторонам; то увидел блестящий каменный свод, с которого кое-где свисали голые электрические лампочки. Где-то рядом с меланхолическим звуком падали тяжелые капли. Немного подальше раздавались более мелодичные звуки журчания родничка или ручья.