Читаем без скачивания Камень Грёз - Кэролайн Дж. Черри

«У них нет сердец, – донесся до нее шепот. – Они повесили их на деревья, чтобы забыть эту землю, забыть все, что они сотворили здесь».

– Это дракон говорит, – промолвил военачальник, глядя вперед. – Не слушай его, заткни свои уши.

«И этого зовут Ниеракт. Он не любит людей. Он жаждет то, что вы носите, – он отнял бы, если бы мог. Берегитесь его».

– Заткнись, старый червяк! – выкрикнул Ниеракт.

«Кто вы им? И кто был им ваш отец? Они убили его и бросили вашу мать умирать…»

Внезапно их окружили деревья и мгла – кони петляли меж ветвей.

– Не отставайте от нас! – закричал Ниеракт. – Не отставайте, юные Ши! Не слушайте этот голос!

«Король без королевства и королева, рожденная от воров и убийц, о, слушайте меня, юные души: смотрите, к чему ведет благородство, – вот что оно сделало с вашим отцом».

«Замолчи, замолчи», – повторяла Мев, сжимая эльфийский дар в руке и думая лишь о Келли, – только вместе могли они заслониться от дракона.

Она успокоилась, и внутри все затихло – может, ей удалось это сделать самой, а может, ей помогло холодное сердце Кили. Рядом бежал пука, чувствуя себя в этой тени как дома. Она увидела лицо брата, но оно было окрашено скорбью, что делало его очень похожим на Ши. Темные твари возникали перед ними, и летели эльфийские стрелы, разящие страшным светом.

«Нам не до́лжно здесь быть», – с отчаянием подумала она и тут же взяла себя в руки, вспомнив Лиэслиа и доброту его глаз. Она почувствовала, как окрепла ее рука, словно молодое деревце – пусть листьев на нем осталось мало, но оно было живо и теперь дарило ей тепло и жизнь.

«Найди их, – послышался голос в ее сердце, журчащий, как вода. – О держись, держись, держись, сокровище, на моей спине, темные воды, темные пути – фиатас не боятся их».

Мев боялась, боялась всем земным страхом за оставшихся любимых, за последний свет и последнюю красоту, за тот крохотный отряд, что остался стоять во тьме где-то позади них. «Домой, – думала она, вспоминая их лица. – Домой, домой, домой».

И брат ее был рядом с ней. Он лучился светом, как и она сама, и эльфийские дары испускали сияние.

В руке его был меч дроу – тусклое отравленное серебро. Его соратники окружили рощу тьмой, холодной от ненависти.

– Я не стану сражаться с вами, – промолвил Далъет, – ни с одним, ни с другой. Это уже ничего не принесет, разве что новые раны. Сдавайтесь, брат и сестра.

Лиэслиа напряженно наблюдал за каждым его движением; а за их спинами кружили две лошади, высекая копытами гром, очерчивая круг вокруг того, что осталось от Элда, и защищая Арафель.

Арафель, как могла, встала на ноги. Но круг все сужался, и чернела трава.

– Лиэслиа, – сказала она, и рукоять меча прикоснулась к его руке. Он взял его, поднял, и лезвие засияло на фоне тьмы.

– Мы уже делали это однажды, – напомнил ему Далъет.

– Значит, недостаточно хорошо, – откликнулся Лиэслиа.

И новые побеги травы полегли, словно выжженные. Умер цветок. Дроу приближался во всполохах тусклого света. Клинки взвились и скрестились, сверкая при выпадах и обманчивых движениях, которые делали тот и другой.

Быстрей и еще быстрее. Граница зелени застыла. Они сражались на этой грани, которую Лиэслиа мог перейти, а дроу не мог; и ветер дул все сильнее, и холод все нарастал. Он услышал, как его окликают по имени, услышал голос дракона.

– Берегись! – закричала Арафель.

И граница тут же подалась – трава почернела, умер еще один цветок и рассыпался в прах: Далъет сделал выпад, и Лиэслиа поднял руку, встречая острие, – ведь он был без доспехов. Лезвие проникло внутрь, ледяное и отравленное. Но и его лунный меч нащупал брешь в броне противника и, войдя в плоть, повернулся в ране.

– Брат! – взвыло то, что было Донкадом.

И погибло. Дроу еще помедлил, тая, – прекрасное холодное лицо, вой и последнее содроганье. Зазвучали рога – то были новые всадники; и дроу кинулся отступать туда, в сторону Дун Гола.

Мрачные деревья поблекли, но туман не ушел. Всадники окружили их; там были двое, что ехали на фиатас, на черных и гладких скакунах, а волосы их горели, как солнечный восход. Зарокотал гром; эльфийские кони заржали, приплясывая на месте, и рощи осветились изнутри.

– Арафель! – вскричал Ниеракт, спрыгивая на землю. – Лиэслиа!

И тогда он увидел свою рану, холод, пронзивший его руку, почувствовал, как вместе с темным потоком крови из него вытекают силы. Покачиваясь, Лиэслиа встал на ноги, и друзья окружили его; перед ним была Арафель – после стольких веков он видел ее перед собой.

«Стойте, – донесся из-под земли голос, ласкающий и соблазняющий шепот. – О, останьтесь, Вина Ши. Не уходите».

– Не слушай, – сказал Ниеракт. – Ладьи ждут нас, Аовель. Ему не убедить нас. Пойдем. Здесь больше нечего делать.

– Нечего делать, – эхом повторил Лиэслиа. И он посмотрел на нее – за ней стояли века надежды и ожидания, но что-то в камне замутнило ее образ. Она словно померкла от печали, и кровь окрасила ее тьмой – в глазах ее стояла скорбь, а камень разрывался от боли.

– Вы поймете, – сказала она. – Вы бы поняли.

– Торопись! – вскричал Ниеракт.

– Нет, – ответила Арафель.

– Держаться за это? – спросил Лиэслиа. – О Аовель, довольно.

– Но здесь остались люди, – сказала она, – если мы бросим этот мир на произвол судьбы, то мы оставим их на милость червяка. У нас есть оружие. Мы не обречены… О, братья, неужто мы ничему не научились? То, что происходит здесь, очень важно.

– Если мы возьмемся за это, – сказала Лиадран, – о Арафель, это опасно…

– Очень важно, – повторил тогда Лиэслиа. Он все еще держал в руках сломанный меч, слышал дракона и чувствовал, как холод поднимается вверх. Он прикоснулся к камню – остальные были их лишены. – Я помню. Я помню Кер Ри, прежде чем он стал Дун Голом. Мы создали и то и другое. Лично я… я с Арафелью.

– И не один, – ответила Лиадран, спрыгивая с лошади.

– Нет, не один, – промолвил Ниеракт – и остальные спешились, накладывая стрелы на тетиву.

И так, заняв круговую оборону, они застыли в ожидании, пока до них не донеслась его поступь, пока они не ощутили трепетанье воздуха. Арафель стояла с ними, натягивая тетиву с последней своей стрелой.

– Не вмешивайся, – сказал Лиэслиа, стоявший рядом. – Ты – его главная цель.

Она ничего не ответила.

«Глупо, – сказал червяк. – К чему эта борьба? Вы же видели, мир стал иным по сравнению с тем, чем он был. Неужто вы хотите вернуть, что было прежде? Мы можем переделать его. Он может стать тем, чем мы захотим».

Затем наступил холод, и потекло немеренное время, когда все застыло. И вот он был уже с ними – они даже