Читаем без скачивания Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2] - Роман Добрый

— Знаю.

— Так отчего же вы не идете к нему?

— Мне говорили, что вы больше платите. — Самодовольная улыбка расплылась по лицу владельца комиссионерной конторы.

— Пк-ха! Я думаю тоже так.

— Но есть один вопрос, господин Копельман. Куда мы спрячем мой товар? Я прошу верить, пойду на чистоту го­ворить. В Варшаве у нас гостит Путилин. Ему до­несли, что существует контора «Добржанский, Писнячевский и К°». Этот дьявол-москаль точит зубы на нас. А вы слыхали, что он непобедим в розысках-сыске. Я вот только потому и обратился к вам, что жаль, очень жаль, если такой ценный товар пропадет.

Копельман жирно расхохотался.

— Я вижу, пан Добржанский сомневается в Копельмане?

— А то есть правда, вдруг, да и вы не сумеете сбыть.

— О, от меня не вырвешься! — продолжал Копельман.

— Верное место? — спросил Путилин.

— Я думаю.

— Что же, тогда по рукам? — вставая сказал великий сыщик.

— Привозите.

— А куда? Сюда к вам в контору? — Копельман даже руками замахал.

— Ай, что вы, что вы, вы извините, с ума сошли! Разве можно сюда привозить? За мною и так следят. А она кричать начнет? Что тогда делать?

Путилин сделал глупое лицо.

— Прошу извинить меня, так куда же?

— А вы, извините меня, где изволили остановиться?

— Я только что с поезда, — улыбнулся Путилин.

— Так мы вот как сделаем. Вы завтра, пожалуйте, ко мне.

— После трех часов дня?

Великий сыщик заметил, как вздрогнул владелец комиссионерной конторы.

— Почему после трех?

И впился взглядом в глаза Путилина.

— Прошу верить, я до трех занят, — галантно поклонился Путилин.

— А-а... Да, пожалуйте до меня после трех. Тогда мы будем иметь обсуждение, я назначу вам, куда можно доставить ваш товар.

Путилин раскланялся и вышел из комиссионерной конторы.

Но выйдя, недалеко отошел от дома знаменитого одесского дьявола.

По роскошной лестнице особняка, небольшого, уютного, почти бегом вбежал Копельман.

Он позвонил, и когда дверь открылась, ураганом влетел в нарядно убранную квартиру.

— Где баронесса? Баронесса где? — Экономка баронессы, худощавая, злющая дева, в испуге отпрянула.

— Что с вами, господин Копельман? Mожно подумать, что за вами гонится вся нечистая сила.

— Розалия Абрамовна! Розалия Абрамовна! — пронесся по передней яростный вопль Копельмана.

На пороге гостинной появилась толстая фигура баронессы.

— Что вы кричите, Копельман?

— Тсс! Ша! — трагически простер обе руки первый одесский комиссионер. — Скорее на самое важное заседание!

— Зачем заседание? — удивилась баронесса.

Копельман затопал ногами.

— Не разговаривать! Не смейте мне прекословить!

В комнате, убранной с вопиющей к порядочному тону роскошью, началось заседание.

Баронесса, рыхлая, испуганная, сидела в кресле. Против нее -поместился Копельман, по бокам неве­домые субъекты (их было трое) мужского пола.

— Что такое? Что случилось?

Копельман отер пот со лба и после паузы начал:

— Случилось то, что я сейчас говорил с дьяволом.

Крик испуга и удивления пронесся по «шикарной» гостиной.

— С дьяволом? Что за шутки в ночное время, Копельман?

Удар кулаком по столу был ответом.

— И что вы на меня глядите, как на помешанного?! Я вам говорю, что я говорил с дьяволом!

Лица всех заседающих одесских демонов побледнели.

— Знаете ли вы, кто у меня сейчас был?

— Кто-о?

— Шпион. Пусть дети мои не увидят солнца, если я говорю неправду! О, хитрый змей! О, ящерица, заползающая под камень добродетели!

— Какой шпион?

— Такой, какого еще Одесса не знала. Слушайте, мы узнали, что по делу этому... ну-ну… вызвали Путилина.

— Путилина? — вздрогнули заседающие.

— Да. Вы знаете, что такое Путилин?

— О-о!

Это «о-о!» было красноречивее всяких объяснений. Копельман начал рассказывать почтенному собранию о странном посещении «пана Добржанского».

— И вы что думаете? — послышались испуганные вопросы.

— Я думаю, что этот Добржанский — есть Путилин.

Если бы бомба разорвалась здесь, это не произвело бы большего эффекта.

— Что? Как?

— Путилин, проклятый Путилин был у вас, Копельман?

— Я, может быть, и ошибаюсь... Но... нам надо сейчас же принять меры. Что делает наша «аристократка»?

— Черт бы ее побрал! — гневно воскликнула баронесса. — Она не дает нам ни минуты покоя. Кричит, плачет, бьется, как щука о миску.

— Разве вы не пробовали ее успокоить каплями Фрейденберга?

— Нельзя же ее захлебнуть, когда она — такой дорогой товар! — продолжала баронесса.

— Во всяком случае, ее надо укротить и сейчас же вывезти отсюда. Я боюсь, ох, боюсь, этого пана Добржанского!

— Так, ведь, завтра отходит пароход...

— Завтра! Завтра! А если сегодня у нас вырвут жертву? Во-первых, мы потеряем заработок, а потом мы попа­демся с поличным.

— Где Гельман?

— Он уже здесь.

— Вы ему говорили, что он должен загипнотизировать девчонку, чтобы она спокойно под вуалью вошла завтра на пароход, отправляющийся в Константинополь?

— О, он все знает! Гельман!.. У Гельмана такая сила.

— Так надо это сделать сейчас. Слышите? Сейчас! Только вместо парохода мы ее пока перевезем в другое место. Надо замести следы. Идемьте к ней.

В комнате, тонувшей в полумраке, слышался безумно нудный плач. На кровати, заломив в отчаянии руки, билась девушка поразительной красоты.

Когда Копельман, баронесса Розалия Абрамовна и Гельман вошли в комнату, первый обратился к заключенной:

— Ай-ай, вы все плачете, милая барышня?

Девушка, точно под действием электрического тока, вскочила с кровати. Она была полуодета: корсаж был снят, она была в корсете:

— Что вы со мной делаете? Выпустите меня отсюда!

— Начинайте! — тихо шепнул Копельман Гельману. — Он тихо шептал ему: — Вы должны внушить ей, чтобы она сию минуту поехала со мной. Она должна беспрекословно повиноваться моей воле.

Баронесса выразительно и зло поглядела на Копельмана:

— Я боюсь, Копельман, что вы комедию строите. Не забывайте, вы не заплатили мне мою комиссионную долю.

— Вы — дура-баба! — гневно ответил Копельман. — Тут надо шкуру свою спасать от когтей черта, а она о деньгах говорит!

— Спите! — прозвучал резкий, гортанный возглас. Гельман с распростертыми руками подходил к девушке: — Спи! Ты должна спать!

— Ай! Оставьте меня! Я не хочу... Господи, пошли мне лучше смерть!