Читаем без скачивания Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов - Мари-Франсуа Горон

— Мадемуазель, потрудитесь отправиться к себе. Господин Горон желает с вами говорить.

Я, конечно, иду домой, нахожу там господина Горона, который просит, чтобы я дала ключи, и переворачивает все вверх дном в моей комнате.

Понятно, он ничего не нашел, но все-таки, как хотите, мне было неприятно.

Я ничего не понимала и не знала, чего они от меня хотят. Наконец, господин Горон разрешил мне взять мою собачку — и нас увели.

Меня расспрашивали о том, о чем я понятия не имела, показывали мне какие-то драгоценности… а я, понятно, ничего знать не могла.

Наконец сегодня господин Росиньоль пришел ко мне, — ах, какой милый этот господин Росиньоль, — и сказал, что я могу уходить. И вот я со своей собачкой снова на воле.

И все это из-за моего Поля! Клянусь вам, это хороший мне урок! Теперь уж я буду поумнее».

Увы, этот урок не пошел впрок бедняжке. Впоследствии все газеты рассказали, как ее дочиста обокрал возлюбленный, которого она обожала.

Маленький старичок, которого мы арестовали на лестнице и которого товарищи называли «папаша Луи», был также в своем роде замечательный тип.

— Ах, господин Горон, — говорил он, — быть может, я не совсем то, что принято называть честным человеком, потому что провел много лет в тюрьме, но уверяю вас, что я совершенно не причастен к воровству, совершенному в отеле Панисс, как и ко многим другим кражам, которые, очень возможно, вы поставите в счет Альома. Всего-навсего я только продавал те крохи и лом, которые вы нашли в моих карманах.

В тоне старика было столько искренности, что господин Атален, а также и я, после допроса других арестованных и после нескольких необходимых очных ставок, решили отпустить его на свободу, но это ни к чему не привело. Вскоре он попался в новом мошенничестве, и его арестовали во время незаконного сбора пожертвований будто бы в пользу благотворительного дела аббата Русселя. Он возвратился в тюрьму и уже в костюме заключенного явился свидетелем в процессе товарищей.

Мало-помалу обвинения сгруппировались, благодаря доносам арестованных, а также списку адресов, найденному у молчаливого Альома, ни за что не соглашавшегося выдать товарищей.

Мы скоро напали на след толстяка Поля, известного в своем кругу еще под прозвищем Поль-кучер.

Мои агенты прибыли в Клиши всего несколько часов спустя после того, как этот Поль-кучер бежал, оставив чемодан, в котором я нашел 52 прибора с инициалами маркиза де Панисс, 72 ножа с золотыми клинками и в серебряных оправах и, наконец, два котелка, по всей вероятности предназначенных для плавки металла.

Впрочем, эта работа была уже начата, так как более дюжины ножей оказались с выломанными клинками.

Кстати, все воры более или менее провинились в этом художественном вандализме, и я помню, как глубоко был огорчен маркиз де Панисс-Пасси, когда, приехав со мной в Монруж к одному сбытчику краденых вещей, нашел переплавленным в слитки свое великолепное фамильное серебро, переходившее из рода в род в его семье и представлявшее для него столько дорогих воспоминаний!

Наконец, 25 февраля, почти месяц спустя после кражи, мои агенты задержали в одном винном погребке на бульваре Ош толстяка Поля, настоящее имя которого было Поль Жальби, и еще одного человека пожилых лет, бывшего вместе с ним в таверне.

Едва Поль заметил агентов, как бросился бежать со всех ног, но его скоро догнали и задержали. Его спутник, не думавший, что его также подозревают, спокойно остался сидеть за столом, но его забрали вместе с Жальби.

Когда этих двух субъектов привели ко мне в сыскное отделение, они ни на минуту не отрицали, что одного из них зовут Жальби, а другого Ренар и что они оба рецидивисты, заочно приговоренные к ссылке. Тем не менее они утверждали, что только в то утро приехали из Лондона и познакомились дорогой.

Ренар даже добавил:

— Я впервые познакомился с этим господином на пароходе. Потом я встретил его сегодня утром, он пригласил меня зайти выпить, и я согласился.

При обыске в их карманах нашли заряженные револьверы, довольно крупные суммы денег и связки подозрительных ключей.

Само собой разумеется, они доказывали, что не имеют места жительства в Париже, а когда я заговорил с ними о краже на улице Монсо, они ответили:

— О да, мы читали об этом в газетах, когда были в Лондоне, но мы не можем дать вам никаких указаний по этому поводу, потому что нас не было в Париже.

Но все изменилось, когда их привели на очную ставку с их арестованными сообщниками. Альом, по всей вероятности не считавший предательством признать виновность товарища, когда тот уже пойман, узнал в Ренаре того из участников воровства, который разыгрывал роль комиссара юридических делегаций (господина Клемана).

Кроме того, Альом сообщил, что товарищ Ренара Поль не только ходил за каретами, но и разыгрывал роль господина Лозе в маленькой комедии.

Наконец, благодаря настойчивым розыскам моих агентов, нам удалось узнать адрес Ренара. Наш герой нанимал меблированную комнату под вымышленным именем Бюте в улице Лефонтен.

Ренар отнюдь не подозревал, что полиция выведала его адрес. Вот почему, когда его повезли туда и карета остановилась, он чуть не упал в обморок. Агенты должны были вести его под руки на лестницу. Наконец, когда его ввели в комнату, он в изнеможении упал на стул и сказал:

— Я проиграл партию. Да, все, что вы здесь видите, результаты краж, совершенных мною, и я расскажу о них на следствии.

Эта комната была настоящим складом.

Чего только здесь не было! Фамильные бумаги маркиза де Панисс лежали рядом с крестами и орденами, украденными у одного заслуженного генерала. Здесь были бриллианты и драгоценные камни, вынутые из оправ, ценные вещи и пустые футляры с самыми разнообразными инициалами. Я нашел почти все, чего недоставало до полного комплекта украденных у Панисс-Пасси вещей, а также его картины, не было только двух картин Теньера.

На постели между матрасами были найдены 1700 франков золотом и две облигации Gredit fancier 1859 года под № 21701 и 462070.

Когда открыли зеркальный шкаф, там оказалась целая коллекция печатных оттисков, сфабрикованных Ренаром для своих шантажных подвигов. Здесь были бланки полицейской префектуры, многочисленные печати и штемпели различных ведомств, фальшивые визитные карточки господина Аталена, почему-то с инициалами Е. Д., тогда как почтенного магистрата звали Гастоном, были также карточки Жома, хотя перед его фамилией подделыватель поставил букву П., а моего знаменитого сыщика звали Фортюна. Были еще карточки господина Безансона, начальника второго отделения, господина Гофруа, делопроизводителя в Министерстве