Читаем без скачивания Жизнь и судьба Федора Соймонова - Анатолий Николаевич Томилин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Читатели, которые знают роман Алексея Толстого «Петр Первый», помнят, как в ночь с 7 на 8 августа в село Преображенское, где жил шестнадцатилетний Петр, прискакали верные люди из Москвы. Они разбудили царя и рассказали, что стрельцы хотят идти к нему бунтом, его, царя, убить, извести всех Нарышкиных, а на царство венчать царевну Софью... В чем был в постели, выбежал царственный отрок на конюшню, вскочил на лошадь и — в ближний лес, традиционный защитник всех гонимых на Руси. Туда уж и привезли ему платье.
Одевшись, Петр вместе со своим постельничим Гаврилою Головкиным (будущим канцлером государственным), с шутом-карлою и одним из стрельцов-изветчиков поскакал в хорошо укрепленную Троице-Сергиевскую лавру, куда к нему на следующий же день приехали царица Наталья Кирилловна с невесткою, собрались Нарышкины. Пришли с развернутым знаменем и с барабаном потешные войска и стрельцы Сухарева полка.
Узнав о бегстве царя, Москва ужаснулась: ужели опять усобица? В Кремле срочно собрались приближенные царевны Софьи: что делать? А тем временем к Троице уходило все больше и больше людей — бежали бояре, уехал патриарх! Говорили, что в монастыре всею жизнью распоряжается князь Борис Алексеевич Голицын. А там прискакал от него и гонец к Василью Васильевичу, к сроднику. Князь Борис звал брата, торопил, пока не поздно...
Так началось противостояние, которое должно было окончательно решить вопрос о верховной власти в государстве и о будущем пути России. Одновременно должна была решиться и судьба многих участников событий.
Вскоре пришла в Москву грамота от царя Петра. Государь повелевал, чтобы все полковники и начальные люди с десятью стрельца-ми от каждого полка, а также от гостиной сотни, от слобод и черных сотен, старосты с десятью тяглецами явились к Троице без промедления. «А кто не явится, тому быть в смертной казни». После такого указа по дороге к святой цитадели двинулись сотни людей — не удержишь. Но у Софьи еще были стрельцы, которыми управлял Федор Шакловитый, оставался в своих палатах князь Василий Васильевич, хоть и покинутый ею, но любовник... Она понимала, что стрельцы — сила ненадежная, колеблющаяся. И не очень удивилась, когда вечером 6 сентября большая толпа вооруженных людей с бердышами пришла в Кремль с челобитной. Стрельцы требовали выдачи Шакловитого. Они желали сами отвести его в лавру и тем заслужить прощение. Софья спокойно вышла на крыльцо, говорила красно, убедительно. Сказала, что Федьку не выдаст, и закончила словами: «Ступайте по домам, православные, живите спокойно!» Она никак не ожидала услышать в ответ крики и звон оружия. А внизу кричали, что нечего ждать и коли царевна добром не согласна, то надобно бить в набат... И тогда ей стало страшно. Она отшатнулась, рынды захлопнули тяжелую дубовую дверь, а она, схватившись за грудь, стояла в темноте сеней, ловила воздух и не могла опомниться. Вот тогда она и решила ехать к Троице сама — мириться.
Однако колымагу ее остановили в селе Воздвиженском. В том самом, где она семь лет назад велела казнить Хованского... Стольник царев — Иван Бутурлин, не опуская глаз, передал ей приказание Петра в монастырь не ходить, а коли ослушается, «то с нею нечестно поступлено будет». И царевна... воротилась в Москву. Не глядя ни на кого, прошла в молельню. И когда полковник Нечаев со стрельцами привез новую царскую грамоту с требованием прислать к нему заводчика злого умысла Федьку Шакловитого с главными товарищами для розыска, промолчала и опустила голову.
Ах, Федор, Федор, крепко был с ним повязан князь Василий Голицын. И хотя в событиях последних дней участия не принимал, ревнуя отчасти к новому фавориту, а более по свойственной нерешительности своей, он уже давно видел, что дело проиграно. Сколько писем получил от брата князя Бориса, умолявшего приехать, пока не поздно... Не мог оставить Софью...
Седьмого сентября часу в пятом пополудни поезд из карет и сопровождавших всадников остановился перед воротами лавры. Из кареты вышел князь Василий Голицын с сыном Алексеем. Однако и их в монастырь не пустили. Велели стать на посаде и не съезжать до указа. А в подвалах святой цитадели, превращенных в застенок, шел розыск. На дыбе кричал и дергался Федька, винился во всем, что ни возводили на него. Он без утайки оговаривал всех, кого подсказывали подьячие, не в силах терпеть пытку.
Через два дня в вечер Голицыных вызвали. На высоком монастырском крыльце стоял думной дьяк. Он прочитал указ остановившимся внизу боярам о лишении их чести и о ссылке в Каргополь. Имение же их отписывалось на великих государей.
В тот же год, по приезде на скорбное место, у старшего сына Алексея Васильевича, женатого на княжне Квашниной, народился младенец, нареченный Михаилом. (По некоторым другим источникам получается, что родился он позже. Но так или иначе, главное здесь в том, что детство Михайлы проходило при опальном деде.) Отец его вскоре после рождения сына «впал в меланхолию» и умер. А Мишатка, ставши дедовым любимцем, рос смышленым, хотя и тихим отроком.
После смерти Василия Васильевича семейству разрешили вернуться в свои подмосковные имения, оставшиеся после конфискации. Молодого князя Михаила в числе прочих дворянских детей царь Петр послал учиться за границу, в Париж. После чего тот вроде бы путешествовал по Италии... Здесь история его жизни затуманивается. По одним данным, он как будто, находясь в скромном чине армейского майора, женился на девице Хвостовой, от которой имел двух детей — сына и дочь. А затем, овдовев, снова уехал в Италию. Там-де он встретил красавицу итальянку совсем простого звания, в которую влюбился без памяти. Тайно приняв католичество, он женился на девушке.
В других источниках о первой его семье не говорится ничего, и можно понять, что он сразу после учебы встречает свою черноокую красавицу. Однако последний вариант сомнителен.
В то время — это уже было царствование императора Петра Второго
