Читаем без скачивания Катастрофа 1933 года. Немецкая история и приход нацистов к власти - Олег Юрьевич Пленков

влияний, за создание тотального национального государства с плановой экономикой. Целью Никиша являлось введение социализма в Германии, освобождение рабочего класса от ига капитализма и Версальской системы. Эрнст Никиш видел в нацистах проявление враждебной силы романизации на немецкой земле, которая притупляет остроту борьбы против Версальского договора, урбанизации, буржуазного декаданса и капиталистической денежной экономики, потому что, отрицая большевизм, они отрицают тот русско-азиатский образ жизни, в котором заключена единственная надежда на освобождение Германии, на ее эвакуацию «с перины английской проституции»[1048]. Журнал Никиша «Сопротивление» имел эпиграфом слова Клаузе вица: «Сопротивление – это такая деятельность, вследствие которой силы врага должны постоянно разрушаться в таких масштабах, что враг должен отказаться от своих целей». В 1930 г. Никиш опубликовал свою программу. В ней сначала было 6 пунктов немецкого протеста: против идей 1789 г., против индивидуализма, капитализма, марксизма, парламентаризма, против Запада как родины этих идей, против варварского азиатского большевизма. Политическая часть программы состояла из следующих тезисов: обратиться лицом к Востоку и его позитивным ценностям, осуществить необходимый выход из мирового капиталистического хозяйства, организовать принудительное переселение из городов в деревню, создать предпосылки для крестьянской жизни, осуществить отказ от идеи гуманизма, отказаться от частной собственности, вместо нее воспитывать чувство долга и служения народу и государству.

Никиш и его товарищи во внешней политике призывали ориентироваться на СССР, ибо в большевиках Никиш видел образец для Германии и немецкого рабочего класса, но коммунистом Никиш не был. «Мы должны, – писал он, – провести полное отделение от Запада. Мы объявляем себя сторонниками законов и ценностей стран восточней Эльбы. В странах Запада к немцам относятся как к неполноценным, на Востоке же они – ведущая сила. Тем, чем был Рим для Запада, должен стать Потсдам для Востока. Мировое господство всего римского прошло, на очереди – Восток». Всему западному Никиш противопоставлял прусско-славянский принцип организации, то есть социализм. Он писал: «Вашингтон означает господство недочеловеков и неполноценных. Москва же означает рождение нового ордена, нового дворянства»[1049]. Подобная антизападная ориентация логически прямо вела к революционным установкам: «Германское возрождение требует взорвать весь западный порядок. Германия должна идти на союз со всеми, кто желает совершенного европейского порядка. Нужно поддерживать лозунг мировой революции, использовать его как динамит против Европы», – писал Никиш в журнале «Сопротивление» в 1930 г. Единственная страна, на которую можно уповать, – это Советская Россия, полагал Никиш: «Революционная и социалистическая Германия в союзе с революционной Россией может победить буржуазный Запад. А затем национальное освобождение Германии от Версальского диктата послужит импульсом к мировой социалистической революции»[1050]. Никиш считал, что соглашение с Москвой – это единственная возможность для Германии вырваться на волю. Если же Германия будет способствовать тому, чтобы уничтожить большевизм в Москве, она таким образом будет сама себе рыть яму. Большевизация Германии, полагал Никиш, – меньшее зло, чем национал-социализм. Будучи в 1932 г. в Москве, Никиш был поражен в разговоре с Карлом Радеком уверенностью последнего, что как только Гитлер придет к власти, он заключит соглашение со Сталиным. В брошюре «Гитлер – немецкий рок» Никиш представлял как раз иную точку зрения, в соответствии с которой Гитлер – демагог по своей сущности, а демагогия – составная часть демократического Запада, и настоящий демагог – это настоящий западник. Нацизм, по Никишу, «чисто буржуазное явление, последний ядовитый цветок буржуазного мира, характеризующийся византизмом, поверхностным оптимизмом, дилетантизмом, господством проходимцев и недостаточной трезвостью»[1051].

Группа «Сопротивление» объявила важнейшей целью создание тотального национального государства, введение плановой экономики и осуществление тесного союза с СССР. Никиш утверждал, что сталинское тоталитарное государство и есть олицетворение прусской идеи. Вслед за Шпенглером Никиш считал, что Пруссия была государством, в котором вообще не было частной жизни, безраздельно царил Левиафан, для которого ценной была только общность, а не индивидуализм, почему буржуа и ненавидят все прусское. Никиш делал абсолютно неожиданный вывод, что русский большевизм – это логическое завершение истории Пруссии как динамической, революционной силы, которая существовала в вечном состоянии бунта против Европы, римского католицизма, западного гуманизма, капитализма Лондона и Нью-Йорка. Никиш полагал: то обстоятельство, что Гитлер – буржуа, выходец с католического юга, – это злой рок немецкого национализма.

Совершенно ясно, что в таком виде национал-большевизм не мог рассчитывать на массовый успех, ибо Никиш совершенно игнорировал варварский деспотический характер большевистской диктатуры. Однако сам факт появления такой разновидности «консервативной революции», как национал-большевизм, говорит об общественных проблемах Веймарской республики. В нацистские времена Никиш сидел в лагерях, после войны обосновался в ГДР, занимался писательской деятельностью, в 1953 г. в качестве протеста против подавления рабочего восстания в ГДР 17 июня 1953 г. эмигрировал на Запад, оставил интересные мемуары.

Также весьма необычную ориентацию, близкую группе «Сопротивление», представляла собой «национал-коммунистическая» группа Генриха Ноймана в КПГ. Этот короткий эпизод сотрудничества КПГ с правыми получил название «курс Шерингера», по фамилии лейтенанта рейхсвера, который в 1931 г. был уличен в сотрудничестве с нацистами, изгнан из рейхсвера и вступил в КПГ.

Рихард Шерингер был одним из трех лейтенантов расквартированного в Ульме полка Людвига Бека (будущего начальника Генштаба). Шерингер в 1930 г. был приговорен к тюремному заключению. Во время этого процесса Гитлер дал присягу оставаться в рамках законности. Как раз эту «тактику легальности» яростно отвергал Шерингер, который под влиянием коммунистов понял, что настоящая «политика силы по отношению к западным державам» возможна только в том случае, если сперва будет покончено, в ходе уничтожения капитализма, также с либерализмом, пацифизмом, западным декадансом.

Некоторое время КПГ придерживалась с апреля 1931 г. «курса Шерингера», который примерно соответствовал радековскому «шлагетерскому курсу» 1923 г. Это привлекло в КПГ некоторых нацистов и национал-революционеров, в том числе Людвига Ренна, Бодо Узе, капитана Беппо Ремера (руководителя Горского союза), графа Штенбок-Фермора, Эрнста фон Заломона. Все они, как и Шерингер, были преисполнены уверенности, что перешли из мниморадикальной партии в подлинно радикальную. При этом не было ни одного коммуниста, который перешел бы с подобным обоснованием к нацистам. Шерингер заявлил, что в ЦК КПГ нет ни одного еврея, а в руководстве концерна Гугенберга, с которым сотрудничал Гитлер, их обнаружилось сразу несколько[1052].

В конечном счете группа Ноймана была вскоре осуждена руководством КПГ, и в целом этот эпизод носил скорее тактический характер. Намерения Сталина с группой Ноймана были ясны, ибо в 1931 г. Сталин спросил вдруг у Ноймана: «Неужели вы не верите в то, что если в Германии к власти придут националисты, то они погрязнут исключительно в соперничестве с Западом, а мы тем временем будем иметь возможность спокойно строить социализм?»[1053]. По указке из Москвы коммунисты в 1932–1934 гг. осуществляли