Читаем без скачивания Вокзал потерянных снов - Чайна Мьевилль

За спиной говорящего огромная конструкция вскинула левую руку и тяжеловесно ткнула ею в свою грудь. Айзеку не сразу удалось разглядеть деталь, на которую указывал исполин. Это был перфоратор — аналитическая машина, делающая программные карты для других машин. «Если все понастроено вокруг этой штуковины, — подумал полуобморочно Айзек, — стоит ли удивляться, что у него столько новообращенных».

— Каждая конструкция, что включалась в меня, становилась мною, — продолжал человек. — Я — это мы. Совет. Каждая крупица опыта загружается в меня. И все загруженное разделяется между участниками. В моем составном разуме вырабатываются решения. Я передаю свою мудрость другим моим «я». На просторах свалки мои «я» расширяют мое психическое пространство по мере того, как я увеличиваю запас знаний. Этот человек — всего лишь конечность, а гигантская антропоморфная конструкция, по сути, одна лишь видимость. Мои провода и цепи механизмов протянулись по всему чертогу отбросов. Счетные машины, что стоят на том краю площадки, — тоже мои детали. Я — хранилище истории конструкций. Я — банк данных. Я — самосконструированная конструкция.

Пока говорил человек, собравшиеся на клочке ровной земли конструкции начали подбираться поближе к страшному мусорному голему, царственно сидящему посреди хаоса. Они остановились как будто бы где попало и — кто присоской, кто крюком, кто шипом, кто клешней — безошибочно нащупали и вытянули нужные провода из невообразимой путаницы, покрывавшей всю свалку. Повозились с дверками пультов, открыли, подключились. Как только это было сделано, человек с пустым черепом вздрогнул и на несколько секунд его глаза остекленели.

— Я расту, — прошептал он. — Я расту. Моя способность обрабатывать данные экспоненциально увеличивается. Я учусь. Теперь я знаю о ваших проблемах. Соединился с чистильщиком. Он почти успел прийти в негодность, я вернул ему сознание. И теперь он часть меня, полностью ассимилирован.

Человек показал назад, на грубо очерченные лунным светом бедра гигантской конструкции. Айзек с содроганием понял, что выпирающая из тела, как киста, металлическая выпуклость — это обезображенный корпус чистильщика.

— От него я узнал то, чего не узнавал еще ни от кого из моих «я», — сказал человек. — В его памяти сохранились фрагменты увиденного со спины Ткача, теперь я по этим фрагментам восстанавливаю всю картину. Поэтому сейчас чистильщик — самое важное из моих «я».

— Что мы здесь делаем? — прошептала Дерхан. — Что нужно от нас этому чудищу?

Все новые конструкции перекачивали в разум Совета свой опыт. Его речевой орган — полугнилой мертвец — монотонно мычал, пока информация перетекала в накопители данных. Вдруг все конструкции отсоединились, выдернули из своих пультов провода и вернулись на прежние позиции. Увидев это, несколько человек боязливо двинулись вперед, неся стопки программных карт и аналитические машины величиной с чемодан. Они взяли брошенные конструкциями провода, соединили их с вычислителями.

Минуты через две-три была закончена и эта работа.

Люди отошли назад, а глаза аватары закатились, и вот уже только белки видны между обрезками век. Голова без макушки покачивалась, пока Совет усваивал информацию.

С минуту подрожав и покачавшись в молчании, зомби вдруг будто ожил. Зрачки вернулись, голова завертелась. Он оглядел собравшихся.

— Теплокровная паства! — крикнул он своим людям, и те быстро поднялись с колен. — Получите святые дары с моими заветами.

Он обернулся к громадной конструкции. Из ее живота, точнее, из паза в перфораторе уже выскакивали карточка за карточкой и падали в деревянный ящик, находящийся над бесплодными чреслами конструкции, как сумка на животе кенгуру.

В другой части туловища, между бочкой из-под масла и ржавым мотором, с умопомрачительной скоростью трещала пишущая машинка. Из нее выползал, тут же закручиваясь в свиток, длинный лист, покрытый убористым текстом. Ниже выскочили ножницы на тугой пружине, клацнули, точно челюсти хищника, отрезав распечатку, нырнули обратно, опять выскочили и повторили операцию. Листовки с наставлениями отпархивали от ножниц и ложились рядом с программными картами.

Прихожане один за другим робко приближались к конструкции, на каждом шагу стараясь выразить благоговение и верность. Они поднимались по невысокому мусорному склону между механическими ногами, опускали руку в ящик, брали лист бумаги и стопку карт, тщательно осматривали, чтобы ничего не оставить, потом быстро пятились и исчезали среди мусорных терриконов, возвращались в город.

По всей видимости, прощальная церемония в этом богослужении не предусматривалась. Через несколько минут в котловине не осталось других представителей органической жизни, кроме Ягарека, Айзека, Дерхан и Лемюэля. Ну и еще был страшный неживой пустоголовый человек.

Со всех сторон их окружали конструкции, они были абсолютно неподвижны, тогда как трое людей беспокойно переминались с ноги на ногу. Айзек как будто заметил человеческий силуэт на самом высоком мусорном холме, на фоне сепиевого полумрака. Напряг глаза — никого не видать. Значит, померещилось. Никто не следил за Айзеком и его товарищами.

Он хмуро глянул на спутников, затем шагнул к полутрупу.

— Совет, — обратился к нему Айзек, — зачем тебе понадобилось, чтобы мы пришли? Чего ты от нас хочешь? Что тебе известно о мотыльках?

— Дер Гримнебулин, — перебила аватара, — я быстро расту, я набираю силу, мои вычислительные возможности беспрецедентны в истории Бас-Лага, разве что есть соперник на каком-нибудь далеком континенте, о котором мы ничего не знаем. Я объединил сотню, а то и больше вычислительных машин. Каждый питает остальных, и каждого питают остальные. Я способен рассматривать проблему в сотнях аспектов… Каждый день я читаю книги, приносимые мне верующими. Читаю глазами аватары. Усваиваю историю и религию, магию, науку и философию. Все сведения аккуратно укладываю в банки данных. И каждая приобретенная крупица знаний увеличивает мои вычислительные способности. Я расширил чувствительность, мои кабели наращиваются, протягиваются все дальше. Я получаю информацию от камер, размещенных по всей свалке. Точно голые нервы, к ним тянутся провода. И конгрегация постепенно расширяет сеть моего восприятия, она уже проникла в город, соединила меня с тамошней аппаратурой. У меня есть почитатели в недрах парламента, они переписывают на карточки память своих вычислительных машин и приносят сюда. Но город мне не принадлежит.

У Айзека заиграли желваки.

— Я не понимаю, при чем тут… — начал он.