Читаем без скачивания Глубина (сборник) - Сергей Лукьяненко

– Нет бы налить старому другу… совсем стыд потерял… – буркнул Падла и потянулся к плите. – Вот придут тебя раскулачивать, слова поперек не скажу!

Он крякнул, торжествующе бухнул турку на стол. Поискал глазами чашку, вздохнул, отхлебнул прямо так. Плеснул в кофе бальзама. Изрек:

– Лепота… что ни говори… Чингиз, я у тебя, наверное, до весны поживу. Хорошо?

– А если я скажу нет, ты, можно подумать, уедешь.

– Нет, конечно. Ты мне должен. Червонец. Еще с баржи.

Чингиз ухмылялся. Чингиз веселился от души.

– Ничего я тебе не должен. Ты мне червонец честно проиграл. Ты не уложился в срок.

– Уложился, ты поздно выключил секундомер! – рявкнул Падла. – Вот на что только эти бизнесмены не идут, чтобы денег нахапать… нет, ты глянь на него, Леня!

– А что это за баржа? – спросил я. – Уже сколько раз слышал…

– С баржи той пошло все хакерство российское! – торжественно сказал Падла. – За хакеров!

– И за дайверов, – поднимая рюмку, добавил я.

– «Экстишку» мы сперли тогда, – сказал Чингиз.

– Не сперли! Позаимствовали! Мы же ее честно вернули!

– Да, через четыре года. Кстати, зря. Надо будет выкупить… если жива еще. Пусть стоит старушка, будем иногда в «Диггера» играть.

– «Диггер»… – мечтательно сказал Падла. – Да…

– Собиралась там компания… начинающих программистов. На старой, стоящей на приколе барже. Вокруг единственного компьютера. – Чингиз улыбнулся, явно вспоминая что-то свое. – Учились. Всему. Пили дрянное пиво, дрянной кофе, ели трехкопеечные булочки и котлеты из опилок… Хорошо было. Правда, Тоха?

– Правда, – кивнул Падла. – Только у меня тогда «харлея» не было. «ИЖ-Юпитер». А так – хорошо.

Он шумно втянул в себя кофе. Вытер рот тыльной стороной ладони.

– Ну… братцы-кролики. Что делать-то будем?

– А зачем что-то делать? – ответил Чингиз вопросом. – Помешать Дибенко распространять программу – не в нашей власти. Самому ее распространять… да, я понимаю, как будут улетать диски с программой, позволяющей создать свою бессмертную копию в виртуальном мире. Но знаешь, мне на жизнь и так хватает.

– Что Дибенко намерен делать с программой? – спросил у меня Падла.

– Не знаю. – Я пожал плечами. – Можно попробовать спросить. Вдруг и ответит честно.

Чингиз вздохнул:

– Программы такого рода, на разработку которых ухлопано море денег, над которыми трудились десятки специалистов, не кладут под сукно. Это вообще невозможно. Весь вопрос в том, когда ее выбросят на рынок.

– Темного Дайвера надо спрашивать… – сказал я. – Чего он хочет…

– Придет он. – Чингиз прищурился. – Куда денется…

– Приветики…

На кухню зашел Пат. Заспанный, протирающий глаза, в джинсах и босиком.

– Чего вы так рано… – открывая холодильник, буркнул он. Замер на миг, высматривая добычу, потом вытащил коробочку йогурта и плюхнулся за стол. – Орете тут, на весь дом слышно…

– Иди умойся, – велел Чингиз.

– Угу. Поем только…

– Правильно, – поддержал пацана Падла. – Лишняя гигиена – это происки изнеженного западного общества. Настоящий хакер должен быть грязным, непричесанным, с желтыми зубами и лицом серого цвета.

Пат исподлобья посмотрел на хакера, но упрямо продолжал есть йогурт.

– У меня сегодня дела, – сказал Чингиз. – В глубину смогу пойти лишь вечером. Давайте встретимся здесь же… но в глубине. В семь часов. Нет, лучше в восемь. Всех устраивает?

– Пораньше бы… – сказал Пат. – А?

– Парень, тебе лучше пока не ходить в глубину, – сказал я.

– С чего это?

– Из детей традиционно получаются самые лучшие заложники.

Пат фыркнул:

– Я сегодня буду ростом в два метра и с бородой…

– Леонид прав, – кивнул Чингиз. – Думаю, пару дней тебе надо провести без виртуальности.

По взгляду мальчишки я понял, что упал в его глазах… значительно глубже той несчастной пропасти перед Храмом.

– Ленька, я на тебя вообще обижен!

– Но послушай…

– Ты в меня из ракетомета пальнул! – облизывая ложку, сообщил Пат. – И убил насмерть. А если бы у меня болевой шок случился? Или аппендицит лопнул?

– Не заговаривай зубы, – спокойно ответил Чингиз. – Ты сегодня без глубины.

– Ну и посмотрим, чего вы там без меня навоюете… – буркнул Пат. – Программу ту откроем? Я поюзать хочу немножко… не в глубине, так просто… Хелпы почитаю…

– Я свой ключ забыл, – усмехнулся Чингиз. – Поел? Иди умывайся.

– Гады, – бросил Пат, вставая. – Что, троим мужикам легко с ребенком справиться?

– Как обижаться, так ты ребенок, – доставая папиросу, сказал Падла. – А как порнуху гигами таскать – совсем взрослый.

Похоже, с Падлой тинэйджер предпочитал не спорить. Засопел и вышел.

– Сам не полезет? – спросил я.

– Нет. Он видит, что мы не шутим. – Чингиз тоже закурил. – Программу ему… поюзать…

– А что мы, собственно говоря, испугались? – Падла выпустил густой клуб дыма. – Ну да… непривычно. Новая декорация в театре жизни. Искусственный разум… разумный, или почти разумный электронный двойник, возможность пребывать одновременно и в глубине, и в реальном мире…

– Это не новая декорация, – сказал я. – Это новая сцена, на которой нам придется… даже не играть, жить.

– И все равно. Мы привыкли сразу видеть плохое. Привыкли подозревать, привыкли опасаться. А вдруг это – чудо? Спасение? Наступление золотого века? Вкалывают, понимаешь, роботы! Счастлив, не поверите, человек!

Падла обвел нас торжествующим взглядом. Я промолчал. Чингиз – тоже.

– Вот… – Падла старательно забычковал папиросу, положил на подоконник. – Не выбрасывайте, может, докурю еще… Пойду я спать, боевые товарищи. Прав мальчик, орете тут ни свет ни заря…

Вставая, он ловким движением прихватил почти полную бутылку бальзама. Чингиз не заметил или не счел нужным возражать. Сказал, глядя в окно:

– В чем-то он прав… не находишь?

– Насчет сна? – не удержался я.

– Насчет подозрений и опасений. Насчет нацеленности на худшее. Да… это нужно. Это спасает порой. Вот только, что, если сейчас совсем другой случай?

– Не знаю, – честно сказал я. – Не знаю, Чингиз.

– То-то и оно…

Чингиз встал. Подошел к окну, постоял, засунув руки в карманы.

– А что тогда делать, Чингиз? – спросил я. – Что делать, если не знаешь, какая дорога ведет к добру, а какая – к злу?

Чингиз задумчиво поднял заначенный Падлой чинарик. Щелкнул зажигалкой, раскурил. Поморщился:

– Как он курит эту гадость…

– Стоять на месте? – сам себе ответил я. – Тогда далеко не уйдешь. Вернуться назад? Совсем плохо…

– Ты идешь по лесу и натыкаешься на высокую стену, – неожиданно сказал Чингиз. – Твои действия?

– Я знаю этот тест.

– Тогда вспомни, как отвечал.

– Иду направо, километр примерно. Если стена не кончается, иду налево – два километра. После этого пытаюсь перелезть.

– Обязательно пытаешься? – заинтересовался Чингиз.

– Да.

– А я сказал, что это зависит от цели. Куда я иду и зачем…

Чингиз затушил окурок, достал свои сигареты. Что-то он сегодня много курит.

– Настоящая зима пришла. Верно, Леня?

Я тоже встал и посмотрел вниз.

Снег. Белый, чистый, мягкий. Он не искрится на солнце – небо затянуто облаками. Но это уже настоящий снег. Он не сойдет до весны.

– Новый год, – сказал Чингиз. – Апельсины, пирог в духовке, салаты, шампанское… Елка, мишура, бенгальские огни, гирлянды… Гости, музыка, шутки, куранты… Похоже на тест на свободные ассоциации, верно?

– Похмелье, мусор, усталость, потерянная запонка… – сказал я. – Ты ведь не это вспомнил в первую очередь?

Чингиз кивнул. Улыбнулся:

– Я больше люблю лето. Только оно всегда кончается. Как ты думаешь, Леонид, может быть, это и хорошо? Бесконечное лето. Пусть в электронном мире. Пусть даже там будешь не совсем ты… но ведь там всегда будет лето. Помнишь, когда мы стояли там, в глубине, и ты говорил, что лето кончилось? Так ведь теперь оно может стать вечным.

– Тут каждый решает сам, Чингиз, – осторожно сказал я. – Что важнее… лето, или бесконечное лето. Жизнь, или иллюзия жизни…

Чингиз не просто улыбался, Чингиз веселился.

– Я – живой! – сказал он. – Я живу. Я буду жить. Лето кончится не скоро.

Как его зацепило…

А он меня словно уже и не видел. Смотрел в окно, смотрел на белый снег, столбик пепла сползал с сигареты, улыбка как будто приросла к лицу.

– И сейчас – тоже лето. Только очень морозное. Но будет новое лето… я чувствую его дыхание, легкую поступь по заснеженным листьям… Лето…

Он жадно втянул дым.

Так не разговаривают. Даже на сцене, если пьеса не из девятнадцатого века.

Уж тем более так не говорят богатые бездельники, какими бы симпатичными и образованными они ни были.

– Жаркий ветер на щеке, вкус земляники на губах, звезды в небе, касание теплой воды… Лето… Оно уходит так быстро, что не успеваешь крикнуть «постой!» И кажется, долго кажется, что оно еще здесь. В кончиках пальцев – память, память о лете. Дрожью, судорогой, головой вскинутой навстречу дождю, тихим смехом и случайной улыбкой – лето… Все-таки лето. Тебе говорят, что оно уже ушло, но ты ищешь его следы, бежишь, опаздываешь, не успеваешь… Но все-таки лето. И ты идешь по его тающим следам… два часа в машине, три часа на самолете, немного пешком – поехали! Куда – не знаю. Приедем. Все ради лета. Маленького-премаленького. Робкого кусочка отставшего лета. А больше и не надо, иначе умрешь от тепла… Лето…