Читаем без скачивания Слабость Виктории Бергман (сборник) - Эрик Сунд

Когда он трогает Викторию, разводит ей ноги и заглядывает в нее, ей хочется оказаться в больнице Накки, где врачом была женщина.

Анита или Анника.

Она не помнит.

Хассе объясняет, что ощущения во время обследования могут быть неприятными, но что он здесь, чтобы помочь ей. Разве не это она слышала постоянно?

Что ощущения могут быть странными, но что это для ее же пользы?

Хассе смотрит все ее тело и наговаривает в маленький диктофон все, что видит.

Он светит ей в рот фонариком, голос – деловито-монотонный. “Рот. Повреждения слизистой оболочки”, – произносит этот голос.

И все остальное тело Виктории.

“Влагалище. Внутренние и внешние половые органы, рубцы после принудительного растяжения в возрасте до достижения половой зрелости. Отверстие заднего прохода, рубцы, до достижения половой зрелости, зажившие разрывы, принудительное растяжение, расширение кровеносных сосудов, фиссуры сфинктера, фиброма ануса… Шрамы от острых предметов на ногах, ягодицах, бедрах и руках, ориентировочно – в возрасте до десяти лет. Следы кровоизлияний…”

Виктория закрывает глаза и думает: я делаю это, чтобы начать все сначала, чтобы стать другой, чтобы все забыть.

В тот же день, в четыре часа, она встречается с Ларсом – полицейским, с которым ей предстоит говорить.

Он очень внимателен – например, он понимает, что она не хочет здороваться за руку, и не притрагивается к ней.

Первая беседа с Ларсом Миккельсеном происходит не у него в кабинете, и она рассказывает то же, что рассказывала Софии Цеттерлунд.

Миккельсен с грустью, но очень внимательно слушает Викторию, и она с удивлением понимает, что расслабилась. Вскоре ей становится интересно, кто же такой Ларс Миккельсен, и она спрашивает, почему он занимается тем, чем занимается.

Полицейский сидит с задумчивым видом, медлит с ответом.

– Я считаю подобные преступления самыми отвратительными. Слишком немногие жертвы получают помощь и восстанавливаются, и еще меньше преступников отправляются куда следует, – отвечает он, помолчав, и Виктория принимает сказанное на свой счет.

– Вы ведь знаете, что я никого не хочу отправлять туда? – Знаю. – Ларс серьезно смотрит на нее. – И мне очень жаль, хотя это не так уж необычно.

– Как по-вашему, почему?

Ларс осторожно улыбается. Его как будто совсем не задевает ее пренебрежительный тон.

– Теперь как будто ты меня допрашиваешь. Но я отвечу на твой вопрос. Я, видишь ли, думаю, что мы все еще живем в Средневековье.

– В Средневековье?

– Да, именно. Слышала про умыкание невесты?

Виктория мотает головой.

– В Средние века мужчина мог быстро вступить в брак, похитив и изнасиловав какую-нибудь женщину. Факт соития вынуждал женщину выйти замуж за похитителя, а мужчина получал право распоряжаться имуществом женщины.

– Ага. И что потом?

– Речь об имуществе и зависимости. В те времена изнасилование рассматривалось не как преступление против женщины, против личности, а как имущественное преступление. Законы и были призваны защитить право мужчин на ценное сексуальное имущество и предусматривали либо выдать женщину замуж, либо использовать ее в собственном хозяйстве. Поскольку речь тут шла о законных правах мужчин, женщина даже не была субъектом супружества. Просто собственность, переходящая от одного мужчины к другому. И сейчас еще в том, что касается изнасилований, сохраняются следы средневекового взгляда на женщину. Она говорит “нет”, но на самом деле хочет сказать “да”. Она вызывающе одета. Она просто хочет, чтобы мужчина овладел ею.

Виктории становится интересно.

– А еще живы средневековые представления о детях, – продолжает Ларс. – Даже в девятнадцатом веке на детей смотрели как на маленьких взрослых с неразвитым умом. Детей наказывали, а на самом деле казнили, в общем, в тех же случаях, что и взрослых. Остатки такого взгляда сохранились до сего дня. Даже в западных странах несовершеннолетних сажают в тюрьмы. Ребенка рассматривают как взрослого – и в то же время у него нет права взрослого распоряжаться собой. Несовершеннолетний, но подлежащий уголовному наказанию. Собственность взрослых.

Его лекция поражает Викторию. Она никогда не думала, что можно рассуждать таким образом.

– А самое главное, – заканчивает Ларс Миккельсен, – что взрослые и сегодня смотрят на детей как на свою собственность.

Наказывают и воспитывают по собственным законам. – Он смотрит на Викторию. – Ты удовлетворена моим ответом?

Он производит впечатление искреннего человека, живущего своей работой. Виктория ненавидит копов, но этот ведет себя не как коп.

– Да, – отвечает она.

– Тогда, может быть, вернемся к тебе?

– Ладно.

Через полчаса первая беседа заканчивается.

Ночь. София спит. Виктория прокрадывается в кабинет и бесшумно закрывает за собой дверь. София ничего не сказала насчет того, что Виктория написала в ее блокноте, – вероятно, она еще не видела.

Виктория достает блокнот и начинает писать с того места, где ее прервали.

Ей кажется, что у Софии красивый почерк.

Виктория проявляет тенденцию забывать сказанное ею десять минут назад так же, как и сказанное неделю назад. Являются ли эти “выпадения” обычными провалами в памяти или признаком диссоциативного расстройства личности?

Я пока не знаю точно, но выпадения вкупе с другими симптомами Виктории вполне вписываются в картину заболевания.

Я обратила внимание на то, что она во время своих выпадений часто затрагивает темы, которые обычно не способна обсуждать. Детские годы, самые ранние воспоминания.

Рассказ Виктории носит ассоциативный характер, одно воспоминание ведет к другому. Является ли рассказчиком часть личности, или Виктория ведет себя по-детски, потому что воспоминания легче излагать, если вести себя как подросток двенадцати – тринадцати лет? Являются ли воспоминания настоящими или они смешаны с сегодняшними мыслями Виктории о тех событиях? Кто такая Девочка-ворона, о которой Виктория так часто упоминает?

Виктория вздыхает и приписывает:

Девочка-ворона – это смешение всех нас, других, кроме Лунатика.

Лунатик не знает о существовании Девочки-вороны.

Виктория работает всю ночь. Около шести она начинает беспокоиться, что София скоро проснется. Прежде чем вернуть блокнот в ящик стола, она наугад листает страницы, в основном потому, что ей трудно выпустить блокнот из рук. Тут она замечает, что София все-таки видела ее комментарии.

Виктория читает исходный текст на самой первой странице блокнота.

Мое первое впечатление о Виктории – она очень умна. У нее неплохие базовые знания о моей профессии и о том, как протекает психотерапевтическая работа. Когда я в конце сеанса указала на это, случилось нечто непредвиденное, показавшее, что у нее, помимо ума, еще и весьма горячий темперамент. Она зашипела на меня. Сказала, что я “ни хера” не знаю и что я “полный ноль”. Давно уже я не видела, чтобы кто-нибудь так рассердился, и ее неприкрытая злость встревожила меня.

Два дня спустя Виктория прокомментировала эту запись.

Я вовсе не злилась на вас. Это какое-то недоразумение. Я сказала, что это я ни хера не знаю. Что это я полный ноль. Я, а не вы!

И вот София все-таки прочитала комментарий Виктории и ответила на него.

Виктория, прости, что я неверно поняла ситуацию. Но ты так разозлилась, что едва можно было разобрать, что ты говоришь, и впечатление было такое, что ты злишься именно на меня.

Меня обеспокоила твоя злость.

Теперь что касается всего остального. Я прочитала твои комментарии в блокноте и думаю, что тебе есть что рассказать интересного. Без преувеличения: самое меньшее, что я могу сказать, – твой анализ во многих случаях настолько метко попадает в цель, что превосходит мой собственный.

Ты рождена для психологии. Поступай в университет!

Место на полях кончилось, и София нарисовала стрелку – знак того, что следует перевернуть страницу. На обороте она добавила:

Однако мне было бы приятно, если бы ты спросила разрешения, прежде чем позаимствовать у меня блокнот. Может быть, мы поговорим о том, что ты написала, когда ты почувствуешь себя готовой к этому?

Обнимаю. София.

Озеро Клара

Его ложь бела как снег, и от нее не пострадает безвинный.

Прокурор Кеннет фон Квист был доволен тем, как он все устроил. Он решает возникающие проблемы просто образцово.

Все счастливы и довольны.

После тактического хода с судом Накки Жанетт Чильберг с головой ушла в дело Виктории Бергман, а встреча с Вигго Дюрером вылилась в то, что адвокат устроил новую неофициальную мировую с Ульрикой Вендин, с одной стороны, а с другой – с Лундстрёмами. То, что это примирение стоило денег, прокурора совсем не беспокоило – платить ведь не ему.