Читаем без скачивания Гиперион - Дэн Симмонс

Ленар Хойт достал из мешка маленькую балалайку и тихонько забренчал.

– А я и не знала, что вы умеете играть, – удивилась Ламия Брон.

– Так, самую малость.

Консул потер глаза:

– Жаль, здесь нет фортепьяно.

– У вас-то оно есть, – заметил поэт.

Консул посмотрел на него.

– Тащите же его сюда, – сказал Силен. – Я бы не возражал и против скотча.

– О чем это вы? – сердито спросил отец Хойт. – Опомнитесь!

– О космическом корабле, – ответил Силен. – Помните ли вы, как наш незабвенный Глас Куста Мастин говорил нашему другу Консулу, что его секретное оружие – это уже знакомый нам изящный кораблик, стоящий сейчас в космопорте Китса? Вызовите его, Ваше Консульство. И у вас будет фортепьяно.

В дверях появился Кассад, который устанавливал на лестнице лучевую защиту.

– Инфосфера планеты мертва, – сказал он. – Спутники связи выведены из строя. Корабли ВКС используют узкие пучки. Как, по-вашему, он его вызовет?

– Передатчик мультилинии, – вмешалась в разговор Ламия.

Консул смерил ее взглядом.

– Передатчик мультилинии – это ящик размером с дом, – пояснил Кассад.

Ламия пожала плечами:

– И все же в словах Мастина есть смысл. Будь я на месте Консула… будь я среди нескольких тысяч обитателей личных космических кораблей – нескольких тысяч на всю эту треклятую Сеть… я бы непременно позаботилась, чтобы в случае необходимости его можно было вызвать. Эта планета слишком примитивна, чтобы полагаться на ее коммуникационную сеть, ионосфера не годится ни к черту, а когда начинается какая-нибудь заварушка, первым делом сбивают спутники связи… Я бы связывалась со своим кораблем по мультилинии.

– А размеры передатчика? – осведомился Консул.

Ламия Брон посмотрела ему прямо в глаза.

– Гегемония пока еще не может построить портативный передатчик мультилинии. Но говорят, что Бродяги – могут.

Консул улыбнулся. Где-то внизу раздался скрип, завершившийся металлическим ударом.

– Оставайтесь на местах, – приказал Кассад, сорвал с пояса «жезл смерти» и, выключив тактическим комлогом лучевое ограждение, исчез на лестнице.

– Если не ошибаюсь, для нас наступил комендантский час, – сказал Силен. – Теперь здесь господствует Марс.

– Заткнись, – бросила ему Ламия.

– Вы думаете, это Шрайк? – спросил Хойт.

Консул поморщился.

– Шрайку не нужно бряцать оружием на лестницах. Он может просто появиться… здесь.

Хойт покачал головой:

– Я имел в виду, что именно из-за Шрайка вокруг никого нет. И эти следы бойни…

– Жители могли покинуть свои деревни после приказа об эвакуации, – возразил Консул. – Никому не хочется встречаться с Бродягами. А ССО окончательно вышли из-под контроля. И следы вполне могут оказаться делом их рук.

– А где же тела убитых? – осведомился Силен. – Вы принимаете желаемое за действительное. Наши отсутствующие хозяева, жившие там, внизу, теперь украшают своими телами стальное дерево Шрайка. На котором вскорости окажемся и мы.

– Заткнись, – устало произнесла Ламия Брон.

– А если я не замолчу, – осклабился поэт, – вы, мадам, пристрелите меня?

– Обязательно.

Никто больше не проронил ни слова, пока не возвратился Кассад. Включив лучевое ограждение, он повернулся к своим спутникам, расположившимся на ящиках и кусках пенолита.

– Пустяки. Несколько стервятников – их, кажется, называют здесь предвестниками – влетели через разбитые стеклянные двери в зал и как раз завершали пиршество.

Силен хмыкнул:

– Предвестники. Очень подходящее название.

Кассад со вздохом сел на одеяло и, прислонившись к ящику, принялся неторопливо есть. Комнату освещал единственный фонарь, захваченный на ветровозе, и в дальних от балконной двери углах по стенам начали взбираться тени.

– Наша последняя ночь, – заметил он. – Осталось рассказать еще одну историю. – И полковник взглянул на Консула.

Консул, комкавший в кулаке клочок бумаги с нацарапанной на нем цифрой «7», облизал сухие губы:

– Зачем? Цель нашего паломничества теперь недостижима.

Все недоуменно поглядели на него.

– Что вы имеете в виду? – спросил отец Хойт.

Консул смял бумажку и швырнул ее в угол.

– Чтобы Шрайк исполнил чью-то просьбу, количество паломников должно выражаться простым числом. Нас было семеро. После… исчезновения Мастина осталось шесть. Теперь мы идем на смерть без всякой надежды на то, что наше последнее желание будет исполнено.

– Предрассудки, – буркнула Ламия.

Консул вздохнул и потер висок:

– Да, возможно. Но это была наша последняя надежда.

Отец Хойт указал на спящего ребенка:

– А Рахиль не может быть седьмой?

Сол Вайнтрауб погладил бороду:

– Нет, не может. Паломник должен прийти к Гробницам по собственной воле.

– Но она однажды уже сделала это, – продолжал Хойт. – Может быть, этого достаточно?

– Нет, – ответил Консул.

Мартин Силен, что-то писавший в блокноте, встал и зашагал по комнате:

– Господи, да посмотрите вы на себя со стороны! Какие там к черту шестеро паломников, нас тут целая армия! Вот вам Хойт с его крестоформом, содержащим в себе дух Поля Дюре. Наш «получувствующий» эрг вот в этом ящичке. Полковник Кассад, вспоминающий Монету. Госпожа Брон, если верить ее рассказу, несущая в себе не только нерожденного ребенка, но и покойного поэта-романтика. Наш ученый с младенцем, которым была когда-то его дочь. Ваш покорный слуга – со своей музой. Консул, тоже прихвативший в этот безумный поход хрен знает какой багаж. Бог мой, братцы, да наша компания должна была получить обалденную скидку!

– Сядь, – бесцветным голосом произнесла Ламия.

– Нет, знаете, он прав, – вмешался Хойт. – Даже присутствие отца Дюре в крестоформе должно как-то повлиять на нашу численность и прибавить к шести желанную единицу. Настанет утро, мы укрепимся в нашей вере…

– Смотрите! – закричала Ламия Брон, указывая на балконную дверь: темнеющее вечернее небо внезапно озарили яркие сполохи.

Все бросились на балкон и замерли, потрясенные: в небе то здесь, то там беззвучно вспыхивали ослепительно-белые клубки термоядерных взрывов и тут же начинали стремительно распухать, словно круги, разбегающиеся по поверхности лазурного озера; яркие звездочки сдетонировавших фугасов выбрасывали голубые, желтые и алые нити и, закрутившись спиралью, сжимались в точку, как цветы, закрывающиеся на ночь; гигантские «адские плети» молниями рассекали небо и, словно чудовищные косы длиной в несколько световых часов, срезали все на своем пути, пока не натыкались на разрывавшие вакуум защитные сингулярности; мерцающие силовые экраны вздрагивали и гасли под напором громадных потоков энергии, чтобы появиться вновь несколько наносекунд спустя. И, словно следы алмаза на синем стекле, в темном небе проступали безукоризненно-четкие бело-голубые полоски выхлопов факельных звездолетов и линейных кораблей.