Читаем без скачивания Обнаженный Бог: Финал - Питер Гамильтон

На другой стороне коридоры были металлическими, обшитыми прочными обручами. Дариат и Толтон быстро проскользнули через них, ощупывая для верности руками шлюзовые люки. Воздух был морозный, но вполне пригодный для дыхания. У Толтона начали стучать зубы.

– Пошли сюда, – скомандовал Дариат.

Круглый люк, выходящий из камеры, стоял открытым. Дариат сделал кувырок вовнутрь, охваченный неясным волнением перед знакомым ходом. Двенадцать противоперегрузочных коек были установлены вокруг. Он выбрал одну из них, под единственной панелью с инструментами и начал щелкать выключателями. В такой же последовательности, как и в последний раз. Люк автоматически захлопнулся. Неохотно загорелись огни, начали жужжать местные насосы.

Толтон поднял руки к решетке, ловя теплый воздух.

– Черт возьми, как холодно было снаружи!

– Закругляйся, мы уходим.

Личность наблюдала, как верхушка горы дотронулась до поверхности смешения всего.

– Я горжусь всеми вами, – сказала она потомкам Рубры.

Жидкость хлынула прочь от центра, затем устремилась назад и шлепнулась об обшивку. Сотни и тысячи воинственных душ направили ее внутрь и наводнили полип, чтобы погрузиться в великолепный прилив жизненной энергии, курсирующий внутри, тотчас же поглощая ее. Разница температур между жидкостью и полипом была слишком велика, чтобы ослабленная оболочка обиталища могла выдержать. Существующие трещины неистово изогнулись, когда эта разница усилила свой удар по ним.

Дариат привел в действие последовательность камер сброса. Взрывы перерезали внешнюю защиту, и пять из твердых ракет выстрелили огнем. Они закрутились вокруг оси, выходя на один уровень с поверхностью мешанины.

– До свидания, – попрощалась личность.

И сопутствующая прощанию печаль вызвала слезы на глазах у Дариата.

Валиск разорвался на части, как будто бы внутри у него произошел взрыв атомной бомбы. Тысячи человеческих душ, трепеща, вышли из вздымающейся сердцевины горячего газа и крошащихся развалин полипа, бесформенные фантомы, обнаженные в темноте. Как будто бы, проведя всю жизнь в темном континууме, они погрузились в смесь и начали переносить свои страдания.

Горение твердой ракеты закончилось, оставив спасательную камеру в режиме свободного падения. Дариат выглянул из маленького иллюминатора, но мало что увидел. Он крутанул рычаг управления, поджигая двигатели с холодным газом, чтобы привести в движение камеру. Серые потоки грязи хлынули наружу.

– Наверное, я вижу эту кашу, – заявил он с полной уверенностью. Разумом он ощущал плач и страдания, потоком хлынувшие от жуткого конгломерата этих вызывающих жалость душ. Это охлаждало его собственную решимость. Здесь теперь могла ждать только одна судьба.

Среди ощущения несчастья было несколько стальных полос более целеустремленной и пагубной мысли. Одна из них становилась все сильнее. Ближе, осознал Дариат.

– Что-то есть там, снаружи.

Он снова схватился за рычаг, поворачивая камеру. Бледные цветки света погрузились глубоко в Туманность, оттеняя силуэт, который извивался и сотрясался, приближаясь к ним.

– Дьявольщина, это же один из Оргатэ.

Они с Толтоном молча уставились друг на друга. Уличный поэт слабо передернулся:

– Это даже не смешно.

– Осталось еще пять ракет. Мы можем поджечь их и лететь назад, в туманность.

– Разве нас не развернет опять сюда же?

– Да. Со временем. Но это будет означать, что еще на день или два мы избавимся от этой дряни.

– Не уверен, что теперь это составляет для меня какую-то разницу.

– А потом мы опять сможем поджечь их, когда Оргатэ достанет нас, и поджарить этого подонка.

– Он делает только то, что мы бы и сами сделали.

– Последний выбор: мы можем поджечь ракеты, чтобы они доставили нас в гущу.

– Внутрь! Какой в этом прок?

– Да никакого. Даже если мы не разобьемся на куски, мы расплавимся в этой жидкости в течение нескольких дней.

– Или полетим прямо сквозь другую сторону.

– Нет никакой другой стороны.

– Этого никогда не узнать, пока не попробуем. Кроме того, этот путь более стильный.

– Стильный – ишь ты!

Оба посмеялись.

Дариат снова повернул камеру, нацеливаясь на гущу. Он поджег две ракеты. Если бы больше, они бы действительно раскололись, добравшись до нее. Наверное, холод все равно нас добьет, так или иначе, подумал он.

Прошло три секунды при ускорении в 5 g, затем они почувствовали удар. Толчок при резком уменьшении ускорения был ужасен, Толтон врезался в ремни койки. Он застонал от боли, готовя себя к худшему.

Но защитный тепловой слой камеры удержался, противостоя губительной, годной для длительного замораживания трупов температуре гущи. Камера медленно завибрировала, в то время как двигатели ракет продолжали гореть, погружая их все глубже и глубже под поверхностный слой. Дариат и Толтон могли слышать какофонию душ снаружи, производимую из-за шока и уныния, когда после выхлопа ракеты жидкость, в которой они располагались, начала испаряться. Чем дальше они погружались, тем слабее делались крики. Через пятнадцать секунд ракеты сгорели.

Толтон засмеялся нервным смехом:

– Мы это сделали!

Иллюминатор замерз, как только они начали сражаться с жидкостью. Толтон протянул руку и попытался стереть бусинки льда, чтобы очистить его. Рука примерзла к стеклу.

– Вот пакость какая! – он пожертвовал кусками кожи, чтобы освободить ладонь. – А теперь что нам делать?

– Абсолютно ничего.

25

«Фольксваген» повез Иванова Робсона и Луизу назад в Лондон. Во время почти всего четырехчасового путешествия она сидела, скорчившись, на одном из больших кожаных сидений в кабине, принимая свежие новости из купола. Пейзаж теперь мало интересовал ее.

В Вестминстерском куполе осталось мало репортеров, которые могли бы рассказать, что происходило. Те из них, которые настаивали на том, чтобы выдать все у них имеющееся, теперь очищали свои видеодатчики, чтобы там не оставалось примет территории, откуда они вели репортажи. Одержимые принимали в штыки, если их деятельность раскрывали населению планеты. Те репортеры, которых поймали на этом в первый день, больше уже никогда не допускались к сети.

То, что показывали все еще работавшие репортеры, которые с толком использовали датчики купола, был жесткий порядок, устанавливавшийся сам собой в старинных зданиях. Одержимые организовывались в небольшие группы и совершенно открыто расхаживали по улицам. Это был вызов по отношению к Терцентралу. Их легко могло бы поразить оружие СО, будь на то воля политиков. Но, поскольку открыты для выстрелов бывали всего около сотни-двух одержимых, то оставшиеся могли бы обрушить свое ужасное возмездие на остальное неодержанное население. Правительственные силы в пределах купола были значительно ограничены в числе. В высшей степени специфические пожары продолжали бушевать по ночам, затрагивая все полицейские участки и восемьдесят процентов зданий местного самоуправления. Примечательно, однако, что, хотя энергосистемы и коммуникационная сеть тоже часто служили объектами нападения, одержимые не повредили ни одной из станций снабжения предметами первой необходимости. В городе все еще были вода и свежий воздух, и купол сохранял системы защиты от нападений воздушной армады. Кто-то управлял одержимыми и отдавал приказы, регулирующие их деятельность, с большими предосторожностями.