Читаем без скачивания Сквозь Пекло - Елена Асеева

— А зачем ты предал Богов? Сварога и его сыновей Сварожичей? Зачем и как?

Джюли покуда молчал, наверно не в силах поведать светлой и чистой душе о своем предательстве, и продолжал стучать палкой по валуну, где уже стала появляться неглубокая дырка. На мгновение он затих, просунул в дыру палец, а после вновь принявшись за свою работу, тяжело и гулко вздохнув, начал свой сказ:

— Мой царь Альби-Сантави — Плюмбания жил много веков назад, а я был у него первым человеком в стране — баскаком. Я ведал сборами податей и надзирал за исполнением царских повелений. Я был очень знатен… Мой царь Альби-Сантави, имея много детей, боялся, что они не дожидаясь его смерти, захватят власть, а его предадут смерти. И, чтобы этого не случилось, он разделил между своими сыновьями, которых было девять, страну, выделив каждому свой город, где бы тот мог править. Но один из сыновей Альби-Сантави, Мелуил — Келсави, решил, что дележ был не справедливый, он напал на своего старшего брата Берцания-Есуания, который правил в более обширных и богатых землях, и захватил его город. Воины Мелуила-Келсави всенародно на площади замучили, а после и казнили Берцания-Есуания. Альби-Сантав узнав о злодеянии Мелуила, и о смерти Берцания поднял свое войско, и, войдя в земли старшего сына, убил мятежников… Убил и собственного сына Мелуила. Но знатные люди, поддерживающие Мелуила, были недовольны своим царем Альби-Сантави и подняли мятеж, началась кровопролитная война, она шла долгие годы, принося неисчислимые беды людям и множество смертей… — Джюли на миг прервался, покачал своей головой и кажется тяжко выдохнул. — Но все же в этой войне победил Альби-Сантави, правда, он очень дорого заплатил за свою победу, потому что потерял в ней еще пятерых своих сыновей, которые были на стороне погибшего Мелуила. Когда Альби-Сантави покарал мятежников, в назидании другим казнив их, а вместе с ними и двух своих сыновей, то решил изменить веру… Ему казалось, что Боги правящие неллами слишком много дают воли народу… потому он — этот народ и позволяет себе выступать против него, самого царя Альби-Сантави… — Джюли вновь прервался и еще сильнее стал стучать палкой о камень, а мгновение спустя добавил, — кто такие Боги… И кто такой он царь Альби-Сантави, и какое право имеют эти Боги решать, за него за царя, какую собирать подать, и какие праздновать дни — так он говорил… Царь решил создать новую веру и новых богов… Тогда, когда он убил Мелуила, и вошел в город старшего сына, пытаясь разыскать тело Берцания-Есуания, то найти тело не смог, оно бесследно пропало… Посему Альби-Сантави придумал легенду, что вроде, как убитый Берцани-Есуания был на самом деле не его сын, а бог, который сошел на землю, пытаясь обратить народ в новую веру, научить людей слушаться царей и знать, и безропотно им подчиняться. И как когда-то Берцания убили, принеся в жертву враги новой веры, а именно его младший брат Мелуил-Келсави, так и теперь неллы должны приносить кровавые жертвы людьми… Альби-Сантави рассказывал нам его приближенным о новой вере, о том, что теперь мы, знатные, сможем сделать из народа яремников и смирить наконец-то, их гордый нрав. Он говорил, что доселе, мы хоть и пользовались золотом и серебром, но должны были все время оглядываться, боясь и страшась гнева народа и Богов, но если мы предадим старую веру и примем новую, то сможем строить золотые дворцы, жить в роскоши, доступной нашему положению… А старые Боги — Семаргл и Сварог, которые не любят излишеств и роскоши, отвернуться от нас, на смену им придет Берцания-Есуания, который разрешит знатным людям — утопать в драгоценных каменьях и расшитых золотом тканях, разрешит есть и пить столько, сколько пожелает наше тело. А народ, запуганный кровавыми жертвами, мы будем держать в смирении и страхе, мы будем их не докармливать и тогда голодные и изможденные, они будут думать лишь о еде и о том, чтобы их не принесли в жертву…. Альби-Сантави говорил, а я и другие сидели и слушали его, мечтая о том, как мы сможем наслаждаться своей силой и богатством, едой и женщинами… И когда царь предложил стать мне первым жрецом новой веры, самым старшим, самым могущественным — пажрецом… я не задумываясь согласился… Мы построили в престольном граде Этуалии огромный дворец, назвали его жрищем и принялись проповедовать новую веру в бога и господа Берцания-Есуания… И знаешь…людям эта вера пришлась по душе, особенно знатным, которые смогли подчинить себе народ, объявив его яремниками, и смирив его страхом смерти…. Долго, долго, я был па-жрецом… уже умер Альби-Сантави, умер его сын Ферлия-Фацо, а я продолжал жить, избирая и отдавая указания приносить людские жертвы. Каждый раз после такой жертвы, я окунал свой правый мизинец в чашу с человеческой кровью и наносил ею знак на правую мочку уха, на правый мизинец руки и ноги, себе и приближенным к жрищу, помечая так избранных на служение новой вере и новому богу Есуанию… Но однажды, уже незадолго перед моей смертью, ко мне привели юного отрока, которого требовал принести в жертву царь — внук Альби-Сантави, Церлицио — Бьелли. Этот юноша не желал признавать нового бога Есуанию и безмерную власть знати… Когда я увидел этого мальчика, внутри меня, впервые за все годы, что-то дрогнуло… и я решил спасти ему жизнь. Мой яремник, которому я передал ключи, ранним утром открыл дверь, выпустил отрока, и помог ему покинуть город. Прощаясь с ним около крепостных ворот, я передал ему коня и мешочек золота… Но отрок, которого звали Мотакиус…

— Как, как, ты, сказал, звали отрока? — перебил Джюли Святозар, услышав знакомое имя, имя которое носил младший сын правителя Аилоунена.

— Мотакиус, его звали Мотакиус, — откликнулся Джюли и с какой-то нежность повторил имя мальчика. — Его звали Мотакиус… Он вернул мне золото, сказав, что его вера в Семаргла не подкупна, затем вскочил на коня и ускакал… Правда, перед тем, как уехать, он посмотрел на меня своими голубо-синими глазами и добавил: «Ты, запомнишь меня — Мотакиуса навсегда, а твой добрый поступок, спасет твою жалкую и погрязшую в жестокости и золоте душу.»- Джюли смолк, словно не в силах продолжать, но покачав головой и горестно вздохнув, сказал, — Мотакиус оказался прав, именно этот поступок и спас мою черную душу. Когда я умер и Богиня Буря Яга Усоньша Виевна черной, острой косой пригнала меня на суд к Богу Радогосту, тот увидев меня, зычно взревел, а я громко закричал… Радогост был человек, с львиной головой… Лев — это огромный зверь, они не живут в Восурии, но обитают в Неллии, далеко на юге… Львы похожи на котов, но только намного, намного крупнее их. У них желтоватая шерсть, длинный хвост, а их самцы имеют огромную, рыжую гриву… это необыкновенно сильный и мощный зверь… да, зверь… Когда Радогост ко мне подошел, я содрогнулся всем телом, и вспомнил все выпитое и съеденное мной, вспомнил все золото и драгоценные каменья, что перебирали мои пальцы, вспомнил потоки крови, что перетекли через мои руки, вспомнил крики и вопли замученных мною людей, а потом я вспомнил глаза Мотакиуса голубо-синие, и в страхе, и ужасе за себя, упал перед Радогостом на колени, а он тихо сказал мне: «Смерть грозит предателем веры! Смерть грозит такой душе, смерть!.. И тебя, черная душа, следует предать смерти, закрыв в темнице… Но ты спас Мотакиуса, отрока из славного рода руахов Аилоунена. Ты пожалел мальчика, который благодаря тебе ушел в южные земли и на берегу Твердиземного моря построит город, и продолжит борьбу за души неллов. И за этот добрый поступок, на твоей мочке левого уха сохранилось маленькое пятнышко света… И это пятнышко спасло тебя от темницы и смерти, исчезновения и разрушения души. Но тебе во век не выбраться отсюда, во веки ты будешь оставаться здесь в Пекле, предатель веры и Богов! Века твоя душа будет стучать палкой по камню стараясь пробить в нем дыру насквозь, и если тебе когда-нибудь — это удастся сделать, ты вновь возродишься в Яви… Но тебе подлая, черная душа никогда не удастся пробить камень насквозь, я об этом позабочусь! А теперь свершись, мое праведное решение!» Радогост держал в одной руке щит с головой быка, а в другой молот Сварога, лишь только он выкрикнул последние слова, то тут же ударил молотом по щиту, раздался страшный грохот и мне почудилось, точно высокий, далекий голос сказал: «По слову Радогоста, по закону Всевышнего, определением Божественным, сбудется!», и в тот же миг с моей черной головы осыпались, мои черные, длинные волосы…