Читаем без скачивания Бомба для дядюшки Джо - Эдуард Филатьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И всё же к 1959 году Курчатов постепенно оправился от последствий второго инсульта. Виктор Давиденко вспоминал:
«Зимой, когда он выходил на пешую прогулку в шубе с бобровым воротником и в бобровой боярской шапке, можно было наблюдать, как встречные старушки начинали прилежно креститься, по-видимому, принимая его за архимандрита… Это было далеко от Москвы, где мало развлечений. Ка. ждая такая картинка служила поводом к шуткам, а посмеяться Игорь Васильевич всегда любил».
В феврале 1959 года Курчатову предстояло выступить на одном из заседаний внеочередного XXI съезда партии. Делегатами партийного форума были и Ванников со Щёлкиным. О том, как 3 февраля встретились в фойе Кремлёвского Дворца съездов три ведущих советских атомщика, — в книге «Апостолы атомного века»:
«В первый день съезда Ванников и Курчатов надели звезды Героев и значки Лауреатов, а Щёлкин как всегда пришёл без наград. В перерыве Ванников и Курчатов строго стали ему выговаривать:
— Тебя наградили, выбрали для такого торжественного события, как съезд, а ты пришёл без наград, всеми пренебрёг. Мы этого от тебя не ожидали!».
Кирилл Щёлкин задумался. А Игорь Курчатов вышел на трибуну съезда. И заявил о возобновлённых атомных взрывах:
«Кстати сказать, эти испытания оказались весьма успешными. Они показали высокую эффективность некоторых новых принципов, разработанных советскими учёными и инженерами. В результате Советская армия получила ещё более мощное, более совершенное, более надёжное, более компактное и более дешёвое атомное и водородное оружие (Аплодисменты.)».
Однако Курчатов не мог не высказать и своего собственного отношения к возобновившимся испытаниям:
«Советский народ вынужден продолжать это мрачное соревнование, на которое его толкает несговорчивость США и Англии. Но будем надеяться на лучшее. Будем надеяться не только на запрещение в ближайшее время атомного и термоядерного оружия, но и на исчезновение из жизни человеческого общества войны как средства решения международных споров (Продолжительные аплодисменты.)».
Заключительная часть курчатовского доклада была посвящена проблеме «мирного использования термоядерной энергии» путём «непрерывного регулируемого ядерного сжигания тяжёлого водорода»:
«Заканчивая выступление, я не беру на себя смелость делать предсказания о сроках осуществления управляемой термоядерной реакции, но хочу заверить делегатов съезда, что советские учёные, инженеры и техники, работающие над задачей термоядерной энергетики, сделают всё от них зависящее для решения этой важнейшей научно-технической проблемы (Аплодисменты.).
Учёные нашей великой Родины будут вместе со своей партией, со всем советским народом трудиться, не покладая рук, чтобы сделать человека истинным властителем природы в коммунистическом обществе (Аплодисменты.)».
Стуча тростью о ковровую дорожку, Курчатов сошёл с трибуны. Проходя мимо сидевшего в зале Щёлкина, улыбнулся ему и постучал пальцем по звёздам Героя на своей груди. Как бы ещё раз упрекая коллегу, не надевшего своих наград.
О том, как события развивались дальше, в «Апостолах атомного века»:
«Щёлкин принял эти упрёки за чистую монету, на следующий день пришёл с наградами, а Ванников и Курчатов, договорившись, награды сняли.
Увидев Щёлкина, оба стали его отчитывать:
— Тебя на съезд выбрали работать! Чего ты хвастаешься звёздами? Не ожидали, что ты такой нескромный!».
Курчатов оставался самим собой.
В конце пятидесятых годов многим казалось, что главный атомный академик находится в апогее славы. И это было действительно так. Но жизнь его тем временем неумолимо подходила к концу. Настала пора подводить итоги.
Какие выводы, подводя черту под прожитыми годами, сделал сам Игорь Васильевич, неизвестно. Угадать пытались многие его коллеги.
Игорь Головин:
«Помню, как в последние месяцы его жизни я, будучи тогда ещё молодым, докладывал ему с товарищами планы работ. Внимательно выслушав нас, Игорь Васильевич сказал:
— Зачем так много пунктов? Делайте в жизни, в своей работе только самое главное, иначе второстепенное, хотя и нужное, займёт все силы, отнимет ваше время, и до главного вы не дойдёте.
Эти слова стали завещанием не только для нас, но и для всех молодых людей, решивших посвятить свою жизнь науке».
Юрий Соколов:
«Борода откровенно гордился своими успехами, своим домом, высоким своим положением, дружбой со многими людьми. И он — подлинный рыцарь без страха и упрёка — имел право на это, поскольку всё:, что у него было, пришло в результате тяжёлого, упорного труда И поэтому говорил он о себе без малейшей тени хвастовства..
Мне врезался в память один из разговоров с Курчатовым, может быть, единственный в таком роде, когда он откровенно высказал тревожившие его мысли. Я знал, что вопрос о подготовке, скорее даже не о подготовке молодых учёных постоянно его занимал и тревожил. Мне приходилось слышать, как он с беспокойством говорил о том, что мало у нас по-настоящему крупных научных открытий, особенно в области экспериментальной физики…
— Что, строго говоря, следует понимать под культурой учёного? В первую очередь, он должен быть хорошим специалистом, основа всего — это специальные знания, так сказать, техника учёного. Но одной такой техники, конечно, мало, она ещё не есть творчество, можно знать очень много и не сделать ничего… Однако обилие идей тоже часто оказывается пустым цветением. Недаром Эйнштейн сказал, что хорошие идеи приходят так редко… По-видимому, секрет состоит в том, что нужно уметь подмечать непонятное и противоречивое и ум, еть добираться до его сути. А для этого нужен особый склад ума.…».
Андрей Сахаров:
«Весной 1959 года, ещё при жизни Курчатова, я гулял по берегу нашей объектовской речки с В.А. Давыденко, близко знавшим Курчатова. В ответ на мои восторженные реплики об Игоре Васильевиче Давиденко сказал:
— Игорь Васильевич — очень хороший человек. Он большой учёный и прекрасный организатор, любящий науку, заботящийся о её развитии. Игорь Васильевич абсолютно порядочный человек, тепло с заботой относящийся к людям, преданный друзьям и товарищам молодости. Он человек с юмором, не зануда. Но не переоценивайте близости Игоря Васильевича к вам. Игорь Васильевич, прежде всего, — «деятель», причём «деятель сталинской эпохи»; именно тогда он чувствовал себя как рыба в воде».
Последние события жизни
После того, как в 1956 году в Великобритании произошло триумфальное представление миру самого засекреченного советского учёного-ядерщика, Хрущёв решил ещё раз взять Курчатова с собою за рубеж.
Физик Николай Семашко писал:
«В конце 1959 года было принято решение о поездке И.В. Курчатова в составе правительственной делегации во Францию, аналогично хорошо известной поездке в Англию. Игорь Васильевич решил, что нужно подготовить доклад по экспериментами на Огре — самой большой термоядерной установке в то время. Он поручил мне написать сценарий кинофильма для иллюстрации предполагаемого его доклада…».
Ефим Славский:
«Курчатов готовился выступать с лекцией в научном центре в Сакле. Тогда только мы и американцы имели ядерное оружие, а французы — нет…
Игорь Васильевич пришёл ко мне. Он тогда уже с палочкой ходил, прихрамывал. Размахивает ею, как зонтиком. Изящно так! И говорит:
— Я этого Эйзика (Эйзик — президент Соединённых Штатов Америки Эйзенхауэр, командующий во время войны) на обе лопатки положу!
А я ему:
— Ты что, на борьбу туда отправляешься? «На обе лопатки!»
И он мне начал рассказывать, как это сделает. Такие вещи, на мой взгляд, открывать было нельзя. Я ему говорю:
— Старина! Как же ты можешь французам помогать овладеть ядерным оружием, когда они в НАТО?Мы китайцам не даём технологию!
Тогда у Хрущёва с Мао конфликт случился, и начались трения…
Он подумал, повертел своей палочкой и в ответ мне:
— Ты прав, буденовец, ты прав!
И пообещал переделать свой доклад. Как переделал, не знаю. Ни первого, ни второго варианта не читал».
Николай Семашко:
«Был январь 1960 года. Мы встречались очень часто в домике Курчатова. Он чувствовал себя плохо и иногда лежал в постели, а я сидел на стуле около него и корректировал подготовленный конспект сценария…
Игорь Васильевич прекрасно сознавал состояние своего здоровья и держался очень мужественно».
