Читаем без скачивания Парень с большим именем - Алексей Венедиктович Кожевников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Галька показалась ему знакомой. Самая такая гладенькая, аккуратная и всякая-всякая: белая, голубая, красная, черная, желтая, синяя, зеленая, полосатая, с крапинками, какой завалены все берега и дно речки Вогулки.
Такую же он видел в монастыре. Она лежала грудой на большом столе среди двора, и вот этот монах Паисий, что пил водку, продавал ее богомольцам.
— Святые, чудотворные, неопалимые камешки, — бормотал он, как зазывала на ярмарке. — Защита от всех напастей, исцеление от всех болей.
В железную кружку, стоявшую на том же столе, богомольцы опускали гроши, копейки, семишники, алтыны, пятачки, гривенники и брали за каждую монету по камешку. Паисий не торговался. Иные бережно прятали камешки в узелки, за пазуху, в котомки, иные, не отходя, начинали лечиться: при зубной боли грызли, при желудочных — опускали камешек в воду и потом пили ее.
Федотка подумал, что мешок с камнями оставил монах, и крикнул:
— Дедушка Паисий, тут мешок валяется. Не твой ли?
— Мой, мой. — Монах вернулся. — Зелье сатанинское всю память отшибло, — попробовал взвалить мешок на плечи и не смог, упал на него, подкошенный сатанинским зельем. Кое-как поднялся, положил тяжелую пьяную руку Федотке на макушку и стал просить:
— Раб божий, помоги мне!
— Поднять?
— Нет, я не работник сегодня. Мне бы свою плоть донести до обители. А мешок подвези на своей карете!
— Зачем тебе столько камней? — спросил Федотка.
— Не знаешь?
— Не знаю.
— Не умудрил господь?
— Не умудрил.
— Это святые, чудодейственные камни, наполненные божеской благодатью. Содержат в себе великую силу исцеления. Закрутит в брюхе, приложи камень к пупку — мигом утихнет, заломит зубы, погрызи камешек — и…
— И сломаешь зубы, — сказал Федотка.
— Истинно, истинно, случается, ломают. Тебя, брат, как зовут? У тебя, брат Федот, светлая голова.
— Моя мамка накупила таких камешков в вашем монастыре, держит на божнице, рядом с иконами, тоже говорит: святые. А попробовали лечиться — никакого толку. И совсем они не святые, а взяты из нашей Вогулки.
Сильно захмелевший монах разоткровенничался:
— Истинно говоришь, из Вогулки. Ей-бог, ты — светлая голова. А богомольцы — дурачье, темнота. Двадцать лет базарю я этим товаром, и никто не догадался, что товар у всех под ногами валяется, можешь бесплатно грести его лопатой и возить возами. Брякнешь, что это окаменелые богородицыны слезы, — верят. Брякнешь еще тошней, что Илья-пророк сбрасывает их с неба, у него там каменный карьер и гранильная фабрика, сбрасывает уже гладенькие, все, как на подбор, — и тоже верят. Удивительно смешные и жалкие есть люди. Обманывать их совсем неинтересно. И обида, злость берет на них. Они думают, что я бесплатный божий дар продаю, зазря беру денежки. Нет, дудки, так не выходит.
Рассердившись, монах снова обрел силу, сам взвалил мешок на плечи и попер его к реке Вогулке, которая прыгала и гремела неподалеку. Там он высыпал камни из мешка на галечный берег и завопил:
— Гляди, брат Федот, гляди! Мне вот что приходится делать. — Он встал на коленки и начал расщеренными перстами, как граблями, грудить береговую гальку в одну кучу. — Можно выдать ее за святую, можно продавать?
Галька была чумазая, мокрая, тусклая, ничуть не похожа на «святую».
— Сгреби, потом в речку ее, мыть, полоскать, оттирать, потом обратно на берег сушить. Вот как достается она, ино все ногти переломаю, кровь из-под них. А богомольное дурачье думает: богородица да Илья-пророк работают на Паисия. Вот ее сколько! — Монах показал на груды гальки, уже обмытой и просыхавшей на берегу. — И вся добыта одними этими, — сунул под нос Федотке распяленные ладони. — Может за такие труды брат Паис выпить?
— Не знаю.
— У тебя отец кто? Доменщик. Пьет, конечно, и не стыдится. За труды пьет. И я за свои труды пью.
Монах присел на груду гальки успокоиться и отдышаться, потом снова пристал к Федотке:
— Подвезешь мешочек? Я за тебя богу помолюсь.
— Ты мне денежку дай! — попросил Федотка. — Я книжку куплю с картинками.
— Денежку само собой. Сухая ложка рот дерет.
Принялись укладывать «святую» гальку обратно в мешок.
— А ты знаешь, брат Паис, как они пузырятся? — спросил Федотка. — Хочешь, покажу. — И, не дождавшись согласия, парень схватил горсть «святых» камешков и перебежал к речке.
Пришастал за ним и монах, приговаривая:
— Ну-ну, покажи, какие еще фокусы водятся за ними!
Федотка опустил один из камешков в воду, и сейчас же из него пошли вверх маленькие пузырьки, вроде ниточки дутых бус.
— Видал? — И Федотка бросил в речку еще камешек.
— Это видал. Это из них святой дух выходит. На этом самом и ловим мы дурачков-богомольцев. — Монах взял из речки камешек и тут же опустил его обратно. — А вот это видел? — Никаких пузырьков из камня не вышло. — Вот, значит, в одних камешках есть святой дух, а в других нет. В моих всегда есть. Можешь испытать любой.
— И врешь, не всегда. — Федотка опустил в реку камешек из «святых», подержал его там, пока он пузырился, затем достал ненадолго и опустил снова — и камень не выпустил ни единого пузырька. — Видал миндал. Весь святой дух выдохся. — Федотка засмеялся. — Других обманывай, меня не обманешь. Дух-то не в святых камнях живет, а в сухих.
Погрузили мешок с галькой на тележку. Федотка впрягся в оглобли, монах вцепился в задок: я подталкивать буду! Но больше тормозил, чем помогал. Он шел, пьяно спотыкаясь, и напевал:
Чернец стучится в двери рая, Апостол Петр ему в ответ: «Куда ты лезешь, пьяна
