Читаем без скачивания Битвы волков - Александр Афанасьев

Скорее всего к дому. У больнички тоже будет стремно: движуха большая, и рядом скорее всего милиция.

Я сижу в своем «Паджеро», я его вымыл, заменил лобовое, снял багажник и наклеил по бокам большие, яркие принты, ну и лобовое заменил, понятно. Машина теперь выглядит по-другому, вряд ли опознают. Стою на соседней улице, просто в припаркованной тачке. На трубе – дежурная группа спецназа, она появится здесь, только если будет что-то конкретное. А так – они просто дежурят в центре…

Жарко. Пыльно. Девушка в платье, похожем на вечернее, и на каблуках идет, видимо, с рынка, в сумке несет овощи и мясо. Деревня…

Можно вывезти девушку из деревни, но нельзя вывести деревню из девушки. Здесь вообще понты любят, как нигде больше – покупают часы «Роллекс» за пару тысяч не долларов, а рублей, сумки Гуччи на восточном базаре, понтуются телефонами – телефоны у молодежи такой же показатель статуса, как «Порш Кайенн» у деловиков. Недавно слышал историю – девица залезла в маршрутку, с понтом достала навороченный айфон, начала говорить – и тут он у нее зазвонил. Смех… сквозь слезы.

Проблема дагестанского общества в том, что оно разорвано на части. Оно одновременно и светское, и религиозное. И современное, и архаичное. На молодежи это сказывается особенно остро – такие вопросы, как секс до брака или закрывать[19] жену или нет – споры насчет этого продолжаются годами. Ислам здесь очень своеобразный, он был на протяжении длительного времени оторван от общеисламского пространства и сильно разбавлен местными обычаями доисламского периода, так что уже не понять, где ислам, а где нет. В исламе под страхом смерти запрещены любые нововведения, поэтому одно из самых распространенных обвинений здесь – это бидаатчик, то есть тот, кто вносит нововведения в ислам. А как быть, если отцы и деды так молились? Что такое, например, зиярат, паломничество к святым местам или к каким-то святым предметам? Ислам признает только один вид паломничества – хадж, а тут в горах священных мест полно. Доходит до идиотизма – например, у какого-то пастуха родился ягненок, у которого кто-то на боку углядел написанную арабской вязью шахаду – нет Бога кроме Аллаха и Мухаммад Пророк его. И пастух и ягненок стали местными знаменитостями, и люди стали делать зиярат к ягненку. Или как, например, совмещается запрет Корана на создание кумиров и поклонение кому-то, кроме Аллаха, – и местный обычай устазов. Устаз – это наставник и духовный лидер, при СССР устазом чаще всего становился тот, у кого остался Коран, и кто мог его читать (или думал, что может читать, иногда нужные фразы передавались от отца к сыну, заучивались наизусть и читались, без понимания смысла сказанного). А теперь Коран может купить любой, и есть ваххабиты, которые говорят, что человек, принимая устаза, придает Аллаху сотоварищей и тем самым выходит из ислама. Наиболее известного устаза, духовного лидера многих мусульман Дагестана Саида афанди Чиркейского подорвала смертница, Аминат Курбанова – на самом деле Алла Сапрыкина, русская, принявшая радикальный ислам. Порядка и спокойствия в республике это не добавило, а еще говорят, что некие духовные лидеры взяли в привычку заставлять своих последователей пить воду, в которой они мыли ноги, правда это или пускаемые ваххабитами слухи, никто не знает. Или, например, такой обычай, как закалывать корову или теленка на угощение гостей при смерти кого-то в семье. Это местный обычай, а в хадисах, наоборот, написано, что надо помочь приготовить пищу для семьи, в которой кто-то умер. И вот в селах ваххабиты стоят около дома, где есть покойник, и разгоняют односельчан, пришедших за мясом, говорят, что это не по шариату. Или ваххабитский намаз – он делается в два ракаата вместо четырех-пяти, как положено – и после того, как прочитан второй ракаат, старики продолжают делать намаз, а молодежь встает и уходит. Или долгий спор о том, допустимо ли читать Коран на русском, аварском, даргинском или его можно читать только на арабском?

Ко всему к этому добавляется и проблема отцов и детей – чаще всего в одной семье старики плохо понимают по-русски, родители говорят и на русском, и на своем языке, а дети русский знают плохо, а родной язык не знают совсем и трудятся учить только несколько десятков слов, нахватанных по улицам. Прибавить к этому беспредел чиновников, кумовщину, отсутствие работы и дурно проведенную приватизацию, при которой многие земли и даже некоторые промышленные объекты имеют неопределенный правовой статус, их невозможно нормально зарегистрировать и их принадлежность определяется не по закону, а по договоренности и по законам шариата, и вы получите картину Дагестана сегодня.

И не забудьте прибавить больше десятка народностей. Обычно в СССР делали одну республику с двумя народами, а тут их как минимум двенадцать только крупных, не считая русского…

В общем – котел на огне, и американцы с грузинами подкидывают дровишек.

Я сижу. Жду. Слушаю радио. Сосу леденцы – помогают от жажды. И буду ждать, сколько надо…

Они появились уже под вечер…

«Нива», грязная и старая – у нее еще фонари горизонтальные, а не вертикальные. Белая. Свернула с дороги – я ее видел, она шла в мою сторону, потом свернула. И я почему-то понял – они…

Их было трое – обычно в джамаате больше людей, но на охоту отправляются обычно по трое. Салман, Ваха и Гази.

Все трое принадлежали к так называемому «Дербентскому джамаату», еще именуемому «южный фронт», или «группировка Южная». Все трое братьев были «легальными», то есть они не шарахались по горам, уклоняясь от поисковых групп спецназа, а жили в городе, в своих квартирах, и вели джихад так, как они его разумеют.

Гази, например, самый старший из них – вел «финансовый джихад» – по документам он числился инвалидом второй группы и получал из бюджета Русни пособие, которым делился с врачом, организовавшим ему липовую инвалидность. Немного, но на хлеб хватает. Остальные двое занимались тем же, чем обычно занимаются «легальные братья», – поднимали в горы продукты питания, покупали левые телефоны и предметы снаряжения, разносили флешки с угрозами и требованиями платить дань, принимали и отдавали на легализацию деньги, вели джихад против «колдунов, каратистов, борделей, торговцев харамом», то есть преследовали «народных целителей», к которым ходили из-за предрассудков и отсутствия денег на подношения настоящим врачам, бросали бутылки с зажигательной смесью в спортзалы, массажные салоны с массажистками, спортивные залы для занятий единоборствами, могли кого-то избить.

Убийств они еще не совершали, но понимали, что рано или поздно им придется совершить убийство.

Убийство в Дагестане – дело обычное. Убил – и все. Иногда за заказное убийство брали тысячу долларов, а лет десять назад бывало, что и за сто – двести баксов убивали. Ваххабитские джамааты поставляли дешевую киллерскую силу. Если совершил убийство и тебя начинала разыскивать полиция – ты поднимался, то есть уходил в горы и пополнял ряды боевиков, находящихся на нелегальном положении. Средний срок жизни рядового боевика – нелегала – несколько месяцев, амира джамаата – год-полтора, амира или валия более высокого уровня – два, три года. В последнее время модно стало выезжать на Ближний Восток для участия в джихаде уже там, в Интернете велись целые дискуссии на тему, может ли моджахед выехать на джихад в другую страну, если его собственная находится под пятой кяфиров. Правильный ответ напрашивался сам собой – может, жить-то хочется…

Они приехали в Махачкалу втроем, легально, на Южном посту их проверили, но ничего не нашли – амир джамаата строго предупреждал их, чтобы они не занимались идиотизмом типа половинки бритвы в паспорте. В Махачкале их принял пособник боевиков, предоставил информацию о цели, машину и оружие. С оружием у бандформирований было откровенно плохо, потому на троих у них было два ножа, два отрезка арматуры и старый-престарый «ПМ», с самодельным глушителем, в магазине которого было всего шесть патронов. А больше – не было.

Впрочем, для того, чтобы убить человека, этого хватало.

Про цель они знали только то, что это пособник кяфиров и сам кяфир. Им не сказали о том, что это врач – если бы они знали, то, возможно, отказались бы, убийство врача было бы очень плохо воспринято даже в криминальной среде. Поэтому наводчик бандитов не сообщил о месте работы цели, и они поехали к ней домой. Дело простое – расстрелять в спину ничего не подозревающего человека и дать ходу…

Когда они приехали, то увидели обычный махачкалинский двор, с сидящими на корточках и мающимися от безделья братьями, нелегальными пристройками и гаражами. Надпись на заборе «Сестра, покройся ради Аллаха» настроила их на лирический лад, и они заговорили об ухтишках. То есть о сестрах.