Читаем без скачивания Imperium - Александр Айзенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
____________________
А ведь того человека убили…
____________________
«Дух Алиппия давно был уже готов к этому поражению и падению: он был скорее дерзок, чем силен, и тем бессильнее он проявил себя там, где хотел бы более всего надеяться на себя. Ибо только он увидел кровь…»
Вот любовь, любовь земная и любовь небесная… Вот Слово… Я вот…
____________________
«… как тут же вдохнул в себя дикую жестокость и не мог уже оторвать взгляда и, словно завороженный, смотрел на арену и наслаждался диким удовольствием и не знал этого и упивался с кровожадным наслаждением безобразной этой борьбой.»
____________________
Двадцать пар гладиаторов Децима Лукреция Сатрия Валента, бессменного фламина, и 10 гладиаторов Децима Лукреция, сына Валента!
____________________
И не только кровь… нет… нет, он был уже не тот, каким был, когда пришел сюда; он стал одним из толпы, с которой смешался, он стал истинным товарищем тех, кто притащил его сюда… Он сумел. Я завидую ему? Он слился с людьми. Да, нет – с толпой… с людьми… Это – безумие. Нет, он с людьми… Страшный мир – подальше от него… Пустыня… Это – рай??… Господи, как же…
____________________
«…Он смотрел, кричал, пылал, оттуда он взял с собой заразившее его безумие, он приходил вновь и вновь и не только вместе с теми, кто когда-то привел его сюда, но и раньше их, увлекая других за собой».
____________________
Тридцать пар гладиаторов – квинвеннала Гнея Аллея Нигидия Майя и их животные. Будет и травля. Да здравствует Май квинвеннал!
____________________
Огонь! Огонь!!!… Бешеное пламя, жадное – ступишь к нему, и пожрет оно тебя… Защити же нас, Господи…
Обезьянка нерона
Человек шел, постукивая посохом… Слепой шел на трех ногах. Из выколотых глаз падали вишневые капли… по одной капали в пыль… Он слышал хохот певицы ужаса – та хохотала и радовалась – как? как? и пела ему, провожала своими песнями… Ему казалось?…
____________________
Матрона подползла к ложу Петрония и смотрела на него снизу преданными глазами. Наступила пауза… Тем не менее ему лежать было удобно… вполне удобно – почему не подождать? Наконец, она произнесла нежным чувственным голосом: – Арбитр, почему ты молчишь? Оцени меня!
Петроний расслабился. Любая неопределенность смущала, даже раздражала его. Он ценил, любил, был в восторге от состояния наслаждения или по крайней мере внутреннего и внешнего покоя, смягченных максимальными удобствами.
Матрона была хороша. Оливковая мягкая кожа без единой светлой полоски. Поразительной гармонии достигла она и те, кто массировали, умащивали ее тело: ни одной лишней жиринки не мог по справедливости найти его объективный взгляд, но она и ни в коем случае не была худой или излишне сухощавой – только плавными были изгибы – нигде не было резких переходов – никакими гимнастическими мышцами не была обременена она, но тело было упругим – Божественным равновесием обладало оно, или неимоверными были труды по достижению такого результата, – пусть! Юпитер Капитолийский свидетель – он Гай Петроний, названный Арбитром, не мог найти изъяна.
– Дорогой Гай, твое молчание… неужели оно свидетельствует о каких-то скрытых…
Петроний развернулся на ложе почти стремительно – вошел император. Как всегда, с трехдневной щетиной на круглом бородатом лице. Небольшая борода и щетина. Говорил он негромко, с приятной хрипотцой:
– Твоя строгость… – принцепс стал гладить ноги матроны… бедра… грудь была безупречной… опустил руку ей на лицо… она целовала его белые полные пальцы с рыжими волосками… – слишком велика. По-моему, она почти безукоризненна. Но я хотел с тобой поговорить, Гай. Причем, это не дела, и не сон. Нечто непонятное…
Петроний забрал серебряный бюстик, на котором ювелир выбил:
Nero– у обладательницы столь замечательных пропорций, прервав ее страстный поцелуй сего образца верноподданнического искусства, демонстрирующий ее готовность перейти к оригиналу: «Милая, прервись на некоторое время. У цезаря есть ко мне вопросы. Если тебе нетрудно…»
Гость очнулся от своих мыслей и, наблюдая за удаляющейся спиной… ногами… и иным… матроны…, попросил:
– Но не очень далеко. Мы непременно сегодня вынесем решение. И есть все основания думать, что оно будет благосклонным.
Дверь закрылась. Петроний вздохнул:
– Ее взгляд был таким, что мне захотелось встать с ложа! Побежать за ней!! И вернуть!!!
– Да – а! Замечательная… Но сейчас не о ней…
Петроний изобразил максимальное внимание. Впрочем, он, действительно, слушал. Все опаснее было находиться рядом с приемным сыном Клавдия. Божественного Клавдия.
____________________
Ну, это еще, собственно говоря, дело его покойной мамочки – Агриппины. Но ее– то – уже он. Семейные дела… Это их дела, в конце концов… Что же он хочет?… Сколько можно чесаться?… Впрочем, что это со мной?… Трехдневная щетина жутко чешется. Он уже привык. Спокойнее…
____________________
Серебряная чаша упала на пол с мелодичным звоном. Вино разлилось. Красное вино…
– Да, Гай, так вот… Я в последнее время вижу какого-то странного человека… среди не менее странных людей и обстановки… Это не наше время. Да. Не наше время. Потому что я вижу, что все происходит в Риме… каком-то другом, но Риме. И эти люди – они – италики. Варварская речь… одежда… манеры. Все крайне убого. Почему-то возникает ощущение, что они подражают нам… а он – этот человечек – мне…
– А он тебя видит, цезарь?…
– Да… Я думаю, нет, я знаю! да. Он смотрит на меня… – принцепс задумался, вырвал волосок из носа, засмеялся и сказал: – Я понял, он подражает мне… пытается повторить, но не как в цирке, а всерьез. Правда, получается, как у обезьяны – еще смешнее, но он старается!
Петроний захохотал, при этом стараясь не испортить прическу, было смешно и страшно – что же хочет сказать всем этим рыжее чудовище – А что еще мы могли с Агриппиной родить? – сказал его родной отец Домиций Агенобарб. Петроний почувствовал холод – леденящий холод ужаса – добрый – добрый смех императора… Вино растекалось… растекалась лужа… красная лужа…
– Этот человек… Я вижу и его мысли. Он все время выпячивает подбородок, сжимая зубы. Никогда он не в состоянии сразу ответить на вопрос. Потому что в это время он думает, как он сжимает зубы, как выглядит со стороны его подбородок – достаточно ли по-римски – о, это и есть, по его мнению, римская доблесть. С этими сжатыми зубами у него абсолютно обалдевшее лицо, но те балбесы, что рядом – те сжимают зубы еще сильнее. Они прелестны, Петроний. Как они машут руками! А, это делается так: они подпрыгивают, хлопают при приземлении пятками, машут головой… ну, тем, что они называют головой… затем выкидывают вверх руку и что-то кричат. Все это желательно делать с выпяченными зубами. Челюсти дико лязгают – они считают, что так приветствуем друг друга мы. Что ты скажешь, Арбитр?…
____________________
Ноги шли – каждая сама по себе. Нога… нога… и палка. Шаг, шаг и шаг. Серая пыль, черная пыль; кроваво-черные раны на ногах, засохшие и сочащиеся – оббитый наконечник палки, равномерно и бессмысленно стучащий, как время… как время… неумолимо…
____________________
Бенито Муссолини сидел за своим большим столом – огромный стол – и не знал, что делать. Он прочел уже все газеты. Все прочел. Бездарные писаки. Куда им до него. Вот он – огромный талант. Не то, что они. Дуче сжал зубы. Посмотрел в зеркало. Да, вот так. Еще сильнее. Теперь – да. Теперь он выглядит, как римлянин. Как настоящий…
Перед зеркалом щелкнул каблуками… выбросил руку… и увидел… – да, опять увидел…
Это он. Он. Тот самый. Который распинал христиан. Вот – Он. Великий император…
____________________
От восторга у него сперло в груди. Он закашлялся, и цезарь исчез. Исчез!… А ему хотелось… Дуче закатал рукав и напряг руку.
____________________
Вот это мышцы!…
____________________
Он закатал другой рукав. Сравнил руки. Напряг их обе. Обратил внимание, что челюсть отвисла, опять сжал зубы и выпятил подбородок… О – оо! Выставил ногу вперед… Смех был противный. Даже очень.
Дуче увидел рядом – рядом! – О, совсем рядом! – невысокого роста, небритого, в пурпурной тоге – нет, этого не может быть?!… – Нерон!. Это – Нерон! Тот самый – мамма миа – Санта Мадонна – Нерон!
____________________
Я умру от счастья! Я не переживу такой радости! Это – Нерон!
____________________
Слюна потекла по подбородку на воротник мундира. Бенитто Муссолини ничего не чувствовал – он забыл про зубы и про подбородок – с отвисшей челюстью диктатор восторженно смотрел на хохочущего – настоящего – а какого же? – императора Рима.
– Ты здесь… Ты здесь!… Какое счастье!… Чудо… Чудо…
– Закрой рот – мне неприятны твои слюни. – Нерон поморщился.
– Можешь сжать, наконец, свои римские зубы.
Муссолини лязгнул челюстями, как капкан для волков.
– Прелестно, дурачок, прелестно. Так. А теперь, милый, расскажи мне, кто ты?…
