Читаем без скачивания В Москве-реке крокодилы не ловятся - Федора Кайгородова

— Имейте в виду, — сказал Слепченко. — Я это так не оставлю. Я завтра же обращусь в прокуратуру!

— Хорошо! — согласилась инспектор. — Не надо никуда обращаться! Мы сейчас все решим! Не хотите ли пройти, чаю выпить!

— Мы хотим только одного: узнать, где девочка, — сказал Ромашкин, заметив, что дедушка отвернулся к стене и тяжело дышит.

— Я же и говорю, мы можем договориться, — затараторила инспектор. — Дело в том, что я не знаю адреса той женщины. То есть, я знаю ее домашний адрес, но не знаю, где ее дача. А она, по всей вероятности, на даче сейчас.

— Ну, так узнай! — не выдержал Ромашкин, стараясь не смотреть на деда, который держался за сердце. — И побыстрее, иначе, я вам гарантирую неприятности!

— Я всего лишь исполняла свой долг! — ответила дама. — А вот вы ворвались в чужой дом. У меня тоже есть собственная точка зрения на происходящие события. Здесь надо явно лишать родительских прав как родителей, так и дедушку с бабушкой. Впрочем, я сейчас все узнаю, — она стала набирать номер по мобильному телефону.

Через пятнадцать минут ей удалось узнать, где находится Анечка. Но при этом инспектор сообщила, что сама вынесет девочку, чтобы не тревожить всю семью. И что Слепченко не будет сообщать никому о том, что произошло.

— Мы согласны на все ваши условия! — ответил дедушка. — Только верните нам ребенка!

Они вышли из дома вместе. Витя, как видно, привыкший к подобному образу жизни супруги, продолжать спать.

— Может, на моей машине поедем! — предложила инспектор.

— Нет уж! Мы как-нибудь на своей! — отрезал Ромашкин, устраиваясь на заднее сиденье такси.

Из Малаховки они выбрались гораздо быстрее и вскоре выруливали на МКАД, где ночью чуть просторнее, чем днем.

— В Реутов идем! — сказал таксист, следовавший за «Фордом».

Машина повернула еще два раза направо и вскоре остановилась в одном из темных переулков.

Выйдя из автомобиля, дама подошла к такси и сказала:

— Вы не забыли мои условия? Вы не следите за мной. Я сама принесу вам ребенка! Уверяю, что он жив и здоров! Вот в залог оставляю вам свою машину.

И так как мужчины молчали, инспектор продолжила:

— Моя знакомая остановилась у родственников, и не хотела бы вмешивать их в какие — либо дела.

— Идите уже за ребенком! — грубо сказал Ромашкин, вспомнив свое детдомовское детство.

— Мы согласны на все ваши условия! — сквозь зубы добавил дедушка, державшийся, как видно, из последних сил.

Вскоре инспектор появилась на дороге, неся в руках девочку с рассыпанными светлыми кудряшками. Ни шляпки, ни куклы «барби» у ребенка не было. Она спала в том же самом платьице колокольчиком и даже не проснулась. Тонкая ручка свесилась вниз, как неживая. Инспектор передала ребенка Михаилу, который выскочил из машины и осторожно взял ее на руки. Он обнял девочку и закутал в свою куртку. Анечка поплотнее прижалась к нему и пошевелила во сне затекшими пальчиками. Мишка погладил ее ладонь.

К дому на Гороховской улице сыщики подъехали только к утру.

Когда машина остановилась, девочка открыла глазки и сказала, мечтательно глядя на Мишку:

— Папа!

Сердце Ромашкина сладко забилось и ухнуло куда — то вниз. Только за одно это слово он и сейчас бы убил Кострова, если бы тот был жив.

Слежка за кораблем

Клязьминское водохранилище мы не увидели, мы его ощутили — навстречу рвался простор. Он летел снизу, заполняя собой и небо, и дорогу, и мост. И уже на мосту, когда засверкала внизу вода, когда руками можно было ловить осязаемый воздух и брать его пригоршнями — стал понятен величественный замысел человека. Здесь неуместны ярлыки: ни искусственное море, ни водохранилище, ни что — либо другое не подходили под определение этого бесконечного серпантина водной глади.

Клязьминское по ошибке иногда называют Московским морем. На самом деле Московское море — это Иваньковское водохранилище, расположенное гораздо севернее, ближе к Твери. Канал имени Москвы нанизал цепь водохранилищ, как бусины.

Мы только — только миновали мост — справа выплыли белоснежные яхты спортивного клуба. Их поднятые в крохотном заливчике паруса парили над окрестностями и словно в полусне мечтали о дальних странствиях. Кто и куда собирался плыть в позднем октябре? Людей на территории клуба было не видно.

Эта по — барски красивая и беззаботная жизнь вдруг вызвала во мне живейший протест:

— Везет же людям! — возмутилась я. — А тут от солярки никак не отмоешься! Туфли и сумка испорчены мазутом. Вы были там, в этих трюмах? Там же черт ногу сломит!

— Приходилось! — без тени улыбки ответил следователь. — А вы — то там что делали?

— Так, жизнь изучала, — буркнула я. — Интересно, как я попаду на плавкран?

— Не беспокойся, Наташа! — может, следователь Крага и не был таким уж сухарем, каким хотел казаться. — У капитана есть указание руководства канала ждать тебя на пристани. Ты подойдешь туда пешком, как будто сошла с автобуса.

— Здесь и автобусы ходят? — буркнула я.

— И именно в это время! — Крага даже развеселился, глядя на мой угрюмый вид. — Но сначала мы проедем к отправной точке вашего с Юрой путешествия.

— А кстати, Анатолий Петрович! Почему послали меня, а не Юру или хотя бы нас обоих?

— Ну, Юра более прямодушен и менее наблюдателен. Двоих же редакция не отпускала.

— Угу! Значит, я успела произвести впечатление лживой и хитрой особы?

— А ты хотела бы выглядеть наивной дурочкой?

Нет, наивной дурочкой я выглядеть не хотела! Да и вообще никогда никем не хотела выглядеть! Одна моя детская подруга как — то сказала своей маме: «Почему вы назвали меня Олей?» «А как надо было?» «Лилией!» А мне всегда вполне уютно было в своем имени и в своем образе. Вот только внешность! А что, в конце — концов, внешность? Вполне подходящая внешность! «Во — всяком случае, не хуже других!» — такой приговор выносила я, изучая иногда в зеркале свою озорную мордашку с очень живыми глазами.

— На пристани тебя будет ждать буксир, — продолжал Крага, не дождавшись от меня возражений по поводу наивной дурочки. — Плавкран снимется с якоря только после твоего прибытия.

— А они не удивятся, что столько почестей для меня одной?

— Нет, это как раз подозрений не вызовет. Обычная практика, когда ждут гостей, либо членов экипажа. Любого матроса так бы встретили, — ответил Крага.

Мы проехали по широким улицам дачного поселка и перед нами развернулась панорама канала. Слева он исчезал за поворотом реки, а справа почти сразу начиналось водохранилище. Легкие волны плескались о грубые гранитные плиты берега. Вокруг было пусто, если не сказать — пустынно. Одинокий автомобиль замер за деревьями. Берег разительно отличался от позавчерашнего: не было ни рыбаков, ни дачников, ни меркантильных детей, которые требовали с нас конфет за побудку водителя. Исчезли даже нефтяные пятна на поверхности воды.

Заросли шиповника тянулись вдоль бетонного пояса и местами были одного роста с деревьями. Мы остановились возле кустов, как будто выбирая место для рыбалки.

Войдя в роль, я даже задала подходящий ко времени вопрос:

— Дорогой! Ты прихватил ведерко для рыбы? — и даже тем же тоном, которым в рекламном ролике любительница кофе интересуется, «не пора ли им пожениться».

Всегда мне было любопытно, кто пишет тексты для этих роликов? Скажем, та глупость, которую спрашивает кто — либо из героев, обычно женщина, как видно ролики пишут женоненавистники, так вот, та глупость запоминается, а рекламируемая вещь — хоть убей, не вспомнишь. А все почему? Потому что нормальный человек в это время либо злится на все телевидение, либо идет на кухню налить чайку — желательно не того, который рекламируется.

Следователь Крага посмотрел на меня, засмеялся и посоветовал:

— Не переиграй!

— Это я стараюсь для той дамы, что наблюдает из автомобиля за нашим кораблем в бинокль, — ответила я. — Хотя зачем ей бинокль, когда мы рядом?

— Ну, молодец, что заметила! Острый у тебя глаз! А ты наивной дурочкой собиралась прослыть!

Немолодая, но весьма ухоженная женщина, из тех, кто каждый день делает прическу у парикмахера, заметив нас, быстро спрятала бинокль, надела темные очки, поправила стильный пиджак, завела мотор своего голубого «Форда» и стремительно умчалась по дороге. В ту сторону, откуда мы только что приехали.

— А вот теперь, дорогая, выметайся из машины вместе с воображаемым ведерком! Хотел тебя подвезти, но некогда, некогда! — сказал Крага, помогая мне выбраться, и даже подталкивая в спину, чтобы я поскорее выбралась.

Я поняла, что в следователе Краге проснулся инстинкт следопыта, и потому спорить с ним или обижаться — бесполезно.

— Придется тебе до пристани топать пешком, извини, — он открыл дверь и вытолкал меня из машины, бросив вслед рюкзачок. — Я — за ней! — смягчил он свои действия поспешным объяснением и скрылся в пыли голубой дамы.