Читаем без скачивания Медовый рай - Светлана Демидова

Когда мы уже ехали мимо перрона питерского вокзала, я разбудила Мая.

– Что? Как? Мы уже приехали? Так быстро? – засыпал меня вопросами он.

Поскольку электричка почти сразу и остановилась, мы подхватили свои вещи и пошли к выходу. Я видела, что Май еще никак не отойдет ото сна, и не задавала вопросов. Когда мы подошли к метро, он спросил, до какой станции мне ехать. Я могла бы назвать станцию и спуститься с ним в метро, но намеренно не стала этого делать. Мне надо было протестировать его сейчас же, немедленно, и я ответила:

– Мне лучше на троллейбусе… Я пойду…

– Ну… а мне надо на метро… – неуверенно проговорил Май.

Можно было бы прозрачно намекнуть, что он мог бы добиться нового свидания, но я не могла этого сделать. Он и так пожалел несчастную женщину. А она ему в награду за это устроила эротическую феерию. Пусть даже не догадывается о том, что эта феерия была для меня первой в жизни и, скорее всего, останется последней. Пусть вспоминает владычицу морскую и фею ромашек.

– Да-да… Конечно… – бросила я ему через плечо, уже развернувшись в сторону остановки троллейбусов. – Всего хорошего… Пока… – И окончательно отвернула от него лицо, и ускорила шаг, и ни разу не посмотрела назад. Я не хотела видеть спускающихся в метро людей, которым не мешал Май. Его, конечно же, уже не было на ступеньках. Он же не остановил меня ни жестом, ни окриком. Все кончено. Только не плакать! И ни о чем не жалеть! Судьба и так преподнесла мне царский подарок!

Стас с похоронным лицом сидел в кухне и курил. Щеки его ввалились, глаза утонули в болезненно-коричневых кругах. Похоже, что эти два дня он ничего не ел или ел, но очень мало. Лопатки под майкой выступали острыми клиньями и напоминали обломанные крылья. Тарелка была полна окурков, в квартире стоял никотиновый смрад. Стас никогда не курил при мне. Похоже, он сильно был не в себе. Неужели все-таки муж обо мне беспокоился? Может, я погорячилась с выводами? Может, Стас меня все-таки любит, в чем и убедился в мое отсутствие, иначе чего бы ему столько курить? Осмотревшись на всякий случай вокруг повнимательнее, я не обнаружила ни винных, ни водочных бутылок, что не могло не порадовать.

– Пришла… – как-то невыразительно сказал Стас и сильно затянулся сигаретой. На моих глазах ее третья часть мгновенно превратилась в пепел. – Думал, если завтра не вернешься, придется подавать в розыск… Мало ли что…

Я молчала, привалившись к стене в коридоре, поскольку никак не могла сообразить, что мне лучше сказать, в каких моих словах он нуждается больше всего.

– Ну… хорошо… – опять вынужден был начать он. – Я был не прав. Прости. Но и ты… Впрочем, ладно… Просто прости…

– Да, конечно, – согласилась я без особой радости, чувствуя, что он вовсе не обрадовался тому, что я наконец нашлась. – Только… В общем… предлагаю забыть об этом… обо всем… начисто… будто бы и не было…

– Разумеется, это лучше всего, – так же безразлично подхватил Стас.

Все-таки не любит. Это ясно как день. Или опять ошибаюсь? Возможно, он просто в шоковом состоянии… Я, наверно, с ума сошла бы, если бы Стас пропал на два дня. И как я могла так с ним поступить? Ну, обидевшись, уехала – ладно… Зачем телефон-то выключила, бездушная мерзавка?! С другой стороны, я бросилась бы ему на шею, если бы он пропал на два дня и вдруг нашелся… А он не бросается… Он вообще на меня не смотрит… А может быть, он огорчился, что я нашлась?! Может быть, он уже строил планы, как славно будет жить без меня? А тут нате вам – явилась не запылилась…

Положив сумку на ящик для обуви, я прошла в кухню и первым делом открыла форточку, забрала у Стаса тарелку, в которой он как раз успел загасить сигарету, и высыпала окурки в мусорное ведро. Потом подумала и отправила вслед за окурками и тарелку, свидетельницу мужниных мук.

– Ты ел? – спросила я.

– Нет, – отозвался он.

– Я сейчас что-нибудь приготовлю.

– Конечно. Тебе помочь?

– Не надо.

– Тогда я пока пойду в комнату?

– Иди.

Мы разговаривали с мужем, изо всех сил стараясь не произнести ни одного неосторожного слова, сохраняя неустойчивый пока нейтралитет. В голове же моей крутилась лишь одна мысль: все кончено, все кончено, все кончено. Что терзало Стаса, я не знала. Возможно, он думал: она опять пришла, опять пришла, опять пришла…

Тем не менее я достала из морозилки кусок печени, разморозила в микроволновке и потушила в сметане, как любил муж. Поставив вариться спагетти, нарезала салат из тех овощей, которые нашла в холодильнике, и даже заварила свежий чай – Стас не любил пакетики. Когда ему все же приходилось их использовать, утверждал, что у него полное впечатление, будто он пьет не чай, а густой настой бумаги.

Ужинали мы почти в полном молчании, если не считать дежурных фраз, типа: «подай, пожалуйста, нож»; «не трудно ли тебе достать из холодильника масло». Закончив есть, мы долго и церемонно выясняли, кому мыть посуду, прямо-таки в стиле гоголевских персонажей: «позвольте вам этого не позволить». В конце концов я победила и отправила Стаса к телевизору. Мыла я посуду долго, тщательно споласкивая холодной водой и даже вытирая полотенцем, хотя раньше никогда этого не делала, совала в сушилку, да и все. В конце концов последняя чайная ложка была вытерта и водворена на свое место. Я взглянула на часы – скоро девять, ложиться спать еще рано. Я не знала, как вести себя со Стасом. Раньше этот вопрос меня никогда не заботил. Каждый из нас занимался своим делом, не испытывая никаких неудобств друг перед другом. Теперь все изменилось, испортилось, сломалось. Я прошла в комнату. Стас смотрел в телевизор абсолютно пустыми глазами. Вряд ли он видел то, что было на экране. Во всяком случае, раньше его никогда не интересовало производство одноразовых шприцев. Впрочем, раньше у нас все было по-другому…

Я взяла из шкафа чистое белье, полотенце и со словами «приму душ» торопливо вышла из комнаты. На самом деле я собиралась принять не душ, а ванну, чтобы подольше…

Я лежала в теплой пенистой воде и вспоминала, как несколько часов назад меня обнимали воды речки в Брилеве, название которой мы так и не удосужились узнать. Да! Я вспоминала реку, не Мая. Я вообще больше никогда не буду о нем вспоминать, чтобы… не сойти с ума. Вот сейчас смою с себя его поцелуи и забуду его навсегда.

Я несколько раз вымыла голову, потом намазала волосы специальным укрепляющим гелем и довольно долго держала его на волосах, стараясь вообще ни о чем не думать. И это получалось у меня очень хорошо до тех пор, пока я не провела намыленной мочалкой по своему обнаженному телу. Оно тут же затрепетало и заныло. Я не хотела вспоминать Мая, но мое тело скучало по нему. Ну да ничего! Пройдет и это, как говаривал очень мудрый царь Соломон!

Когда я вернулась в комнату, телевизор был уже выключен, диван раскинут, белье постелено, а сам Стас спал, укрывшись с головой одеялом. Ну… или делал вид, что спит… Я поняла, что он тоже не горел желанием слиться со мной в экстазе. В данный момент это было мне на руку. Я легла рядом с мужем, стараясь не касаться его. Как хорошо, что мы с самого начала спали под разными одеялами. У Стаса была привычка заворачиваться в одеяло с головой, как в кокон, а мне так было жарко спать. Помаявшись какое-то время вдвоем под одним одеялом, мы купили второе.

Сон ко мне не шел, я просто лежала на спине и пялилась в потолок. Стас между тем пошевелился и даже откашлялся. Я поняла, что он тоже не спит. Сначала я хотела отвернуться от него на другой бок и все-таки попытаться сосредоточиться на сне, а потом вдруг решительно откинула свое одеяло, стащила через голову ночную рубашку, потом не без труда выпростала Стасово одеяло из-под его бока и прижалась своим обнаженным телом к его спине. Муж вздрогнул, а я с неудовольствием подумала, что тело не то… Стас был несколько полнее Мая и как-то неприятно мягче. И пахло от него не так… Нет, он пах вовсе не плохо! Но у него был какой-то чужой запах… Мой муж пах чужим человеком! Какой кошмар! Но подумала, что это можно преодолеть и снова привыкнуть… Все же было хорошо раньше: запах Стаса меня всегда устраивал, и его поцелуи – тоже, и объятия… Надо было просто представить, будто мы только-только познакомились, будто впервые в постели…

Стас замер, не шевелясь. Мне было бы легче, если бы он повернулся ко мне, сжал в объятиях и шепнул на ухо что-нибудь ласковое. Или не шепнул, а просто начал бы целовать. Я откликнулась бы! Со всей страстью! Или с желанием страсти… Я бы постаралась… Но муж по-прежнему лежал передо мной мертвой глыбой. Можно было бы, конечно, признать свое поражение и отступить с позором, но я вдруг поняла, что, кроме меня, нашу семью никто не спасет. А спасать надо. Мне надо! У меня, кроме сестры и Стаса, в этом мире никого нет. Наташа замужем, у нее своя семья, и мне просто необходимо во что бы то ни стало сохранить свою. И я поцеловала Стаса между заострившимися лопатками. Он вздрогнул, но так и не повернулся. И тогда я принялась нацеловывать спину и шею мужа так, как никогда не делала прежде. Потом чуть приподнялась и, по-прежнему прижимаясь к нему всем телом, поцеловала его в щеку. Она показалась мне неприятно холодной, и я принялась гладить ее ладонью, чтобы она согрелась. Потом моя рука сместилась к его груди, потом ниже и ниже… И я поняла, что он хочет меня. Или не меня… просто женщину… Но поскольку сейчас рядом с ним я, мне надо было сделать так, чтобы из просто женщины я превратилась в единственно желанную и любимую. И я попыталась повернуть его к себе, и он поддался. Муж уставился на меня с изумлением. А я уже раздевала его, поскольку сам он не собирался мне помогать. Я видела, чувствовала, что он уже не может отвернуться от меня. Наконец он сдался и обнял меня. Мы стали целоваться со страстью, запойно. Я ловила себя на том, что в наших объятиях было что-то апокалиптически отчаянное, истерически прощальное, мы будто сливались друг с другом в последний раз, пытаясь напоследок отдать друг другу все, что имелось в нашем арсенале чувственного, первородного, откровенно бесстыдного и удалого. И мой сдержанный и суровый муж стонал от наслаждения, выгибался дугой и требовал новых изощренных ласк, и я ему их дарила, а потом он заставлял меня кричать от физического восторга и удовлетворения. От поцелуев распухли губы, тело ломило от немыслимых поз, но мы никак не могли оторваться друг от друга. Сдались только тогда, когда тела уже не могли откликаться на ласки. Мы выпили друг друга до дна.