Читаем без скачивания Чекистские фантазии - Олег Северюхин

Я встал в уголочке и стал наблюдать за посетителями. Честно говоря, такие люди есть всегда и везде и в любом обществе от самого благополучного до самого неблагополучного. Есть одна российская особенность — пожалеть человека одинокого и кем-то или чем-то обиженного.

Через какое-то время изрядно подвыпивший мужчина со второго от меня столика обратил на меня внимания, задумчиво покусывая кусочек засохшей воблы.

— Ты чё такой смурной? — спросил он.

— Да так, — ответил я, — жизнь не заладилась.

— Это бывает, а чё не пьешь-то? — спросил он.

— Да денег нет, вот и смотрю, чем бы на выпивку заработать, — ответил я.

— А ты чё делать-то умеешь? — спросил мужик.

— Да считай ничего, стихи пишу, — сказал я.

— Есенин, что ли? — удивился мужик.

— Да нет, не Есенин я. Есенин умер давно, — сообщил я.

— Ты смотри, как время бежит? — удивился мужик. — Как это у него — «в старомодном ветхом шушуне». Аж за душу берет. А ты так умеешь?

— А хрен его знает, берут мои стихи за душу или нет, их все равно никто не печатает и не читает, — признался я.

— А, ну, сбацай, а я тебе за это «компотику» налью, рыбкой вот закусишь, — предложил мужик.

Я откашлялся. Хрипота не прошла, но я начал читать:

Мне ватага была вместо няни,На базарах я пел куплеты,Говорят, что из горькой пьяниВырастают у нас поэты.Да, я пью, и с друзьями, и в меру,Да, я дрался в кабацком дыму,Но я дрался за русскую веруИ за что-то еще, не пойму.Только утром в глухое похмельеПросыпался с подругой другой,Кто же сыпал в вино мое зелье,Почему я в постели нагой?

Знаю, музу прислали в награду,Видно, страсти им мало в стихах,Дайте кислого мне винограда,Я покаюсь в грядущих грехах.

А пока разбужу свою деву,Словно меч ее черная бровь,Ублажу я свою королеву,Разгоню загустевшую кровь.

В пивнике стало тихо. Раздались голоса:

— Ты смотри, Есенин. Эй, Есенин, иди выпей с нами.

Ну, что, это неплохо, прописку в этой пивной я получил. Я чокнулся с моим благодетелем и выпил стакан «компота». Чувствовалось, что водка была ядреной, но компот несколько сглаживал ее вкус. По телу полилась горячащая жидкость, то просветляя, то замутняя мои уставшие от вечных думаний и самокопаний мозги.

— Тебя как зовут-то? — спросил мой работодатель?

— Зови меня просто Серегой, — ответил я.

— Эй, Серега, выдай еще чего-нибудь, — попросили с соседних столиков.

Я встал и начал читать:

Я в толпе, как в пустыне безмолвной,Шаг ступи и скрипит где-то гад,По утрам я рождаюсь как новый,И я жизни своей очень рад.

Помню, с кем я дружил, с кем крестился,С кем смеялся над шуткой простой,Разошлись, и никто не простился,И к себе не зовет на постой.

Кто-то тропку песком пересыплет,Промолчит, когда крикнешь — «ау!»,Пролетит над тобой шестикрылый,Оставляя в ушах твоих гул.

Наберу для костра саксаула,Свет в ночи, как на небе звезда,Вот одна мне сейчас подмигнулаИ упала, пойду к ней туда.

Стихи понравились. Я был желанным для каждого столика. Я с кем-то чокался стаканами, что-то говорил, что-то слушал, кто-то плакал мне на грудь горькими слезами, и потом все потонуло в сизой дымке пивной.

Я проснулся на кровати. Простая кровать, полуторка с панцирной сеткой. Рядом с моей подушкой была еще одна подушка с вмятиной от головы. Я повел глазами в разные стороны, чтобы осмотреться и не смог этого сделать. Голова трещала от выпитого коктейля.

— Проснулся? Опохмелись, а то на тебя смотреть страшно, — сказал женский голос, и незнакомая рука сунула мне под нос хрустальную рюмку с водкой.

— Какая гадость, — подумал и, зажмурившись, выпил. Маленький бутербродик из черного хлеба с кусочком селедки сбил горечь и подействовал как долгожданное лекарство. Голод проснулся во мне, некоторые говорят, что напал жор, и я стал подметать все, чтобы было на тарелке, стоявшей на табуретке около кровати.

— Ничего мне мужик достался, пьяный-пьяный, а свое дело знает туго, всю ночь мне спать не дал, — сказала женщина и поцеловала мягкими губами.

Глава 16

Ничего себе. Это, во всяком случае, лучше, чем спать где-нибудь под забором.

— Ты кто такая? — спросил я.

— Фея твоя лесная, — ответила она.

— А где я? — недоумевал я.

— У меня дома, — улыбалась женщина.

— В лесу? — попробовал я пошутить.

— В Москве, — с акцентом на «а» сказала хозяйка.

— А как я сюда попал? — продолжал я допытываться.

— Я и привела, — просто сказала она. — Хорош ты вчера был. Такие стихи читал, что я просто залюбовалась тобой, а когда узнала, что ты ничей и без документов, то решила забрать тебя с собой: разве можно такому человеку под забором валяться?

— А ты не думаешь о том, что я тебе могу принести много неприятностей, о которых ты даже и помечтать не можешь? — предупредил я.

— Не боись, — сказала женщина. — У нас в торговле все схвачено. Документы мы тебе слепим настоящие. Работать будешь экспедитором. Привез, передал, уехал, деньги на лапу. Стихи будешь писать, и читать только мне. Остальные обойдутся. Мордой не вышли. Жить будешь, как сыр в масле. Большим человеком будешь. О том, что было раньше, забудь. Я не знаю, и ты не помни. Понял?

Я промолчал. Были времена, когда торговля решала все. Потом эти времена закончились, так как появилось все, и если ты не купил в одном магазине, то в другом магазине ты купишь то же самое, только дешевле сотни на две-три рублей. И это тоже кончилось?

— Тебе сколько лет-то, хозяюшка? — спросил я.

— А тебя не учили, что у женщины некультурно спрашивать о возрасте? — обиделась женщина.

— Учили. Так сколько тебе лет? — твердо спросил я.

— Мне? Ну, сорок. А что? — с вызовом ответила хозяйка.

— Ничего, а мне семьдесят, — предупредил я ее.

— Ну да? Ты же молодым такого фору дашь, что только держись, — восхищенно сказала она.

— Вот тебе и да. Думай, нужен я тебе такой или нет? — улыбнулся я.

— Нужен, нужен. Я тебя никому не отдам, разве что сменяю на дефицит какой-нибудь, — и хозяйка весело засмеялась.

— Ты лучше расскажи, аресты сейчас производятся или нет? — спросил я.