Читаем без скачивания Карусели над городом - Юрий Томин

Но все это было не главной новостью.

Возле стола стоял мальчик лет восьми, почти ровесник Сереги. Он был закутан в одеяло, молча наматывал на палец кусок провода и изредка шмыгал носом. На лице его застыла обида.

– Опять вырос, – сокрушенно сказал Алексей Палыч.

– Ты зачем все это наделал? – сурово спросил Борис.

– Я играл.

– Разве приборы для игры?

– Мне Палыч уже говорил, – мальчик тяжело вздохнул. – Теперь ты говоришь. Я не знал...

– Мы тоже не знали, что ты вырастешь.

– Разве я вырос? – спросил мальчик.

– Ты что, смеешься?

– Разве нужно смеяться? – спросил мальчик.

– Перестань дурака валять!

– А ты не поздоровался. Мне Палыч говорил, что, когда приходишь, всегда нужно здороваться.

Борис мельком взглянул на учителя. Тот пожал плечами.

– Ну, привет, привет, – усмехнулся Борис. – Что еще скажешь?

– Привет, – дружелюбно сказал мальчик. – Ты только не говори так громко. Мне это почему-то неприятно.

– Почему-то? – иронически переспросил Борис.

– Да, – серьезно ответил мальчик. – Только я не знаю почему.

Алексей Палыч положил Борису на плечо руку.

– Боря, – сказал учитель, – ты все-таки с ним помягче. Ты не забывай, кто он.

– Алексей Палыч! – возмутился Борис. – Что ж, так всегда будет?! Он будет все ломать, а его – по головке? Если бы я столько наломал!..

– Ты и ломал, – сказал Алексей Палыч. – Пылесос, например.

– Правильно, – согласился Борис. – Но сколько мне было лет – и сколько ему.

– А сколько ему? – спросил Алексей Палыч.

– Сколько тебе лет? – спросил Борис.

– Не знаю. А сколько нужно?

Борис ничего не ответил, только вздохнул – усталым таким, родительским вздохом. Он был очень сердит в эту минуту. Ведь столько труда затрачено на лабораторию. Его личного труда и его выдумки. И тут появляется какой-то дурачок с какой-то дурацкой планеты и наводит свои порядки, вместо того чтобы подарить летающую тарелку или хотя бы лучевой пистолет. Правда, мальчишка не спорит и выглядит виноватым, но это почему-то злит еще больше. Не будь здесь Алексея Палыча, космический гость получил бы пару затрещин.

Воспользовавшись минуткой молчания, Алексей Палыч вытащил из портфеля булочки, сосиски и протянул их мальчику.

– На, поешь.

Мальчик взял одну булочку.

– Когда тебе что-то дают, нужно говорить "спасибо", – сказал Борис.

– Спасибо, – повторил мальчик и завертел булочку в руке, не зная, что с ней делать.

– Кусай, – сказал Алексей Палыч и щелкнул зубами, показывая, как нужно обращаться с булочкой.

Мальчик откусил кусочек, проглотил и положил булочку на стол.

– Не хочу.

– Ты что, вообще никогда не ешь? – спросил Борис.

– Я могу. Но я не хочу.

– Хочу, не хочу – это все на твоей планете осталось, – строго сказал Борис. – У нас нужно есть.

Мальчик, морщась, проглотил и булочки и сосиски. И лицо его, пока он ел, снова чем-то напомнило Борису брата Серегу, когда тот попадал в безвыходное положение.

– А теперь, – сказал Борис, – давай наводить порядок. Ты будешь все ставить на место, как было. Чего не понимаешь, спрашивай. Мы тебе поможем. Так, Алексей Палыч?

– Так, так... – согласился Алексей Палыч, глядя на Бориса внимательно, будто открыл в нем что-то новое. – Так, давай попробуем.

Пока лаборатория принимала нормальный вид, в ней ничего интересного не произошло.

Но в это время поблизости происходили другие события, от которых и в лаборатории скоро станет интересно.

Дело в том, что разведка Бориса оказалась точной только наполовину: пожарный инспектор на самом деле ушел из школы, но он собирался в нее вернуться.

Часа два он бродил по школе, осматривал распределительные щиты, проводку, выворачивал пробки и даже иногда зачем-то нюхал. Ничего опасного в пожарном смысле ему обнаружить не удалось. И никто не заподозрил, что в смысле этом наиболее опасным являлся сам инспектор.

Ибо в груди у него бушевал пожар.

Пожар этот разгорался постепенно в течение ночи. Накануне вечером инспектор закусывал селедкой и съел их четыре штуки.

Пожар не удалось потушить утром ни холодным молоком, ни кефиром.

Мучась от сжигавшего его внутреннего огня, инспектор ходил по школе. Даже огнетушители вызывали у него воспоминания о чем-то шипучем, прохладном, приятно освежающем горло. Наконец инспектору стало невмоготу бороться с внутренним пламенем. Так и не осмотрев подвал, инспектор устремился в столовую, решив вернуться попозже.

Пока инспектор глоток за глотком поливал пивом пылающий внутри костер, в лаборатории инструменты и приборы постепенно возвращались на свои места. Когда же он решительным шагом подошел к двери и подергал ее, то предпринимать что-либо было уже поздно.

– Кто там? – спросил Алексей Палыч.

– Инспектор...

Спрятаться в лаборатории было совершенно негде.

Спустившись на три ступени, инспектор увидел троих людей: двух ребят и одного взрослого, которого знал довольно давно.

– Ну, как тут у вас в нашем смысле? – спросил инспектор, протягивая Алексею Палычу руку.

– По-моему, все хорошо. Сам делал, в соответствии с наставлением, – почтительно сказал Алексей Палыч, кося глазами в угол, куда Борис успел затиснуть мальчишку.

– Ну, это мы посмотрим, хорошо или плохо. Силовой ввод есть?

– Вот, к станку.

Инспектор подтащил табуретку в угол.

– Ну-ка, мальчик, подвинься, – попросил он, отодвигая рукой пришельца.

Как ни старался Борис заслонить мальчишку, взгляд инспектора все же скользнул по невысокой фигурке, закутанной в одеяло. Только скользнул, не более.

Проверив ввод силового тока, инспектор занялся остальной проводкой. Он влезал на верстак, на стол, светил в темных местах своим фонариком.

Инспектор работал не спеша, добросовестно, не отвлекался, задавал вопросы только по делу, но, видно, какая-то посторонняя мысль сверлила его затылок. Какую-то ненормальность, желание что-то скрыть ощущал инспектор во всеобщем молчании... От инспектора почти всегда пытались что-то скрыть. Но ведь здесь проводка-то была в полном порядке!

Наконец инспектор нащупал эту мысль. Он развернулся на табуретке.

– А чего это вы мальчишку в одеяло закутали?

– Видите ли... – пробормотал Алексей Палыч. – Это в целях...

– Репетиция, – быстро сказал Борис первое, что пришло ему в голову.

– Ага, ага, – согласился инспектор, сразу утрачивая любопытство; репетиция была словом привычным, житейским; во Дворце культуры инспектор бывал часто.

Осмотр заканчивался. Инспектор поковырялся в щитке с пробками, слез с табуретки, потер ладонь о ладонь.

– Вроде все в норме. Хотя не мешало бы вас и оштрафовать.

Оживший было Алексей Палыч снова завибрировал:

– За что же нас штрафовать?

– А так. Для порядка. Чтобы не репетировали.

Последнюю фразу инспектор произнес в шутку. Он даже улыбнулся, что в практике инспекторов равносильно дикому хохоту. Но его собственные слова самому же ему кое-что напомнили.

– А почему вы тут репетируете? – спросил он, отыскивая глазами мальчишку.

– Это мой брат, – быстро сказал Борис.

– Ага, – кивнул головой инспектор, которому слова Бориса ровно ничего не объясняли. – Брат – это хорошо.

Попрощавшись с Алексеем Палычем, инспектор ушел, унося смутное ощущение, что в лаборатории все-таки есть какой-то непорядок.

Алексей Палыч запер дверь и вытер платком лицо.

Борис хлопнул мальчика по спине. Тот посмотрел на Бориса с удивлением.

– Ты – молоток, – сказал Борис.

– Молоток? – повторил мальчик.

– Молоток – это значит молодец. Молодец, что молчал. А то бы мы погорели.

– Погорели? – снова спросил мальчик.

– Ну, засыпались бы, понимаешь?

Мальчик отрицательно покачал головой.

– Засыпались – это значит... – уже с некоторым раздражением сказал Борис. – Это значит... это значит... – Борис умолк, взглянув на Алексея Палыча, и увидел, что тот улыбается.

Борис нахмурился.

– Засыпался – это означает, что... – начал Борис, как на уроке. Что... что человек хочет что-то скрыть, а его... разоблачают. Ты молчал, и поэтому ты не засы... поэтому инспектор не догадался, что мы тебя скрываем.

– Теперь понятно, – сказал мальчик. – Это же очень просто. Удивительно, что я сразу не понял.

– Ты бы лучше подключился, тогда не придется объяснять по десять раз, – посоветовал Борис.

– Подключился? А что такое – подключиться?

– Да не темни ты! – тоскливо сказал Борис. – Ведь мне же Алексей Палыч все рассказал. Ты и сам слышал.

– Я слышал, – согласился мальчик. – Но я все равно не понимаю, что такое "подключиться". А еще больше не понимаю, что такое "темнить".

– Темнить – это значит скрывать правду! – заорал Борис. – А говорить "еще больше не понимаю" – неграмотно! Надо говорить "еще меньше понимаю"!