Читаем без скачивания Русский вечер - Нина Матвеевна Соротокина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Из уха! Не помню! Наверное, из внутреннего кармана пиджака. У него было много фотографий. Он отобрал четыре и сунул их в конверт. А телефон, по которому он звонил Игорю, лежал в сером баульчике. Он его оттуда вынул и стал разговаривать с племянником. В записную книжку не заглядывал, значит, помнил номер наизусть.
— И о чем они говорили?
— Объяснял ему, что около колонны в багажном отделении его будет ждать дама. Зачем тебе все это надо?
— Видимо, он знал, что в Домодедово есть колонны. Знал наше багажное отделение.
Вероника посмотрела на меня как-то странно. Видно, она решила, что я тронулась умом.
— Еще что он сказал племяннику?
— Говорили про пароль. Видимо, Игорь решил, что одного имени мало, и попросил договориться о пароле. Я сказала: ах, пароль? Вот замечательный пароль: «У вас продается славянский шкаф?», а он должен был ответить: «С тумбочкой». Господин не понял иронии и стал толковать Игорю про славянский шкаф. Потом оба смеялись.
— Как ты могла слышать, что Игорь смеется на том конце провода?
— Догадалась. Потом господин сказал: «Не надо пароля. Просто назовите ваше имя».
Мне хотелось крикнуть Веронике: «Зачем ты все это выдумываешь?» Не крикнула, но спросила строго (вдруг собьется):
— Почему ты назвалась моим именем?
— Да просто так. Я заранее знала, что пойду получать багаж, а ты будешь ждать меня и злиться.
Тут меня обожгла новая мысль: Вероника не обмолвилась о белом конверте в самолете. Исчезала она из поля зрения в московском аэропорту? Что, если уже в Москве она кого-то походя ограбила, а потом для отвода глаз сочинила всю эту галиматью? Пора было пускать в ход тяжелую артиллерию.
— Здесь все не просто так, здесь все очень серьезно, — приговаривала я, раскладывая на столе фотографии. — Вот что было в конверте. Смотри внимательно. Среди этих лиц нет твоего незнакомца?
— Ты вскрыла конверт? — ахнула Вероника. Она нацепила очки, низко склонилась к столу. — Нет. Определенно нет. А это тоже было в конверте? — удивилась она, указывая на Яну.
— Смотри внимательно. Ты же видишь, здесь на каждой фотографии один и тот же человек.
После этого я вытащила снятую на ксероксе бумагу с убитым и положила ее поверх фотографий.
— Боже мой, труп! Зарезан?
— А здесь этот зарезанный сидит за столом рядом с Янкой. Еще могу сказать: в том же конверте был зашифрованный CD-диск. На нем, видимо, записана тайная информация. И еще могу добавить. Яну все эти фотографии чрезвычайно взволновали. С чем это связано, я не знаю, но этот конверт представляет для моей дочери реальную опасность.
— Ты хочешь сказать, что Янке таким способом прислали черную метку?
— Именно.
Вероника откинулась на спинку лавки и долгим, пытливым взглядом стала осматривать окрестности, то есть тыкаться взглядом в кирпичные стены, граненые цоколи и легкие башенки чужой жилплощади, где прятались порок и зависть.
— Не откидывайся на спинку, — сказала она вдруг, заметив мою расслабленную позу. — Эта лавка старше меня.
— Но ты же откидываешься!
— Мне можно. Лавка меня знает. Ладно. Надо спасать внучку. Пойдем.
— Куда?
— Тут рядом.
Вероника надела резиновые перчатки и решительно открыла калитку.
Меньше всего я ожидала, что она приведет меня к помойке. На скрытой кустами бетонной площадке стояли мусорные баки, рядом лежали пластиковые пакеты разной расцветки и размера.
— Не увезли, — удовлетворенно заметила Вероника, ловко палкой выдернула красный пластмассовый куль с изображением кинодивы и отнесла его в сторонку. Потом, к моему удивлению, она развязала пакет и вывалила его содержимое на бетонные плиты. Среди картофельной шелухи, банок, окурков и прочей дряни была обнаружена изящная записная книжица с золотым обрезом. Обложки не было, поэтому первая и последняя страницы были безнадежно испорчены. Без намека на брезгливость Вероника отерла записную книжку, сунула ее в карман, запихала мусор в пакет и бросила его в общую кучу.
— Вовремя ты приехала. Завтра было бы поздно, — сказала она по дороге домой.
— Чья это книжка?
Вероника не любила отвечать на прямо поставленные вопросы, поэтому ответила уклончиво:
— Здесь одни иностранные адреса. Зачем мне ее хранить?
— Эта книжка принадлежит мужчине, который дал тебе конверт? Да? Что ты молчишь?
— Она валялась на полу. Под стулом. Там в кафе были такие круглые стулья, очень тяжелые. Он уже ушел. Я подняла книжку. Я надеялась его найти и отдать ему. Но мой седой блондин исчез.
— И что… книжка валялась в таком виде? Без обложки?
— Ну почему же? Обложка была. Я оставила ее себе. Зачем выбрасывать такую хорошую вещь?
Когда мы опять уселись под яблоню, я уже ясно представляла себе ситуацию. Книжка была положена на солнышко посушиться.
— Вероника, дорогая, а ты не можешь показать мне обложку?
— Зачем? Я не помню, куда ее задевала. Я могу тебе ее описать. Она такая узкая, коричневой кожи, с золотым вензелем, похожим на астрологический знак.
Я понимала, что требую от тетки слишком многого. Могу себе представить, чего ей стоило рассекретить свой трофей. Чтобы уберечь мою дочь от беды, она совершила подвиг, пошла на таран собственной души.
— Голубчик, тетушка, найди! А если там в кожаном кармашке притаилась какая-нибудь информация? Ну, например, чья-нибудь визитка.
— Не было там никаких кармашков. Там были такие хлястики, такие защипы, чтоб держать обложку.
В конце концов я ее уломала. Она ушла в дом и через минуту принесла требуемое. На вид этот предмет меньше всего напоминал обложку. Он был похож на старинный, очень изящный несессер. Главное, что меня интересовало в этой вещице, — ее размер. Конверт не мог уместиться в этой кожаной обложке, то есть мое предположение, что конверт она украла вместе с записной книжкой, полностью отвергалось. Значит, ром отдельно, баба отдельно. Он действительно существовал — господин X, он дал ей конверт, а в тот момент, когда он ходил за выпивкой, она благополучно слямзила из баула эту кожаную красоту с золотыми бляхами. Но, кажется, Вероника говорила, что вначале он принес выпивку и только потом попросил передать племяннику фотографии. Это не важно. Моя тетушка сумела выбрать момент. Я ясно представляла, как она сидит на стуле с отсутствующим видом, уголок рта лезет вверх, правая рука бессильно опущена. Секунда, и молния на баульчике расстегнута, а ее собственная черная сумка, жившая всегда с раскрытой пастью, готова принять очередной дар.
— Держи меня в курсе, — сказала тетка напоследок.
— Как? Я же не могу тебе позвонить.
— Я сама приеду. Может, еще что-нибудь вспомню.
— Я одного не могу понять. Неужели
