Читаем без скачивания Критика идеологических основ православного монашества - Кирилл Иванович Никонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В XIX в. православные идеологи ясно видели, что общественное сознание в России выходит из-под церковного контроля. Письма старцев проникнуты тревогой: «Да и то беда, вера оскудевает, а неверие умножается, чего же ожидать? Господи, помилуй...»
Оптинские боголюбцы стояли в первых рядах тех, кто создавал в России психологическую атмосферу ненависти к свободомыслию, укреплял в общественном мнении резко отрицательное отношение к вольнодумцам и атеистам. Для Макария «юное поколение образованное, напитанное духом вольномыслия», «стремящееся путем цивилизации и прогресса», — воплощение тьмы, а «пагубное вольнодумство губит души». Вершиной нравственного осуждения свободомыслия со стороны старцев стало обвинение вольнодумцев в связи с дьяволом. Добавим, что апелляция к бесам преграждала к тому же пути для выяснения действительных причин общественных явлений, в том числе свободомыслия и религии. «И разве не по внушению бесов люди ученые потрясают в целых поколениях веру в добрую нравственность... Разве мало зла наделал Вольтер, распространяя яд неверия и безбожия по внушению беса? И что такое вольнодумство и всякие вымыслы, которыми люди отводятся от бога и церкви божией, как не изобретение и не внушение беса?»
Нетерпимость распространялась не только на вольнодумство, но и на неправославные религиозные течения. Одна из любимых тем в письмах Макария — поиски доказательств ложности католицизма, лютеранства и старообрядчества. Старец восхищался «сочинениями о правости нашей церкви» И. Яхонтова и С. Гогоцкого и всячески их рекламировал.
Официальная церковная пропаганда использовала легенды о старцах, для того чтобы осудить религиозное инакомыслие, вообще вольнодумство, отождествив его с политической неблагонадежностью. Вот эпизод из жизни Серафима Саровского: один военный подошел к старцу с просьбой благословить его. Но «прозорливый» старец заметил: «Ты веры не православной». Тут инок, стоявший рядом, увидел, что источник, рядом с которым развертывались события, «отчего-то замутился». Оказывается, замутившийся источник должен был проиллюстрировать сказанное старцем: «Так-то этот человек хочет возмутить Россию». «Это было сказано об одном из бунтовщиков при воцарении императора Николая Павловича», короче говоря, о декабристе. Именно в русле охранительной православной пропаганды оптинские старцы клеймили вольнодумцев, называя их «предтечами антихристовыми, восстающими против церковной и предержащей власти». И неудивительно, что их война со свободомыслием не ограничивалась религиозно-нравственными обличениями. Старцы, как мы видели, были тесно связаны с властями. Они жили в реальном мире, который требует не только слова, но и дела. Макарий советовал «не только не входить в споры, но и удаляться тех сообществ, которые мудрствуют вольно». Это совет, так сказать, рядовым верующим. А вот совет человеку, обладавшему, по-видимому, властью: «Нужно действовать... смотря на выходкам кощунства и неверия и вольнодумства; преимущественно же обращать внимание на зловредные, и об оных доносить словесно или официально могущему остановить это зло, выставляя на вид вредные последствия дерзких выходок безверов... Не мешало бы составить журнал об обличении современных заблуждений... Но тут, с другой стороны, опасность, как бы не повредить простой народ ядом безверия, выставляя на вид разные вольнодумства». Душители свободы мысли — могли ли оптинские старцы идейно и нравственно обогатить отечественную литературу?
Монашеская идеология и светская культура. На этот вопрос не может быть неоднозначного ответа. Защитники «благочестия», как мы видели, хотели лишить русский народ права на элементарное образование. Реакционеры не жалели красноречия для охаивания воскресных школ, организованных для трудящихся последователями Герцена, Огарева, Чернышевского и Добролюбова. «Скажите, однако ж, господа передовые современности, что за крайняя необходимость для простого народа в особенном образовании, даже во всеобщей грамотности? Мы знаем, что для веры и спасенья много знания не нужно...» (Домашняя беседа, 1862, № 14, с. 318). «Образование простого народа выше его потребностей и несообразна с обстоятельствами его жизни», — говорили люди, обладавшие излишками материальных благ, созданных трудовым народом. Народу внушалась мысль об особом достоинстве его положения. «Истинный, вполне образованный христианин всегда вполне доволен своим у бога жребием и достоянием, — писал и священник Твердынский, — не с гневом и ропотом, а с благополучием и даже с благодарностью он переносит все несчастья и самые страдания в жизни» (Домашняя беседа, 1863, № 35, с. 36).
Любой человек, образованный вне рамок церкви, представлял опасность для нее: знания содействуют прорыву догматических границ православия, более того, они могут стать началом «заразы» (Макарий) духом свободомыслия. В письме к Н. Леонтьеву Амвросий писал, что образованные «неудобно веруют и нелегко смиряются, надымаясь научным знанием». Он даже название придумал для этих людей; «образованники». «Лукавый покорных себе образоранников и возбуждает против монашествующих», — писал он, намекая на бесовский характер светской образованности.
Когда знакомишься с образцами сознания и поведения, навязываемыми старцами трудящимся, которых они отгоняли от чистого источника общечеловеческой культуры, невольно вспоминаются их современники, относящиеся к русскому народу с огромным уважением, стремившиеся помочь ему овладеть подлинной культурой. Достаточно взять в руки программу народной политехнической школы, а также народного земледельческого училища, разработанную Н. П. Огаревым для сельской молодежи, чтобы убедиться в неизмеримом моральном и духовном превосходстве революционных демократов над христианскими пастырями. Огарев ставил целью (которую он пытался воплотить в жизнь) воспитать людей «здоровых умом и телом», далеких от суеверий, обладающих гуманитарными и естественнонаучными знаниями, добросовестных, «мужественных духом», трудолюбивых и свободных.
И в это же время богатейшие слои национальной культуры, выходящие за пределы христианства, воспринимались оптинскими монахами как ненужные для «взращивания духа» и безжалостно отбрасывались. Ревностное и усердное отбрасывание старцами плодотворных пластов светской культуры приобретало в условиях самодержавной России значение официально признанного курса на отчуждение народных масс от образования и культуры. Тем не менее развитие светской культуры ставило перед старцами все новые и новые проблемы. Развитие цивилизации в России вносило кое-какие коррективы в проповедь старцев. Если старцу Леониду не надо было особенно задумываться об отношении к науке — в его времена еще как бы само собой разумелось, что науке не место в жизни и сознании благочестивого христианина, — то Макарий уже допускает полезность науки, правда, лишь в «таком пункте, с которого должно отражать стрелы вражии, пускаемые на православную церковь». Макарий простодушно
