Читаем без скачивания МЫ - ТЕРРОРИСТЫ - Дмитрий Володихин

– Вот оно, - сказал им Гордей. И вправду, вот оно. С одной стороны тянется высокий забор с номерами то ли домов, то ли участков по Таманской улице. Примерно напротив 79-го или 81-го участка - старый гидрант, вокруг которого утоптан микроскопический лужок. На этой, противоположной забору, стороне - лесок и густой кустарник. Лесок имеется и дальше, к концу улице, и, наоборот, в сторону моста. Но здесь особенный лесок. Не слишком простроченный тропинками, но и не дебри. Коротенький, узенький участок леса в форме неправильного четырехугольника. С одной стороны - уличный асфальт, с другой - водяная муть Москвареки, с третьей - гидрант, лесная дорожка и… другой лесок, реденький. С четвертой стороны - тоже дорожка, всего несколько десятков метров, от асфальта до пристани… Пристань какая-то позабытая и позаброшенная… Не то чтобы изношенная, а скорее подержанная. Порядочному пароходу и подходить-то стыдно к такой пристани. Террористы не стали даже имени ее отыскивать, когда «Жигули» совсем рядом подняли с грунта мучнистую пыль и успокоили мотор. Гордей ходит, как гончая собака, вынюхивает что-то, в глазах блеск, вот оно, началось, началось, хозяин! Ткнул пальцем в место, совершенно неотличимое ото всех прочих:

– Здесь поставить машину. С улицы не заметят, если их нельзя здесь ставить, - повернулся. Не просто повернулся, а каким-то фиксированным военным движением сделал пол оборота. Еще ткнул:

– Здесь первый стрелок. И вошел в лес, не обращая внимания на прочих. Евграфов и философ - вслед за ним, молча, журналист хотел было пошутить, но не стал, потому что от Гордея исходил особенный дух решительности. Он молча, не оборачиваясь и не делая ни малейшего жеста на эту тему, принуждал их обоих к повиновению. Немного не дошел до гидранта. Раздвинул ветки, оценил, как отсюда видно трассу. Остался недоволен. Приглядел другую позицию. Опять раздвинул ветки. Потоптался.

– Здесь второй. Взглянул на Тринегина и журналиста исподлобья. Повел ладонью в направлении реки:

– Очень хорошо. Река рядом. Сразу после акции автоматы - в воду. И сел в машину. Поехали обратно. Тринегин все думал с характерной для философов неприязнью по отношению к воинам: «Что ж ты в армии не остался, любезный друг! Твое». Но потом поправил себя: это не вообще армия. Это наша современная армия. Нищета, анархия, мафия. Идти туда?

– Миша, я вот подумал: отчего такая слабая охрана у Сметанина? Это для она - проблема, а какие-нибудь бандиты их живо бы перещелкали. Или снайпер… Получается, охрана у него - от нас с тобой. От таких, как мы. Наш друг очень давно знает, что кто-нибудь должен прийти по его душу. И оберегает ее от преждевременного знакомства с жаровнями бесят.

– Пожалуй.

– …Нет, Катя, все нормально. Тебе кажется.

– Я твое лицо знаю наизусть. Я вижу. Я по глазам и по губам вижу, что тебе холодно. Что-то тебя холодит. Через какое-то неприятное дело тебе надо пройти. Расскажи мне. Я боюсь за тебя. Рассказывать, конечно, не резон.

– Да ничего такого.

– Зачем же ты мне неправду говоришь? Он и сам измаялся. Некстати все выходит. Концы с концами не вяжутся.

– Ты не бойся. Ну да, есть дело. Но не опасное. Так, должок старый. Да. Не опасно. Но муторно. Вот я и хожу такой. А ты не бойся. И напрасно меня не тереби. Тебе это ни к чему. Скоро сделаю дело, отвяжусь, заживем с тобой славно. Порядочно заживем. Ты только напрасно меня не тереби. Все будет хорошо. Вроде успокоилась, послушалась. Гордей привязался к ней, полюбил ее. Что уж тут поделаешь. Жалко ее, хороший она человек, да и его тоже жалеет. Договорились, что венчаться. Это правильно. Без Бога брак - блуд. Жизнь им славная предстоит. Да. Порядочная жизнь. Какая она ласковая, какая заботливая! Но поди объясни, поди ты объясни Катерине, что отец ушел от него только утром, а говорил всю ночь. Не надо, сынок мстить, надо жить, побереги себя. Да. Это все прямо значит, надо отомстить. Он упокоится, наконец, дух неугомонный.

– До Конькова.

– Сколько?

– А сколько спросишь?

– А сколько дашь?

– Ну, не знаю. Я, может, червонец дам.

– А серьезно?

– Полста.

– Да что ты, блин! Таких цен нет. Такие цены на х… посылают.

– А что ты сам просишь? Давай, откройся.

– Ну, восемьдесят. Это минимальное.

– Брат, ну шестьдесят. У меня деньги свои, ты понимаешь, не казенные деньги. Я что, похож на нового русского?!

– Да какие шестьдесят? Ты что, туда за столько не ездят. Мне на бензин надо. Только поэтому, блин, скидочку. Семьдесят.

– Брат, не по-твоему, не по-моему. Шестьдесят пять. Соглашайся. Больше у меня просто в кармане нет. Я те просто не дам больше. Соглашайся.

– Семьдесят.

– Да я отсюда каждое утро за шестьдесят езжу. Тут все так берут. Тут все за шестьдесят ездят.

– Далеко там от метро?

– Да нет, рядом.

– Ладно, залезай. Поехали.

– Это, я те скажу, вообще не деньги. Это фуфло. Смотри, бензин как дорожает!

– Что верно, то верно.

– Хорошо, хоть закон не ввели. Эти козлы президентские. Козлы в Думе этим козлам президентским вот такой откинули. Хоть они и козлы, но дело полезное сделали. Козлы, спихнуть его не могли, импичмент провалили. Хорошо, хоть на бензин закон эти козлы не дали сделать тем козлам. Козлы! Вонючие, блин, козлы. Сидят, е…м торгуют, чмошники. Ну хоть бензин этим козлам не дали. А он все равно, с-сука, дорожает. Цена все равно ползет. Ползет козлиная цена, блин. При большевиках порядок был. Больше было порядка.

– Ну да.

– Да чего там, я этих козлов демократов по пять за одного большевика отдам. Я бы это их все козлиное гнездо разбомбил. Я бы каждого этого козла из пулемета бы пострелял.

– Угу.

– Хотя, я те скажу, большевики тоже были козлы. Я на заводе вламывал. Ты бы, блин, поглядел, я там впахивал, как черт. Я там всех забивал. А они мне что, эти твои большевики? Они мне три семитки. Козлы. Вонючие, поганые козлы и падлы. Они, суки, заработать не давали. Но хоть порядок был. Тут с тебя, блин, каждый мент берет. Нет честных ментов, или, блин, есть, но мало. Я, сука б…, из своего кармана им плачу, а они меня же грабят. Они что, бандитов ловят? Нет, бандитов они не ловят. Козлы демократы бандитов охраняют. Они их, блин, плодят. А ментам отстегивают, чтоб они нормальных людей в бараний рог… Не было такого при большевиках, скажи?

– Не было.

– Правильно, при большевиках столько бандитов не было. И менты были не такие козлы и чмо. Другие были менты. Тоже, я те скажу, не сахар были менты. Но не такие, блин, как сейчас. Это козлы демократы. Большевики заработать не давали, а эти козлы все с тебя сдерут. Три шкуры сдерут. Ты видел цены? Ты, блин, цены какие, видел. У меня жена, приличная баба, она ходит в магазин и ср… кругами. Она, блин, что говорит? Какие, говорит, козлы. А президент у них там главный козел. Главвор на зоне, сука, всех держит, хоть бы уже сдох, что ли.

– Новый, может, хуже будет.

– А где ему лучше взяться. Козлы эти валютному фонду бабки за кредит откатывают, найти бы, блин, каким они там козлам откатывают, и придушить. Кредит, блин, себе в карман, а ты на проценты работай. Какой, на хрен, работай. Эти козлы на работу берут, а бабок не платят. Ты видел, блин, чтобы при большевиках бабок не платили за работу?

– Не видел.

– Какие козлы! Большевики тоже были козлы, но эти козлы - козлее. Пенсии, суки потрошеные, не платят. Ты видел, пенсии не платят! У моего кореша жена была, они развелись, а у жены папаша. Всю жись контруктором. Большой шишка. Умный дядька. Я его видел. Не слабый дядька, что там! Умный, как немец. Два образования. Таких, блин, сейчас не делают. Он, прикинь, на оборонку вкалывал. Потом на тяжпром. Орден имеет. Теперь его что? Его пинком под зад! Старый пес, не нужен никому. Подыхай теперь. Он квартиру хотел продать. У него, блин квартира была такая, что закачаешься. Большая квартира. Четыре комнаты. Его, сука, нае…и, когда продавал. Молодые сучары. Он права качать, ему навешали, молчи дед, мозги вышибем. Он на даче жил. А дочке не сказал, тоже дурень старый, стыдно ему. Вышел, короче побираться, бабок нет. Побирался, блин, побирался, замерз, короче, в переходе. Домой, твою мать, пришел и подох. Ему сказали: подыхай, он подох. А ты скажи, что ему, сссука, делать? Как ему, сссука, не подохнуть! Он старый дед, он никому не нужен, у дочки ребенок, бабки тоже на нуле. Пенсию, прикинь, пенсию эти козлы ему не платят. Сдохни дед! Поработал - сдохни. Как пес шелудивый. В подворотне, дед, подыхай, дерьмо бесхозное. Он всю жись вкалывал, ему эти козлы х… на рыло. Соси, дедуля, не объешься, смотри! Я бы их гранатами рвал, гнид.

– Где ты гранаты-то возьмешь.

– Не боись. Ты только срок мне дай, я все найду. В народе все есть, только, блин, покопаться надо. Я этой сволоте прощать не намерен. Я им, сукам, ничего не прощу. Я им что-нибудь сделаю, гадам. Я десять лет вкалывал, у меня все на книжке, блин сгорело. Я на севере, знаешь, блин, как вкалывал? Потом на заводе. И все сгорело. Так я опять поднялся. Машину купил. Баранку, блин, верчу. И опять, сука, сгорело. Козлы, козлы козлиные. Детей не во что одеть. Ты видел, блин, чтобы детей не на что одеть было? Родителей к себе взяли. Старые, пенсии не платят, они, блин, в девяносто четвертом с голоду качались, твою мать, в долг не просили, думали, переживем. В девяносто девятом обратно качаются. Я уж тут не утерпел. Я их, сука, взял, на хрен к себе, блин, сволочи, взял. Жена отвыкла, ссорятся. А куда ты их денешь, у них денег нет. У них эти козлы на книжках, блин, тоже все пожгли. За царя надо было держаться. Царя трогать не надо было. А после него все - козлы. И большевики козлы, и демократы козлы. Все они козлы фашистские.