Читаем без скачивания Алые погоны. Книга вторая - Борис Изюмский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В классе каждый занимается своим — отвечают на письма, тренькают на мандолине, отгадывают кроссворды, но никто никому не мешает. Привыкли отгораживаться, когда надо, от шума, не замечать его, и если бы наступила тишина, она показалась бы непривычной и, пожалуй, неприятной.
Вошел окруженный свитой «тутукинцев» Владимир. Сенька Самсонов неизменно улыбался от уха до уха. Доверчивый, впечатлительный Дадико льнул к Ковалеву, не сводя с него темных, выразительных глаз. Владимир возмущенно говорит Самсонову:
— Я уже дважды показывал тебе, как по-армейски заправлять койку и в роте нашей ты был не раз — видел, какой там порядок? А что я сейчас в спальне у тебя обнаружил?
— Немного перекривил, — виновато оправдывался Самсонов, — не так простыню подвернул… Старался, но немного перекривил… Я знаю — манжет надо делать на ширину тетради.
— Ну, а почему ты вчера невнимательно нес наряд — получил замечание от офицера?
— Понимаешь, — невинно помаргивая белыми ресницами, стал объяснять Сенька, — проклятая забывчивость…
— Не понимаю и понимать не хочу! — категорически отрезал Ковалев, — ты вообще, Семен, вряд ли отдаешь себе отчет, что значит быть военным человеком. Вот сейчас мы шли по коридору и ты так отдал честь сержанту, что стыдно было на тебя глядеть — как будто муху отогнал! В конце концов, думаешь ты быть строевым офицером или нет?
Самсонов сокрушенно вздохнул.
— Думаю, — меланхолически сказал он и, расправляя гимнастерку вокруг ремня, решительно добавил, насупив брови:
— Я примусь за себя как следует!
— Ну, смотри, забывчивый человек, — уже добродушно произнес Ковалев, подхватил его под локти и, подбросив, поймал на лету. Сенька от удовольствия запищал.
… К обязанностям старшего брата Ковалев относился с чувством большой ответственности, считая их своим прямым комсомольским долгом.
Вокруг Ковалева вечно увивалась «личная охрана», как шутливо называл он своих пронырливых спутников, которые мимоходом успевали отметить: как пришит у него подворотничок, спросить, как подальше толкнуть ядро, лучше запомнить даты по истории, сохранить силы при дальнем беге… Они нетерпеливо ждали каждого прихода Володи, чтобы доложить о самых свежих новостях и самых новых планах, что до отказа переполняли их стриженые головы;.
Алексей Николаевич был настолько доволен своим добровольным помощником, что даже просил командира первой роты в характеристике. Ковалева отметить эту его работу.
Подполковник Русанов, перед строем роты, зачитал ходатайство офицера и обещал удовлетворить просьбу.
— Подождите одну минуту, — попросил юных друзей Владимир, отпустив Самсонова, — я приберу книги и мы пойдем в тир.
Вместе с Беседой Володя обучал их стрельбе из мелкокалиберной винтовки — «готовил смену», как сказал он им однажды.
Ковалев открыл дверцу книжного шкафа и стал аккуратно складывать книги на своей полке.
— Ой-ё-ё, книг сколько! — восторженно расширил глаза Дадико, — вы умные!
— Куда там! Ужасно умные, — усмехнулся Володя и серьезно добавил — Когда выпускниками станете, у вас тоже столько книг будет. Да еще, гляди, мои как раз к тебе попадут — притянул он к себе за плечи Мамуашвили. Дадико доверчиво прижался, но тотчас отодвинулся, — что за нежничанье?
— А что это значит — логика? — взял он в руки тоненькую книгу в серебристом переплете.
— Логика учит убедительно доказывать, побеждать в споре, — начал объяснять Ковалев. — Скажем, защищая нашу родину, ты окажешься далеко за пределами ее, и вот остановишься в доме крестьянина, который не знает еще правды о нашем советском строе. У вас зайдет разговор, где лучше жить — в социалистической стране или в капиталистической?
— Так ясно же, что у нас! — воскликнул Дадико.
— Нам-то ясно, — одобрительно улыбнулся Владимир, — а им надо доказать, убедить примерами.
— Я бы рассказал, как моя мама в колхозе работает… Одного винограда за год, знаешь, сколько получила?
В дверь класса просунулась рыжая голова Авилкина.
— Андрюша, ты не забыл?
— Иду… иду… — с трудом отрываясь от работы, ответил Сурков, — сейчас…
Андрей назначил на пять часов вечера заключительное занятие редакторов боевых листков.
Кружок этот он создал в роте Тутукина еще в лагере и успел научить ребят не только составлять макет газеты, писать статьи, но и как пользоваться различными шрифтами, смешивать краски, придавать газете праздничный вид.
— Сегодня сдача пробы — каждый должен представить сделанную им газету на тему: «Дисциплина — мать победы». Если газета удовлетворит Суркова, он от имени комсомольского бюро выдаст «удостоверение редактора».
Больше всех волнуется Павлик Авилкин. Может быть, потому, что считает свою газету лучшей. Он разыскал где-то лозунг — «Люби свое училище, береги его честь, уважай традиции», написал этот лозунг крупными красными буквами вдоль всей газеты и возлагал большие, честолюбивые надежды на эффект, который произведет такая выдумка. Кроме того, одну колонку его газеты занимали каррикатуры на поджигателей войны.
Андрей собрал редакторов в комнате печати (здесь было все необходимое для работы). Переходя от одной газеты к другой, делал замечания:
— Критику острее давайте… Заметки покороче, но пусть их будет больше… Хорошая тема и заголовок хорош: «Сжились с безобразиями». И это неплохо: «На седло, товарищ!». Чья это газета?
— Моя, — облизнул полные розовые губы Максим.
— Кажется, всем придется вручить удостоверения, — вскользь заметил Андрей.
Заглянул на минуту Боканов, увидел высокого Суркова в окружении почтительно слушающих его ребят из младшей роты.
— Встать! — громко скомандовал вице-сержант Сурков, — Товарищ капитан…
— Вольно, вольно… работайте, — одобрительно кивнул он Андрею и тотчас ушел.
Авилкин получил желанное «удостоверение редактора» и, приплясывая, помахивая им в воздухе, ринулся из комнаты печати.
Андрей вышел вслед за ним. Возвращаться в класс для работы над картиной почему-то не хотелось — схлынула волна вдохновения, сделанное казалось ничтожным, о себе думал: «Редкостная бездарность… Понимаю, что надо и как надо… а уменья нет… Все бледно и не самостоятельно. Недаром художник Михаил Александрович говорил: самоуспокаиваешься».
В минуты такого острого недовольства собой Сурков старался отвлечься гимнастикой. В спортивном зале, раскачиваясь на кольцах, работая на турнике — он забывался; упражнения приносили успокоение и удовлетворенность. «Если смог стать гимнастом, при своей, казалось бы, полной неприспособленности к этому, — думал он, — значит, стану и настоящим художником, раз страстно хочу и есть некоторые способности».
Гибкость, свобода взлета, внешняя легкость — для человека неискушенного кажущиеся простыми и обычными — дались Андрею лишь после огромных усилий.
Сначала, когда Сурков только поступил в училище, он был тощим верзилой. Удивительно, как вытягивало его вверх. Ему не приходилось, как другим, высоко подпрыгивать, чтобы достать верхнюю перекладину турника, достаточно было протянуть руки, и он доставал ее. Брало отчаяние, ну куда с таким нескладным, непослушным телом метить в физкультурники!
Преподаватель посоветовал: «Займитесь боксом». Боксом! Да ведь это занятие сильных и ловких. Андрей даже горько усмехнулся, услышав совет. Он представил себя на ринге в кожаных перчатках — курам на смех!
Но желание оказалось сильнее сомнений, и Андрей поступил в боксерский кружок. Месяцы ушли на выработку выносливости, слаженность движений, отработку ударов «по лапам», на бесконечные пробежки по стадиону, избиение мешка с песком, — до изнеможения, до ряби в глазах… И, наконец, — первый тренировочный бой.
Из-под каната вынырнул боксер-подросток, по грудь Андрею, и свирепо набросился на него — только мелькали перчатки да сыпались удары. Это была «первичная обработка», во время которой сразу почему-то вылетели из головы и поучения о боевой стойке и правила передвижения…
Настоящую встречу на ринге Андрей ждал с замиранием сердца. Начались состязания на первенство города. Противником Суркова оказался молодой рабочий машиностроительного завода, довольно опытный боксер-любитель, лет двадцати четырех.
Боканов, увидя этого крепкого, сильного парня рядом с щуплым Андреем, забеспокоился и стал мысленно корить себя, что допускает избиение своего «младенца». «Еще искалечит!» — с опаской думал Сергей Павлович, глядя на короткую сильную шею противника Суркова.
Ну и досталось же Андрею! Удары сыпались на него отовсюду, временами ему казалось, что он вошел в плотный круг из безжалостно, как поршни, выдвигающихся перчаток. Сурков только оборонялся; после первого раунда он с трудом добрался до стула, — побаливала левая рука. Подбежали Семен, Геннадий, Володя, — стали подбадривать: