Читаем без скачивания Девушки, согласные на все - Маша Царева

– Я никогда такого раньше не видел, – это все, что он сумел пробормотать, прежде чем потянулся к вишенке.

От Азии приятно пахло корицей и какими-то незнакомыми ему пряностями. На первый взгляд она не выглядела холеной девушкой – той, что полжизни проводит в пенной ванне, той, что за две недели записывается к модному стилисту и навещает педикюршу каждую неделю. Да и стоило ли ожидать такой прыти от девчонки, которая носит откровенно грязную рокерскую куртку и, похоже, не знает, что такое расческа… Но тело у Азии было холеным, как у кинозвезды. Абсолютно гладкая смугловатая кожа – ни одного прыщика, ни одного лишнего волоска; ногти на ногах – аккуратно подпилены и выкрашены в роковой темно-розовый цвет. К тому же у нее был лысый, как у дошкольницы, лобок. Филипп сначала удивленно на него уставился – никто из его знакомых девушек не брил лобок, по крайней мере, зимой. Интимная эпиляция вошла в моду только в конце девяностых.

– Не волнуйся, это не болезнь, – она захихикала – настолько глупый был у него в тот момент вид. – Я давно удаляю их воском. Больно, конечно, но дело того стоит. Сам убедишься.

Она разговаривала с ним, как с подружкой, – и это, как ни странно, его завело. Обычно девчонки начинали кокетничать – плотно сжимали ноги, не давая его ищущей ладони продвинуться дальше положенного, возмущенно его отталкивали, а некоторые даже демонстративно пускали слезу, талантливо оплакивая свою якобы невинность. Притом Филипп ни разу не встречал ни одной настоящей девственницы. Ох уж эта излюбленная женская игра в «дам – не дам»!

Когда он протянул к ней руку, Азия, немного отстранившись, предупредила:

– Осторожно! У меня там колечко.

– Что? – Он, готовый поплыть по течению, уже плохо воспринимал информацию извне.

Она ничего не ответила, просто раздвинула ноги и с улыбкой ждала его реакции. Похоже, ей нравилось эпатировать мужчин. Он взглянул и обомлел – там, в устричной розовой мякоти, тускло блестело крошечное серебряное колечко. Он осторожно потрогал сережку пальцем, Азия глухо хохотнула и шепнула:

– Ты что? Щекотно же.

Должно быть, в тот момент и началась новая жизнь фотографа Филиппа Меднова. Та жизнь, неизменными атрибутами которой через несколько лет станут дорогой парик и спрятанная в рюкзаке компактная коробочка с гримом. Только сам он пока об этом не догадывался.

Ева была обречена. Она бездумно шла по Ленинскому проспекту. Иногда машинально останавливалась возле витрин (например, заметив в одной из них потрясающую красную кожаную юбку мини). Но затем одергивала себя и мрачно брела дальше. Все эти женские штучки – шмотки, побрякушки, флакончики, – все это часть ее прошлого. А будущего у Евы нет. Ее будущее – это мокрый асфальт и мимолетная вспышка боли перед угасанием навсегда. Впору бы о вечности подумать, а не о юбке, едва прикрывающей причинные места. О боге, в которого она не слишком-то верила. О том, что она в жизни своей короткой успела сделать хорошего и плохого, хотя и так понятно, что ничего особенного она не сделала. Не было у нее на это ни времени, ни сил, ни материальных средств.

Как назло, последний вечер ее никчемной короткой жизни был отвратительно холодным и слякотным. Зимний ветер бесцеремонно швырял ей в лицо охапки колючей мороси. Ева досадливо жмурилась и натягивала на голову капюшон, а подбородок и нос прятала в старенький, бабушкой связанный полосатый шарф. Эх, даже в этом ей не повезло. Хотя, наверное, еще обиднее умирать в роскошный день, весенний и теплый, когда обезумевшие солнечные зайчики щекочут лицо, а столичные модницы, словно сговорившись, облачаются в мини-юбки и куда-то весело спешат, отстукивая задорную чечетку высокими каблуками…

Наконец Ева решилась. Неуверенно подошла к обочине, остановилась.

Через несколько минут над ее головой полыхнут фары незнакомого автомобиля и…

Никто не узнает даже ее имени – в сумке Евы не было никаких документов. Этим утром она порвала свой паспорт надвое и спустила обрывки в унитаз. Зачем лишний раз волновать родственников, оставшихся в далеком провинциальном городишке? Измученная непосильной двухсменкой мать. Старенькая бабушка, безразличная ко всему, кроме многочисленных телешоу. Две младшие сестренки-кокетки.

Пусть лучше думают, что Ева затерялась в огромном городе. Нашла высокооплачиваемую работу, и теперь у нее даже нет времени на телефонный звонок. Или удачно вышла замуж и постеснялась знакомить столичного кавалера с провинциальными родственничками.

Пусть ее похоронят за государственный счет, в общей могиле, как неопознанную. Неопознанный, блуждающий по городу объект.

– Девушка, можно с вами познакомиться? – Ее путь преградил маргинального вида румяный мордоворот, одетый, как новый русский из анекдота середины девяностых. Небрежно распахнутый малиновый пиджак (и это несмотря на атакующий сверху снег!), белоснежные кроссовки. Бычью шею опоясывала нереальной толщины золотая цепь (наверное, по подобной выхаживал сказочный кот) – явно фальшивая.

Ева вздохнула. Бедный, он не знал, что малиновые пиджаки давно вышли из новорусской моды. Сейчас те, на кого он так отчаянно хочет быть похожим, носят черные кожаные куртки и темные очки – даже зимней ночью.

– Извините, – почему-то прошептала она. – Я лучше пойду. Понимаете, у меня дела…

Он явно не понимал.

– Какие могут быть дела у красивой девушки ночью? – оскалился он, продемонстрировав тускло блеснувший в свете фонаря золотой зуб. – Пойдем со мной, и я решу все твои проблемы. Что тебе хочется?

«Красивый гроб с кружевными подушками и местечко на пригородном кладбище. Чтобы не в общей могиле!» – хотела ответить она, но постеснялась его пугать. А вот «малиновый пиджак», похоже, стесняться не умел.

– Что задумалась? – заржал он. – Ну пойдем, я твоя золотая рыбка.

Ева внимательно посмотрела на него: на лоснящееся лицо, на щербатую улыбку, на фальшивое золото на его грязноватой шее – и неожиданно для себя выпалила:

– Да пошел ты!

Его лицо исказилось, золотой зуб блеснул и погас в исчезающей улыбке. В следующую секунду он сильно толкнул ее в грудь – так что Ева отлетела метра на полтора и плюхнулась в жидкую грязь. Редкие прохожие отпрянули, отвернулись и сделали вид, что ничего не произошло, что они и не заметили толстомордого хулигана, напавшего на худенькую, бедно одетую девчонку.

– Слышь, ты, дурища, – прошипел он, низко наклонившись к ее лицу, и из его щербатого рта зловонно пахнуло смесью чеснока, пива, вяленой рыбы и хрена. – Ты так со мною не шути! У меня и нож может оказаться, поняла?

Ева поняла только одно – он пьян. Услышав про нож, она хотела было извиниться – сработал инстинкт самосохранения. Но вовремя одумалась – какой инстинкт самосохранения может быть у человека, которому жить осталось десять, ну, максимум, пятнадцать минут? Может быть, так даже лучше будет. Ей ничего не придется делать самой, не придется с замершим дыханием поджидать какой-нибудь автомобиль, не придется с замиранием сердца подкрадываться к обочине и делать последний решительный шаг навстречу темноте и боли.

– Давай! – Она одним порывистым движением распахнула свою тоненькую куртенку. – Доставай свой нож!

Мордоворот попятился.

– Дура, что ли? – неуверенно поинтересовался он.

– Ну, пожалуйста! – Ева сама себя не узнавала. – Пожалуйста, напади на меня! Ну, что тебе стоит, у тебя ведь нож есть, сам сказал!

Детина все пятился и, кажется, даже попробовал перекреститься. А Еве уже все было нипочем. Она поднялась с земли, выпрямилась. Ветер трепал ее распущенные по плечам волосы, красные мокрые руки чуть ли не по локоть торчали из рукавов дешевой куцей куртенки, простые джинсы с вытянутыми коленками были заляпаны грязной жижей.

– Значит, слабо, да? – усмехнулась она. – Я так и подумала. Катись отсюда, донжуан! Катись, пока я… – Она не успела договорить. Толстяк уже ее не слушал: он развернулся и со скоростью спринтера-олимпийца бросился по Ленинскому проспекту, в сторону Октябрьской площади. Отбежав на безопасное, как ему казалось, расстояние, он обернулся и, перед тем как навсегда раствориться в сумраке вечерних улиц, визгливо крикнул:

– Вот дура!

Ева рассмеялась ему вслед. «Здорово я его напугала! – подумала она, продолжая свой путь. – Видимо, есть в человеке, который живет последние свои минуты, какая-то внутренняя сила!»

Как ни странно, у нее поднялось настроение. Она даже как будто немного согрелась. А может быть, просто перестала обращать внимание на ветер и дождь. И самое удивительное – страх смерти испарился, как утренний туман! «Сейчас, сейчас! Хватит медлить, хватит тянуть кота за хвост! Я сделаю это прямо сейчас!»

Она вышла на краешек проезжей части, словно такси собиралась останавливать. Несколько секунд ждала, вглядываясь вдаль. На вечернем проспекте было совсем мало машин. Несколько Ева пропустила – «Скорую помощь» (еще не хватало, чтобы ее тут же реанимировали заботливые врачи), симпатичную ухоженную «Шкоду», за рулем которой – она разглядела – сидела совсем молоденькая девчонка (слишком сильный стресс для особи женского пола), и старый раздолбанный «жигуль» (а кому, скажите, охота быть погребенным под грудой ржавого железа?! Нет, если уж умирать, то с шиком!). Наконец она выбрала подходящий автомобиль – красную «Мазду», приземистую и вытянутую, как стрела. За рулем – немолодой импозантный брюнет, похожий на героя латиноамериканского сериала.