Читаем без скачивания Карусели над городом (С иллюстрациями) - Юрий Томин

— Чего не говорить? — с интересом спросила Ефросинья Дмитриевна.

— А вот… это самое…

Борис вышел, оставив Ефросинью Дмитриевну без последнего слова. Неуместная эта шуточка еще отольется двоим заговорщикам, ибо неясное, крошечное подозрение зародилось в голове Ефросиньи Дмитриевны. Что за подозрение, она не знала сама. Просто возникла и связалась в уме цепочка: Борис — кабинет — Алексей Палыч — пожарный инспектор.

После условного стука дверь в подвал отворилась, и Борис увидел растерянного Алексея Палыча, который молча посторонился, пропуская Бориса.

Лаборатория выглядела так, будто в ней повеселилась парочка обезьян. На столе и под столом валялись перепутанные провода. Из приборов на столе была сложена башня, грозившая вот-вот развалиться; инструменты, раньше аккуратно развешанные над верстаком, теперь были разбросаны по полу; даже шкаф был сдвинут со своего места.

Но все это было не главной новостью.

Возле стола стоял мальчик лет восьми, почти ровесник Сереги. Он был закутан в одеяло, молча наматывал на палец кусок провода и изредка шмыгал носом. На лице его застыла обида.

— Опять вырос, — сокрушенно сказал Алексей Палыч.

— Ты зачем все это наделал? — сурово спросил Борис.

— Я играл.

— Разве приборы для игры?

— Мне Палыч уже говорил, — мальчик тяжело вздохнул. — Теперь ты говоришь. Я не знал…

— Мы тоже не знали, что ты вырастешь.

— Разве я вырос? — спросил мальчик.

— Ты что, смеешься?

— Разве нужно смеяться? — спросил мальчик.

— Перестань дурака валять!

— А ты не поздоровался. Мне Палыч говорил, что, когда приходишь, всегда нужно здороваться.

Борис мельком взглянул на учителя. Тот пожал плечами.

— Ну, привет, привет, — усмехнулся Борис. — Что еще скажешь?

— Привет, — дружелюбно сказал мальчик. — Ты только не говори так громко. Мне это почему-то неприятно.

— Почему-то? — иронически переспросил Борис.

— Да, — серьезно ответил мальчик. — Только я не знаю почему.

Алексей Палыч положил Борису на плечо руку.

— Боря, — сказал учитель, — ты все-таки с ним помягче. Ты не забывай, кто он.

— Алексей Палыч! — возмутился Борис. — Что ж, так всегда будет?! Он будет все ломать, а его — по головке? Если бы я столько наломал!..

— Ты и ломал, — сказал Алексей Палыч. — Пылесос, например.

— Правильно, — согласился Борис. — Но сколько мне было лет — и сколько ему.

— А сколько ему? — спросил Алексей Палыч.

— Сколько тебе лет? — спросил Борис.

— Не знаю. А сколько нужно?

Борис ничего не ответил, только вздохнул — усталым таким, родительским вздохом. Он был очень сердит в эту минуту. Ведь столько труда затрачено на лабораторию. Его личного труда и его выдумки. И тут появляется какой-то дурачок с какой-то дурацкой планеты и наводит свои порядки, вместо того чтобы подарить летающую тарелку или хотя бы лучевой пистолет. Правда, мальчишка не спорит и выглядит виноватым, но это почему-то злит еще больше. Не будь здесь Алексея Палыча, космический гость получил бы пару затрещин.

Воспользовавшись минуткой молчания, Алексей Палыч вытащил из портфеля булочки, сосиски и протянул их мальчику.

— На, поешь.

Мальчик взял одну булочку.

— Когда тебе что-то дают, нужно говорить «спасибо», — сказал Борис.

— Спасибо, — повторил мальчик и завертел булочку в руке, не зная, что с ней делать.

— Кусай, — сказал Алексей Палыч и щелкнул зубами, показывая, как нужно обращаться с булочкой.

Мальчик откусил кусочек, проглотил и положил булочку на стол.

— Не хочу.

— Ты что, вообще никогда не ешь? — спросил Борис.

— Я могу. Но я не хочу.

— Хочу, не хочу — это все на твоей планете осталось, — строго сказал Борис. — У нас нужно есть.

Мальчик, морщась, проглотил и булочки и сосиски. И лицо его, пока он ел, снова чем-то напомнило Борису брата Серегу, когда тот попадал в безвыходное положение.

— А теперь, — сказал Борис, — давай наводить порядок. Ты будешь все ставить на место, как было. Чего не понимаешь, спрашивай. Мы тебе поможем. Так, Алексей Палыч?

— Так, так… — согласился Алексей Палыч, глядя на Бориса внимательно, будто открыл в нем что-то новое. — Так, давай попробуем.

Пока лаборатория принимала нормальный вид, в ней ничего интересного не произошло.

Но в это время поблизости происходили другие события, от которых и в лаборатории скоро станет интересно.

Дело в том, что разведка Бориса оказалась точной только наполовину: пожарный инспектор на самом деле ушел из школы, но он собирался в нее вернуться.

Часа два он бродил по школе, осматривал распределительные щиты, проводку, выворачивал пробки и даже иногда зачем-то нюхал. Ничего опасного в пожарном смысле ему обнаружить не удалось. И никто не заподозрил, что в смысле этом наиболее опасным являлся сам инспектор.

Ибо в груди у него бушевал пожар.

Пожар этот разгорался постепенно в течение ночи. Накануне вечером инспектор закусывал селедкой и съел их четыре штуки.

Пожар не удалось потушить утром ни холодным молоком, ни кефиром.

Мучась от сжигавшего его внутреннего огня, инспектор ходил по школе. Даже огнетушители вызывали у него воспоминания о чем-то шипучем, прохладном, приятно освежающем горло. Наконец инспектору стало невмоготу бороться с внутренним пламенем. Так и не осмотрев подвал, инспектор устремился в столовую, решив вернуться попозже.

Пока инспектор глоток за глотком поливал пивом пылающий внутри костер, в лаборатории инструменты и приборы постепенно возвращались на свои места. Когда же он решительным шагом подошел к двери и подергал ее, то предпринимать что-либо было уже поздно.

— Кто там? — спросил Алексей Палыч.

— Инспектор…

Спрятаться в лаборатории было совершенно негде.

Спустившись на три ступени, инспектор увидел троих людей: двух ребят и одного взрослого, которого знал довольно давно.

— Ну, как тут у вас в нашем смысле? — спросил инспектор, протягивая Алексею Палычу руку.

— По-моему, все хорошо. Сам делал, в соответствии с наставлением, — почтительно сказал Алексей Палыч, кося глазами в угол, куда Борис успел затиснуть мальчишку.

— Ну, это мы посмотрим, хорошо или плохо. Силовой ввод есть?

— Вот, к станку.

Инспектор подтащил табуретку в угол.

— Ну-ка, мальчик, подвинься, — попросил он, отодвигая рукой пришельца.

Как ни старался Борис заслонить мальчишку, взгляд инспектора все же скользнул по невысокой фигурке, закутанной в одеяло. Только скользнул, не более.

Проверив ввод силового тока, инспектор занялся остальной проводкой. Он влезал на верстак, на стол, светил в темных местах своим фонариком.

Инспектор работал не спеша, добросовестно, не отвлекался, задавал вопросы только по делу, но, видно, какая-то посторонняя мысль сверлила его затылок. Какую-то ненормальность, желание что-то скрыть ощущал инспектор во всеобщем молчании… От инспектора почти всегда пытались что-то скрыть. Но ведь здесь проводка-то была в полном порядке!

Наконец инспектор нащупал эту мысль. Он развернулся на табуретке.

— А чего это вы мальчишку в одеяло закутали?

— Видите ли… — пробормотал Алексей Палыч. — Это в целях…

— Репетиция, — быстро сказал Борис первое, что пришло ему в голову.

— Ага, ага, — согласился инспектор, сразу утрачивая любопытство; репетиция была словом привычным, житейским; во Дворце культуры инспектор бывал часто.

Осмотр заканчивался. Инспектор поковырялся в щитке с пробками, слез с табуретки, потер ладонь о ладонь.

— Вроде все в норме. Хотя не мешало бы вас и оштрафовать.

Оживший было Алексей Палыч снова завибрировал:

— За что же нас штрафовать?

— А так. Для порядка. Чтобы не репетировали.

Последнюю фразу инспектор произнес в шутку. Он даже улыбнулся, что в практике инспекторов равносильно дикому хохоту. Но его собственные слова самому же ему кое-что напомнили.

— А почему вы тут репетируете? — спросил он, отыскивая глазами мальчишку.

— Это мой брат, — быстро сказал Борис.

— Ага, — кивнул головой инспектор, которому слова Бориса ровно ничего не объясняли. — Брат — это хорошо.

Попрощавшись с Алексеем Палычем, инспектор ушел, унося смутное ощущение, что в лаборатории все-таки есть какой-то непорядок.

Алексей Палыч запер дверь и вытер платком лицо.

Борис хлопнул мальчика по спине. Тот посмотрел на Бориса с удивлением.

— Ты — молоток, — сказал Борис.

— Молоток? — повторил мальчик.

— Молоток — это значит молодец. Молодец, что молчал. А то бы мы погорели.

— Погорели? — снова спросил мальчик.

— Ну, засыпались бы, понимаешь?

Мальчик отрицательно покачал головой.