Читаем без скачивания Семь смертных грехов. Роман-хроника. Расплата. Книга четвертая - Марк Еленин

Больше всего они любили набережные Сены. Здесь, уже изрядно устав, можно было присесть и отдохнуть в любом месте. Последить за жизнью реки — буксирами, храбро тянущими против течения караваны барж; пароходиками со стеклянными крышами, перевозящими туристов и зевак, которым некуда было девать время; понаблюдать за рыболовами, которые, замерев, следили за поплавками. Иногда Андрей и Ирина проходили мимо небольших компаний, попивающих винцо — к лота ров, занятых своими беседами и спорами.

Весна набирала силу и оказалась совсем короткой. Иные жаркие дни напоминали лето. Деревья быстро оделись зеленой листвой. Красиво высаженные в садах и скверах цветы казались яркотканными пестрыми коврами. Парижане искали тени. Поездки в городском транспорте превращались в пытку. Не давали и минутного отдыха от жары даже фонтаны на площади Согласия. Знатоки утверждали, что, судя по всем народным приметам, к середине мая жара перевалит за тридцать градусов. Многочисленные гороскопы подтверждали это, предсказывали всевозможные потрясения. Знаменитая предсказательница мадам Вунг, уже не раз демонстрирующая свои феноменальные способности, безапелляционно говорила о приближающейся войне — когда число «чужих» людей во Франции перевалит за два миллиона, прогремят выстрелы и прольется кровь. Речи мадам Вунг, несомненно, касались эмигрантов.

Печать и лидеры правой оппозиции отзывались незамедлительно. Газеты писали, что в Париже появился некий неуловимый алжирец, который насиловал женщин, а затем зверски убивал их. Префект полиции поспешил успокоить парижан, убеждал, что садист-убийца пойман. Он, конечно, оказался... русским, дезертировавшим из Иностранного легиона. На парламентский запрос префект вынужден был признаться: садист-убийца Георг Маллер еще не схвачен, однако полиции уже стало известно место, где он скрывается. Поимка преступника — дело нескольких дней.

На русских стали коситься — на пустынных улицах с наступлением темноты, в залах синематографа и, особенно, на станциях подземки, где произошло два из семи совершенных убийств...

А тут еще усиление и необычайный рост популярности национал-социалистической партии в Германии, укрепление позиций ее лидера — некоего Гитлера-Шикльгрубера. Много шума наделала книга Веселовского, сотрудника русского посольства, посланного в Париж самим Сталиным и сумевшего сбежать от агентов ГПУ. В книге под значительным названием «На пути к термидору» он разоблачал террористические методы ГПУ и рассказывал о структуре русских организаций в столице Франции, организующих террор и диверсии против республики.

Все чаще стали писать и о проникновении фашистов во Францию, о таинственной и глубоко законспирированной (чем больше говорили и писали, тем она становилась все более тайной) группе коагуляров, занимающейся подготовкой государственного переворота.

А через год, таким же теплым майским днем, раздался негромкий выстрел отчаявшегося русского эмигранта Павла Горгулова, застрелившего президента Франции Поля Думера...

Занятые собой, своей любовью Ирина и Андрей совершенно забыли о тех, кто свел их вместе, — об Аристархове и Святосаблине.

Ирина корила себя за то, что забросила своих девочек, искала возможность больше быть с Андреем. Познакомить их она никак не решалась... А о поездке к Христофору Ивановичу они вспоминали всякий раз, когда приходило время расставаться: «Опять не собрались к «старику». Стыдно!»

Наконец, отправились. И едва переступили порог «сараюшки», одинаково смутились и испытали чувство стыда.

Старик был болен, вероятно, давно и серьезно. Аристархов лежал на топчане, укрытый зимним одеялом до головы. Его давно не чесанная, клочковатая серая борода, задравшись веером, торчала поверх одеяла. Глаза закрыты. Левая рука лежала на сердце, словно подпирая его, регулируя количество ударов по-секундно. Ощутив струю свежего воздуха, ворвавшегося в дверь вместе с ними, Аристархов быстро поднялся и сел, опершись на подушку. Как он изменился! Похудел, посерел и совсем ослаб. Узнать его было трудно: от крепкого и жизнерадостного мужчины осталось меньше половины.

Ирина тут же взялась за уборку хибарки. Хозяин проводил ее благодарным взглядом, показал Андрею глазами, чтобы сел рядом. Переведя дыхание, как после подъема в гору, сказал:

— Худо, брат ты мой Андрей... Боролся... боролся. Видит бог, время помирать мне пришло, — он откашлялся. Ему стало легче, исчезли хрипы и клекот в горле. — Не перебивай... Хорошо, что свиделись. Бог помог.

— Да что вы?! — воскликнул ошарашенный увиденным Андрей. — С чего вы взяли? Я перевезу вас в больницу, вы поправитесь, Христофор Иванович, отлежитесь, подлечат вам сердце — увидите.

— Надо бы новое... Да где возьмешь, — он пытался пошутить. — Про-сил Во-ло-дю, но... до... И он не смог, — Аристархов снова зашелся коротким, сухим кашлем. — Спасибо, что вы... вот... приехали теперь. И мне полегче стало. Сла-ва богу. Значит, значит, — он обессиленно упал в подушки. Андрей и Ирина виновато переглядывались. Хороши! Совсем забросили слабого больного человека!..

— Вам в больницу надо, Христофор Иванович. И поскорей! Неужели Святосаблин у вас не бывает, не видит!..

— Нет, Володя почти каждый день у меня... Я не хотел... И врача привозил. В больницу не хочу, тут помру...

— Да что вы все «помру да помру», Христофор Иванович, — рассердилась Ирина. — Надо лечиться, надо жить. Еще на нашей свадьбе гулять будете!

Андрей радостно взглянул на Ирину: милая, как она смогла сказать о главном так легко и в нужную минуту.

— Рад за вас, дорогие мои! Бог вас благословит!

— И вы, Христофор Иванович. Вам надо поскорее поправиться!..

— Нет уж, укатали сивку крутые горки, не выбраться мне, пожалуй, в этот раз... Я ведь врач сам, понимаю...

Просидели у Аристархова до самого вечера. Ирина не отходила от больного, Андрей сбегал в «Русский дом», отыскал там врача, навещавшего своего пациента, привел в «сараюшку».

Дождались Святосаблина и с помощью врача отправили старика в больницу.

И за всеми этими печальными и утомительными хлопотами слышал Андрей короткую фразу Ирины: «еще на нашей свадьбе будете гулять!»

Она сказала это, не дожидаясь его вопросов, просьб, предложений. Умница, сацая дорогая на свете! Но когда же это произойдет? Он с трудом удерживался от вопросов. Не время: все само образуется! Ведь Ирина сказала свое слово — и это самое важное...

Весь следующий день Андрей работал в счастливом настроении. Пассажиры были симпатичны, мотор исправен, день прекрасен — все подстать его настроению. Где-то уже под вечер, высадив пассажира с абсолютно неподъемным чемоданом величиной больше платяного шкафа (как только удалось поднять его в багажник на крыше?), Белопольский не торопясь поехал мимо Дворца Инвалидов, намереваясь по набережной Сены через мост Александра выехать к Эйфелевой башне, где вечерами всегда было многолюдно. Здесь собирались группами туристы, валялись на траве после работы парижане, выстраивались очереди к подъемникам на башню. Белопольский решил: если он не найдет клиента по пути, поедет в Нотр-Дам, где позволит себе чуть-чуть отдохнуть, перекусить в кафе «У реки», где бывал довольно часто: ему нравилась не только Мадам Деникур — хозяйка кафе особенно следила за чистотой своего заведения, за тем, чтобы клиента обслуживали. Но еда была здесь превосходна и еще можно было получить отличный обед или ужин, что было особенно удобно для таких клиентов. Постоянные посетители, как Андрей, — одинокие холостяки, получали к таким наборам от мадам еще бесплатную трехсотграммовую бутылочку вина. Дела кафе «У реки» шли по всему неплохо, посетителей хватало, но для своих постоянных клиентов мадам Деникур находила особенно приветливую улыбку, добрые слова.

Белопольский поужинал с аппетитом, попросил мадам Деникур завернуть ему что-нибудь с собой. В аккуратном пакете, как объяснила хозяйка, он найдет дома паштет...

Он снова сел за руль.

На пути к Монпарнасу какой-то человек с незапоминающимся плохо выбритым лицом, в тесноватом ему летнем фланелевом костюме, сошедший с тротуара, сделал знак остановиться. Багажа при нем не было. Андрей притормозил, открыл дверцу, включил счетчик и, не закрывая стекла, которое отделяло его от салона, посмотрел на пассажира вопросительно.

— Улица Русселе, к дому 26, — сказал пассажир голосом, привыкшим отдавать команды. — Далее я объясню.

Андрей, сам не зная почему, угадал в нем земляка. Поехали. В зеркальце, укрепленном над рулем, Андрей увидел настороженные глаза пассажира, следящие за ним.

— Вы не русский, месье? — спросил тот, наклонившись вперед. Голос его показался Белопольскому звонким и взволнованным. Андрей кивнул холодно, показывая, что не расположен к разговорам. — Военный и русский? — не отставал клиент. — Позвольте узнать, в каких частях служили, в каком звании?