Читаем без скачивания Гусарские страсти - Николай Прокудин

Глаза Мурыгина светились счастьем. Задача выполнена. Жена Лиля будет довольна!

«Мягкий гроб» оказался совершенно неподъемным. Двух солдат для переноса оказалось мало. Четверо бойцов с трудом доволокли диванище до дверей ромашкинской квартиры. Эх, не было печали! А сам виноват…

И теперь он перебивался с хлеба на воду. Трехразовое питание — три раза в неделю. Обычно завтракал свежим воздухом по пути на службу, обедал не всегда, а ужинал, если повезет, закуской к коньяку или водке. В общем, чем бог пошлет. Бог был переменчив — то благосклонен, то суров.

Сегодня с утра желудок протестовал против голода особо бурно, и Никита решил его слегка задобрить.

В кафе ворвался жизнерадостный гигант-борец Лебедь, гулко хлопнул по спине:

— Чего грустный, Никита! Гляди веселей! Жизнь прекрасна и удивительна! Я, по крайней мере, каждый день ей удивляюсь. Иди займи столик, я сейчас сделаю заказ. Угощаю! Не могу с кем-нибудь не поделиться!

Ну, если «угощаю»…

Лебедь-Белый принес один за другим три подноса с тарелками и стаканами. Салат с капустой и салат из помидор, запеканка, блинчики, яичница из двух яиц, котлета и картофельное пюре, жареная колбаса, кефир, молоко, какао. Крупный организм требует усиленного питания…

— Игорь! Я пас! У меня нет ничего, кроме рубля.

— Ай! Отстань! Сказал, угощаю! Ешь и слушай, что расскажу. Только не перебивай!

— Молчу и жую! — Собственно, что и подразумевалось. Когда я ем, я глух и нем. А жрать хоте-елось! Потому — нем. Ну, ладно, не глух. Все-таки благодетель Лебедь угощает — в благодарность надлежит хотя бы послушать.

— Ты, Никит, знаешь, как я люблю женщин!

Никита преувеличенно кивнул — с набитым. Кто ж не знает, как записной ловелас Лебедь любит женщин! А уж как они его!.. Лебедь-Белый был холост, но больше суток для него без женщин жить на свете невозможно, нет. Однако! Ни разведенок, ни холостячек в гарнизоне днем с огнем не сыщешь, только жены военных. И пока они, алкаши (то бишь военные, а не их жены), водку трескают и в карты режутся, Лебедь-Белый повадился их обслуживать и обхаживать (то бишь не военных, а их жен). Старался «наших» не трогать, только пехотиночек — контингент, периодически обновляемый по мере убытия в другие гарнизоны и прибытия новых заслуживающих внимание экземпляров. Причем сам он никого не соблазнял — барышни первыми начинали зондировать, в гости приглашают, заигрывают. Не виноват Лебедь, что уродился таким крупным, габаритным, энергичным и любвеобильным.

— Короче, тут пригласила меня в гости дамочка… Ну, скажем, Оля для простоты… Но не Оля. Но не буду ее компрометировать, то есть не Олю. Поймала у КПП и говорит, мол, сегодня одна, муж на плановых занятиях в Келите, мол, приходи… Ты, Никита, в Келите был?

— Еще не доводилось.

— Это в горах за Ашхабадом. Обычно батальоны отправляются туда на две недели, не меньше. Тетки, как телки, начинают скучать. А я тут как тут!.. Вот и с Олей. Квартира отдельная, никто не помешает, торопиться никуда не нужно, без суеты, с чувством, с толком. Неделю я так с ней ночами поразвлекался — вчера иду протоптанным маршрутом. Меня ждут, любят — один раз, другой, третий, четвертый. И я проваливаюсь в глубокий здоровый сон… Сквозь дрему слышу звонок в дверь, громкий стук, переходящий в сильные удары. Оля накинула прозрачный халатик, побрела в прихожую. Я сквозь сон прислушался: чмоки, радостные вскрики! Та-ак! Муж с полигона внезапно вернулся на побывку, черт бы его побрал!!! Соскучился, черт бы его побрал!!! Заявился среди ночи. Там поезд… ну из Келита приходит к нам глубокой ночью. И он, черт бы его побрал, цельный час от станции пёхом топал. Охота пуще неволи!.. Ну, не хочешь скандала в семье — предупреждай о прибытии заранее! А мне что делать?.. Я всегда, когда прихожу на свидание, одеваюсь в спортивную форму (легкая пробежка вечером, бег трусцой ранним утром — полезно). Костюм спортивный вешаю на стул, кроссовки ставлю у кровати. Ритуал выработал издавна, с курсантской поры, интуитивно. А теперь курсантская привычка пригодилась. Короче, хватаю вещи в руки и — на балкон. Ситуация! Пятый этаж! Водосточной трубы или пожарной лестницы нет. Даже дерева нет!

— А к соседям перелезть? — прожевал, проглотил и сделал передышку Никита, поддержал сочувственной репликой.

— Никак! Балкон угловой!… Присел на пол, чтобы из комнаты не засветиться силуэтом. Думаю, пусть заснет, а я и выскользну. Можно, конечно, нагло обратно в комнату войти и дать мужу в «репу», если он очень удивится и начнет выступать. Но не хочется хорошую женщину подводить. Слышу с балкона — в комнате вздохи, кровать скрипит. Оля изображает страстную любовь. А муж, действительно, застоялся — энергия через край, не угомонится. Раз, другой, третий… Нет, вот на третьем не сдюжил, обмяк, уснул. Я за это время замерз! Хоть и осень, но на ветру-то холодно! Начал греться — руками машу, наклоны, приседания. Уже плевать, что из комнаты могут заметить. Да им не до меня! Десять минут зарядку делаю, двадцать минут, полчаса, час… Гляжу, народ на службу подался, в доме напротив мужики на балконах курят, на меня с недоумением смотрят, что за кретин полтора часа руками размахивает.

— Ты же сказал — час!

— Да к тому времени уже все полтора. И даже два, прикинь! В начале третьего часа моей физзарядки, я осторожно заглянул в комнату. Ну, сил нет, ну! Она мне знаки подает — мол, уснул, половой гигант! Я — кроссовки в руки и на цыпочках к выходу. Она меня на прощанье чмокнула в щеку и так, жестом, показала: уедет — снова приходи. Это сколько в женщине жизненных сил! Я ее — четыре раза, потом муженек — дважды, почти трижды! А она: уедет — снова приходи!.. И ведь приду, Никита, приду. Вот только сил поднакоплю, восстановлюсь. Ух, целого кабана бы съел! Давай, Никита, наваливайся еще! Кушай! Угощаю!

Ой, нет. На халяву, конечно, и уксус сладкий, но… Портупея давила на разбухший живот и угрожающе поскрипывала. Жаль, впрок нельзя!

— Спасибо, брат! Но — нет.

Никита, переваливаясь с ноги на ногу, отправился на построение батальона. Лыбидь же, что характерно, пошел к кассе у стойки и, что характерно, с места в карьер принялся рискованно шутить с буфетчицами. Неугомонный!

— Ну-у-у, — протянул начитанный Димка-художник, — Еще Шекспир говорил.

— И чего?

— «О, женщины!», говорил. И был, конечно, прав! Тут такое ведь дело, парни, — подмена понятий.

— Чего-чего?

— А как же! Вот считается, что женщина — дает, а мужчина — берет. Но ведь все с точностью до наоборот. Если вдуматься! В суть обоюдного физиологического процесса Вы вдумайтесь!

Компания вдумалась. В суть обоюдного физиологического процесса.

— Вообще-то да-а…

— И в частности, и в частности! Отдавать всегда трудней, чем получать. Сколько ни получи — все мало. А отдать можно только столько, сколько есть. А?

— Только-столько-сколько… — задумчиво повторил питерский Витя Дибаша. — почти стихи.

— Стоп! — озадачился граф, он же князь Серж. — А почему все-таки дерево гинекологическое?

— Потому что, блин, его там не оказалось — рядом с балконом! А то бы — прыг на ветку и вниз!

— Гинекология-то при чем?

— Гинекология, Серж, совсем не то, что ты подумал, — просветил начитанный питерский Дибаша. — В переводе с греческого это просто — наука о женщине. И его пример, то есть Лебедя, — другим наука.

— Все-то вы, питерские, знаете! На все у вас ответ готов! — крякнул Кирпич.

— Так ведь, культурная столица, мать-перемать! — вставил веское слово разведчик -Виталик.

— Да что мы всё о женщинах и о женщинах! — поморщился Ромашкин.

— Мы?! О Женщинах?! Да ты, Никита, сам — все о них и о них! Будто других тем нет! — поморщился Котиков.

— Почему нет? Есть!

— Например? — поправил Котиков на переносице большие очки и приблизил подслеповатые глаза к глазам рассказчика.

— Например…

Глава 7.

Циничный командарм

Командующий округом вызвал командиров рот и заместителей в Ашхабад на совещание.

Неслышащих приболел, и Ромашкин отправился один. А приятно после пыли, грязи, трущоб оказаться в большом современном городе! Никита ехал в столицу республики с радостью — у тетки день рождения, снова можно погостить у родственников деда.

Дед Семен в сорок первом был мобилизован в действующую армию, на фронт, а в августе сорок второго, отступая из-под Харькова к Сталинграду, оказался в окружении. Боеприпасы закончились, и весь пехотный полк сдался в плен. Далее — два с лишним года лагерей и каторжного труда. Дахау, Освенцим, Заксенхаузен… Потом — Победа… которая не принесла свободы. Был лагерь немецкий — стал ГУЛаг. Расконвоировали деда в сорок седьмом, но из ссылки домой не отпустили. Женился на сибирячке. А первая жена была сослана неизвестно за что в Туркестан и вышла замуж на поселении. Вот эти дальние родственники, седьмая вода на киселе, жили где-то в районе аэропорта.