Читаем без скачивания Белое братство - Элеонора Пахомова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В состав экспедиционной группы помимо Погодина и Стрельникова вошли еще четыре человека: доктор исторических наук, профессор Роднянский и трое крепких парней, выполнявших на службе у Владимира Сергеевича функции не только телохранителей, но и помощников «принеси‑подай», без коих он давно уже отвык обходиться в обычной жизни. А уж в экспедиции без подручных пришлось бы совсем туго, учитывая, что группе предстоят длительные пешие переходы со всем снаряжением. Судя по простым, на вид не слишком отягощенным интеллектом лицам этих парней, о загадках Тибета и искомой Шамбалы они вряд ли имели хоть какое‑то преставление.
Другое дело Роднянский, который сейчас сидел в пассажирском кресле позади Стрельникова и имел несколько бледный вид. Похоже, профессора, уважаемого востоковеда в преклонных годах, слегка укачало в полете. Неудивительно. В его возрасте отдыхать бы дома, укутавшись в плед, да перелистывать многочисленные монографии собственного сочинения. Так нет же, усидеть на месте увлеченному исследователю, протопавшему еще в советские годы бóльшую часть центральноазиатских маршрутов, не удалось. Мирослав пока не разобрался, кто кого уговорил отправиться в экспедицию, Стрельников Роднянского, время от времени консультировавшего его в Москве, или наоборот. Тем не менее семидесятитрехлетний профессор отважился на крайне сложное и, вероятно, последнее свое путешествие в Азию, что было для него чревато. Памятка туристу, которую Мирослав получил вместе с разрешением на въезд в регион, гласила: «Путешествие в Тибет предполагает большие физические и психологические нагрузки на организм в условиях высокогорья и рассчитано только на здоровых людей, находящихся в отличной физической (спортивной) форме. Специальной подготовки для участия не требуется, но обязательно иметь хорошее здоровье и общую физическую подготовку, позволяющую пребывать на высотах 3 600 – 5 750 метров над уровнем моря в течение всего срока путешествия». В зависимости от намеченного маршрута, памятка предупреждала, что путешественники должны быть готовы и к многокилометровым пешим переходах в сложных условиях. Роднянский, несмотря на обширный опыт странствий по Азии в молодые годы, теперь явно не подпадал под эту категорию людей. Но мотивацию профессора, принявшего такой риск, можно было понять.
Долгое время Тибет оставался закрытым регионом, въезд туда иностранцам был строго запрещен. Советские востоковеды и исследователи могли лишь наматывать круги вблизи загадочной и манящей «крыши мира», скрупулезно исследуя прилегающие территории: Индию, Бутан, Непал, Ладакху – и гадая, что же там, за запретной границей, в сердце легендарных Гималаев. Труды советских востоковедов, посвященные Тибету, основывались на предположениях и свидетельствах очевидцев, которым посчастливилось исследовать эту территорию в более старые времена. Когда границу открыли, в России началось постперестроечное время, до Роднянского с его востоковедением никому дела не оказалось, поэтому средств на очередную экспедицию ему изыскать не удалось. И вот под старость профессору представилась‑таки возможность осуществить мечту, большую часть жизни бывшую для него заветной. Благо в этой поездке все расходы на себя взял Стрельников.
– Вы хорошо себя чувствуете, Анатолий Степанович? – аккуратно поинтересовался Погодин, подавая Роднянскому легкую куртку с верхней полки.
– Да, да. Я в полном порядке. Не беспокойтесь, молодой человек, – явно храбрился профессор.
– Ты за Роднянского сильно не переживай, он еще нас с тобой переживет из вредности, – обронил Стрельников, томясь в проходе.
Наконец очередь из нетерпеливых пассажиров зашевелилась и медленно потекла сквозь овальный проем выхода в «рукав». Со стороны здание аэропорта Гонггар выглядело довольно современно, бликуя на солнце закаленным стеклом, а внутри мало чем отличалось от пекинской воздушной гавани. Металлические колонны подпирали многометровые потолки, внешние стены, сплошь из стекла, открывали панораму взлетно‑посадочного поля. Все это не очень вязалось с образом того аутентичного Тибета, который непроизвольно вырисовывался в фантазиях путешественников, и контрастировало с охристо‑лазурным пейзажем за стеклом.
Вновь прибывшие тем временем не слишком засматривались по сторонам, все целенаправленно, в меру бойко, спешили к пункту паспортного контроля, чтобы не оказаться последними в длинной веренице людей.
Стрельников с группой от непривычки к очередям подоспел не то чтобы вовремя. Прилетевшие в большинстве своем уже томились на месте, переминаясь с ноги на ногу, поглядывая поверх плеч впереди стоящих. Оценив ситуацию, Мирослав вздохнул – скорой свободы очередь не предвещала, а ему еще предстояло забрать Алису и пройти ряд бюрократических процедур. Он уже жалел о своем импульсивном решении притащить собаку в Тибет. «Только ты мог до такого додуматься!» – мысленно высказал он себе. Когда ему в голову пришла идея «выгулять Алису на просторах Тибета», он не представлял себе и десятой части тех трудностей, которые связаны с этим предприятием, постигать их пришлось в процессе. Теперь он злился на свой иррациональный порыв. Ведь отговаривали же его умные люди от этой сумасбродной затеи, но нет, Погодин уперся – и хоть кол ему на голове теши. Была у Мирослава такая зловредная черта – упрямство. И вот он, тот самый случай, когда она вышла ему боком. «Ладно, никто не идеален», – поразмыслив философски, простил он себя и принял реальность как есть.
Он взглянул на циферблат специально для экспедиции купленных часов – по местному времени шестой час вечера, к ночи должны управиться. Вдруг в толпе раздалось удивленное «А‑ах». С одной из путешественниц, женщиной средних лет, случился обморок. Она внезапно обмякла, но была вовремя подхвачена стоящим сзади мужчиной. «Первый пошел! – высказался Владимир Сергеевич. – Кислородное голодание. Ничего, сейчас оклемается». Пострадавшую и впрямь быстро привели в чувство, облив водой и обмахивая приготовленными для контроля паспортами. Мирослав с опаской оглянулся на Роднянского. Выглядел профессор по‑прежнему не очень, но держался молодцом, распрямил покатые плечи, гордо выпятил подбородок. Погодин решил не раздражать Анатолия Степановича своей заботой, поэтому, убедившись, что тот крепко стоит на ногах, снова развернулся.
Еще в самолете Мирославу показалось, что профессору не по душе вопросы о самочувствии. Вероятно, он считал ниже своего достоинства принимать снисходительное отношение к себе, как к потенциально самому слабому участнику группы. Погодин понимал и уважал его позицию. Однако стоило признать, что дышалось в Тибете действительно непривычно туго. Разреженный высокогорный воздух ощущался субстанцией более плотной и сухой, чем привычный, московский. Погодин поймал себя на том, что тянет его ноздрями чаще и глубже обычного, испытывая неявное желание уснуть тут же и немедленно. «Сегодня буду отсыпаться», – решил он.
Стоило Мирославу выйти на улицу, как и без того непривычное дыхание сбилось снова. Тибет ударил в глаза яркостью природных красок (более не скрываемых иллюминатором и тонированным стеклом), перспективой необъятного простора, от которых на мгновенье захватило дух. Аэропорт находился, конечно, не в чистом поле. Территория его была застроена по всем правилам. Перед Погодиным предстала просторная стоянка для встречающих автомобилей, покрытая хорошим ровным асфальтом, по обе стороны от нее уходила такая же хорошая дорога, огибая лужайку, облагороженную аккуратными клумбами. Два ответвления дороги за оазисом сходились в одну четырехполосную проезжую часть. И дорога, и прилегающая к ней территория мало чем отличались от выезда из других современных небольших аэропортов.
Понятно, что впечатлила Погодина вовсе не эта заурядная картина. Он, казалось, даже не замечал того, что было на земле прямо перед ним. Мирослав смотрел на купол неба, лазоревый, светящийся, огромный. Небо здесь смотрелось четкой полусферой, накрывающей местность и будто примыкающей краями к очертаниям горным хребтов. Погодину на миг подумалось, что он очутился в другой, фантастической реальности, которая представляет собой аккуратный шарик, блуждающий во вселенной, и жизнь существует не на его поверхности, а внутри. Он немного постоял у входа, переживая яркое впечатление, подышал, наслаждаясь прохладным горным ветром, и двинулся в сторону микроавтобуса, где его уже ждали. Из‑за формальностей с Алисой он задержался в аэропорту дольше остальных, зато теперь его собака бодро гарцевала рядом на поводке и тянула вверх нос в наморднике, пытаясь уловить освежающие дуновения.
Группа дожидалась его в кондиционированном салоне, рядом с машиной стоял невысокий тибетец и махал Мирославу белой лентой. Тибетец оказался гидом от встречающей стороны, лента – приветственным шарфом. По правилам пребывания в регионе иностранцев гид должен сопровождать группу на протяжении всего путешествия. Он не без труда накинул шарф на шею гостю, возвышающемуся над ним почти на две головы. «Таши деле», – сказал он, что означало «Приветствую», и почтительно склонил голову. Обменявшись с ним любезностями, Мирослав запрыгнул в салон. Ожидающие его участники экспедиции, обмотанные такими же шарфами, выглядели уморительно, но понуро. Похоже, все они испытывали мигрень разной степени тяжести из‑за смены климата. Мирослав тоже ощущал некоторое давление в висках, к счастью, вполне терпимое. Он забрался в конец минибаса и занял место у окна. Машина плавно покатила по ровному асфальту, а гид поспешил заверить, что путь до Лхасы займет примерно полтора часа.
