Читаем без скачивания Мудрость Толтеков. Карлос Кастанеда и философия дона Хуана - Норберт Классен

Однако, по моему мнению, недостаточно только мифа о циклическом умирании и возрождении солнца, чтобы объяснить возникновение идеи о вечной жизни души у первобытного человека. Скорее всего, сам миф является только оформлением идеи бессмертия. Палеоантропология придерживается очень интересной теории возникновения представления о вечной жизни, которую мы сейчас и рассмотрим.

Человек древности жил маленькими кочевыми союзами, в которых люди совместно охотились и совместно оборудовали стоянки. Члены племени были обречены на очень тесную связь друг с другом. Такое событие, как смерть одного из членов этого тесного общества, служило большим потрясением для остальных соплеменников и вызывало удивление. Тело мертвого выглядело так, будто он спал, только не дышал более. Смерть разрывала привычное единство племени. Однако взаимосвязь членов племени с умершим не обрывалась окончательно даже после погребения. Живущие продолжали общаться с умершим в своих сновидениях. Сон восстанавливал общество, мертвые были снова рядом, — они охотились в сновидении совместно с живущими, сидели у лагерного огня и т. д. Так развивалось не только естественное представление о неумирающей душе сновидения и жизни после смерти, но и представление об абсолютном приоритете действительности, в которой люди находились в сновидении, — представления, с которыми мы уже познакомились у наскапи.

Австралийские аборигены также разделяют точку зрения об абсолютном приоритете мира сновидения, который они идентифицируют с древним миром, описанным в мифах.

Аборигены проживают еще и сегодня на уровне развития людей каменного века; они сохранили неизменным свой образ жизни на протяжении последних 40 000 лет в тех местах, где его не разрушили пришельцы из Европы. Культ сновидений у аборигенов настолько распространен, что мужчины, которые хотят стать отцами, должны сначала увидеть в сновидении своего будущего ребенка. Будущий отец отправляется для этого на священное место своего рода, на “место, где снятся дети”. Этнолог Шустер так описывает обычай сновидеть о ребенке: “…Духовную составляющую будущего ребенка можно заполучить только там, — там, где предки существуют и “духи детей” пред-существуют. Туда же новорожденный возвратится затем после смерти. Если отец не может увидеть во сне ребенка, то и биологический половой акт останется без последствий. Из данного утверждения некоторые европейские наблюдатели сделали совершенно нелепый вывод — будто австралийским аборигенам совершенно неизвестна взаимосвязь между половым актом и рождением детей. Это было известно, но простого акта было недостаточно для рождения человеческого существа. Души ребенка нужно было добиться в потустороннем мире”. 47)

Похожие нравственные правила распространены и у индейцев Северной Америки. У индейцев ойибва будущий отец обязан до совершения полового акта узнать в сновидении имя своего будущего ребенка. Если ему никак не удается выполнить задачу, он может попросить своего ближайшего друга сновидеть об имени. 48)

При описании всех этих феноменов мы имеем дело, как представляется, отнюдь не с единичным случаем, который можно было бы представить как забавное мировоззрение “примитивного” народа. Напротив, совершенно ясно, что представление о бессмертной душе сновидения человека является общим культурным наследием, нашим древним наследством. Душа сновидения взаимосвязана с рождением и смертью человека, она содержит некий момент трансцендентности, перехода границы бытия этого мира к бытию иному, потустороннему, и наоборот. Это некая толковательная трансценденция, которую всегда искали как нецивилизованные, так и культурные народы. Они использовали это потустороннее “свидетельство” как духовное оправдание бытия, смысла жизни. Именно такое значение имеют и слова Иисуса: “Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух. Не удивляйся тому, что Я сказал тебе: должно вам родиться свыше” 49). Оправдание бытия духовного и принципов душевного невозможно вывести из материальности вещей, даже если материалистическое миропонимание лживо уверяет нас в этом.

Для североамериканских индейцев сновидения и видения по этим же причинам являются трансценденцией огромного значения, которую даже трудно представить из перспективы рационалистической Западной Европы. Так, у племени сиу юноши должны добиться сначала определенного сновидения или видения, прежде чем они будут допущены в общество взрослых мужчин. Для этой цеди они проводят в одиночестве многие дни в особой хижине для видений, не имея ни еды, ни питья в ожидании их видения или сновидения. Когда таковое, наконец, случается, то молодой сиу уже не считается более ребенком, а становится вполне уважаемым мужчиной. Сон, который он увидел, определяет отныне всю его дальнейшую жизнь. Он приносит решение, будет ли юноша колдуном, воином, знахарем или шутом. Такой обряд посвящения сиу полностью определяет направление его жизни, начинающейся с этого момента. И эта ориентация не является чем-то надуманным, произвольно запланированным, — она происходит от того трансцендентного мира, из которого первоначально рождается душа и в который она возвращается после смерти. Теперь мы покинем священную область трансцендентности рождения, смерти и посвящения и обратимся к последнему пункту нашего исследования снов и сновидений: прагматической полезности сновидений, с которой мы познакомились на примере охотничьих сновидений наскапи. Наскапи сновидят охоту, прежде чем отправляются охотиться, чтобы получить во сне необходимую им информацию.

Для толтеков это тоже используемый образ действий. Так, Ла Горда во “Втором кольце силы” описывает упражнение сновидения подобного рода, которое она должна была выполнить под руководством дона Хуана. Она должна была найти особый предмет, который по размерам точно подходит к пупку. Данный предмет она должна была сначала искать в сновидении, а затем вновь найти в обычном мире. Ла Горда сообщает: “Я нашла во сне одну гальку, которая точно подходила к моему пупку, и нагваль заставлял меня день за днем искать эту гальку в источниках и ущельях, пока я ее не нашла. Тогда я изготовила для этой гальки пояс и ношу его всегда — день и ночь. Когда я его ношу, мне легче удерживать образы моего сновидения” 50). Независимо от цели данного упражнения, мы находим здесь типичное представление о практическом использовании информации сновидения. Множество других убедительных примеров будет приведено во второй части книги в теме “Сновидение”.

Но то, что человек первобытного общества воспринимает как само собой разумеющееся, остается для западноевропейца в основном непонятным, если не сплошным “суеверием”. Данная проблема вырастает, как уже указывалось, из традиционных убеждений эпохи просвещения: сон представляет собой только внутренний продукт мозга и ничему не соответствую в действительности. Однако такой вывод оказывается не выдерживающим критики даже с позиций теории познания. Так, например, согласно Гуссерлю, сон и восприятие — равноправные функции. Возможно, когда-нибудь эта мысль дойдет до “цивилизованных” европейцев.

Снам у нас в Европе уделяется столь мало внимания, что нечего и удивляться, если эта функция сознания остается в зачаточном состоянии. Этот недостаток, по моему мнению, в значительной степени ответствен за широкое распространение в настоящее время невротической манеры держать себя. Бессонница, навязчивые идеи, опустошенность и скука — все эти проблемы, с точки зрения аналитической психологии, вырастают из неравновесия между сознательным “я” и бессознательным.

Сновидения представляют собой связующий мост между двумя частями нашей сущности и предлагают возможность решить данную проблему индивидуально. Всем тем людям, которые ищут ориентацию в жизни, ищут смысл жизни, можно только посоветовать побольше заниматься своими сновидениями, чтобы, возможно, когда-нибудь — совсем как толтеки — полностью сознательно пройти самому по мосту сновидения к трансцендентному.

2.2. Нагваль и второе кольцо силы

"Мы никогда не поймем себя до конца, но можем и сделаем намного больше, чем только понимание"

Мы по необходимости ввели толтекское понятие “нагваль” в главе 2.1 и сравнили далее с понятием “бессознательное” у К. Г. Юнга. Но поскольку понятие “бессознательное” является понятием психологии и относится к области психического, как ее понимают на Западе, возникают некоторые проблемы в понимании, которые требуют руководящих пояснений

Обычное западноевропейское мышление рассматривает все, что имеет отношение к психике, душе и духу, как внутренне происходящее, в чем мы уже убедились на примере сновидений Мы думаем обычно по дуалистической упорядочивающей схеме о психическом — как субъективном, внутреннем, нереальном, и о телесном — как объективном, внешнем, реальном. В системе наблюдений нецивилизованных народов психическое представляет прежде всего внешне происходящее и имеет все атрибуты действительности, или даже сверх-действительности. С многочисленными примерами такого способа понимания мы достаточно познакомились в предыдущей главе.