Читаем без скачивания Я дрался с Панцерваффе. "Двойной оклад - тройная смерть!" - Артем Драбкин

Всего я участвовал в 13 атаках. Тогда как было? Немцы отступают, но в деревнях создают заслон. Чтобы выбить его, посылают роту или батальон. Мы наступаем, а он тебя сечет. Движение вперед и ведение огня было плохо организовано. Солдат бежал, "ура" кричал, но не стрелял. Вот это было плохо. Сколько мы людей-то потеряли! Пошли 50 человек, а вышло 20. Раненые, убитые... Война это... не спрашивай! К сентябрю в моем взводе не осталось тех, с кем я начинал. Все время шло обновление, ротация. И я не могу сказать, что была какая-то группа "долгожителей". Нет, не было.

Мы были в 30 километрах от Киева, в районе Бровары, когда я пошел в свою 13-ю атаку. В ней меня ранило. Пуля попала в пах слева. Я очутился в госпитале. Там меня подлечили и снова направили на фронт. Причем нас сначала направили на пересыльный пункт в районе Житомира в батальон выздоравливающих, и там еще лечили немножко (у кого рука не зажила, у кого нога, то-се, пятое-десятое)... Нас было сто сорок семь человек в батальоне выздоравливающих. Как-то мы сидели на пригорке. Рядом церковь. Солнце греет.... Видим - закончилась обедня, старушки все вышли, и выходит батюшка: "Во славу русского оружия я вам отслужу обедню". И мы зашли, все 147 человек, всех национальностей, - и узбеки, и грузины, и евреи. Поп как закатил нам проповедь! Вот это была действительно пропаганда! Никакого политработника не надо, а надо такого попа! Я до сих пор помню, как он выступал: "Этого супостата надо гнать! Он осквернил нашу землю!"

На этот пункт приехали "покупатели" из армии, говорят: "Нужны солдаты для пополнения полка". Я думаю: "Хватит. Я в пехоту не пойду, только в артиллерию". Почему? Потому что я потопал в пехоте от Курска и почти до Киева! Там было ясное ощущение, что тебя рано или поздно либо убьют, либо ранят. А потом... Ну невозможно уже было! Ноги все в крови. Все на себе тащишь. Палаток не было: дождик идет, мокрый, некуда спрятаться. Ты в поле, и никуда не уйдешь, а если уйдешь - дезертир. Это было очень тяжело. Зато все работали на пехоту: пехота - царица полей...

Мы в учебном полку прошли хорошую артиллерийскую подготовку, так что я знал и типы снарядов, и мог подготовить данные для стрельбы. И вот сидят два старших лейтенанта и капитан: "ВУС какой у тебя?" - "ВУС седьмой. Артиллерист". - "Отметка 28, где батарея?" - "Слева-спереди". - "Какие ты знаешь снаряды?" - "Бронебойный, осколочно-фугасный, подкалиберный". "Хорошо, будешь служить в истребительно-противотанковом полку". Еп! Я думал хоть немного подальше от передовой повоевать...

Направили меня в 3-ю батарею 163-го отдельного истребительно-противотанкового артиллерийского полка заряжающим орудия. Полк был разбит под Винницей, потерял всю материальную часть и почти 90% личного состава. Ребята, что остались в живых и пришли на формирование, говорили, что там шли очень тяжелые бои. Переформировывались в Житомире. Получили личный состав, материальную часть (пушки ЗИС-3 и грузовики "Студебеккер") и вскоре своим ходом поехали на фронт. Двигались мы колонной. Впереди ехали разведчики и командир полка. Вдруг навстречу нам выбежал мужик. Колонна остановилась. Он представился как секретарь сарненского райкома: "Бандеровцы меня хотели поймать, но я убежал и три дня по болотам скитался. У них здесь в полутора километрах лагерь". Его задержали, командир полка приказал командиру батареи: "Капитан Басаргин, давай туда разведчиков, выясни, что там". Этот Басаргин был подполковником, командиром бронепоезда. Где-то он проштрафился, его разжаловали до капитана, направили в полк командиром батареи. Отчаянный мужик! Слышим: "Та-та-та" - наших обстреляли. Басаргин развернул батарею, пристрелял орудия и беглым огнем накрыл этот лагерь. Оказалось, что в нем находилось почти сто пятьдесят человек бандеровцев. Там у них были артиллерийские склады, жилые блиндажи, 37-мм и 45-мм пушки, продукты, спирт, - после боя мы всё это быстренько "приватизировали" и поехали дальше.

С февраля по июнь 44-го мы стояли в обороне под Ковелем. А в обороне что? Каждый день копай! Только заняли огневые позиции, сразу надо вырыть окоп для орудия - шесть кубометров, потом для себя окоп, для наводчика, для заряжающего, ход сообщения. Сколько мы земли перекидали! Под Ковелем к нам пришли ребята с Западной Украины. Помню, один из этих новобранцев, хороший такой украинец, высокого роста, симпатичный, лет тридцати пяти, нелепо погиб. Мы стояли у орудия. Слышим - мина летит. Крикнули: "Ложись!" А он побоялся испачкать шинель, - там такая грязь была... В последний момент он всё же стал падать, но осколок мины попал ему в грудь...

С этим пополнением пришел к нам солдат по имени Петр Андреевич Перетятько, 13-го года рождения с хутора Дубровка, Черниговской области. Перед войной он командовал батареей, прошел финскую и польскую кампании. В 1941 году он со своей батарей стоял на Буге. Их полк разбили, и они с одной пушкой стали выходить из окружения группой в 12 человек. Попали в плен. Сидел в Кошарах, в Польше. Бежал, но его поймали, повесили на дыбу, нарезали из кожи ремней и бросили. Военнопленные его выходили. Второй побег ему удался, и он сумел добраться до своего дома. Когда Черниговскую область освободили в 1943 году, он пришел к командиру полка и говорит: "Я такой-то, старший лейтенант, командир батареи. Был в плену, бежал". - "Ты знаешь что, пока некогда разбираться. Бери винтовку и становись в строй". Ему дали винтовку, он встал в строй и пошел в бой. После боя его вызвал командир полка и говорит: "Давай, подавай на восстановление звания". - "Я не хочу воевать офицером, хочу воевать рядовым!" Потом его ранило, и вот он после госпиталя попал к нам. Это был действительно вояка! Самый настоящий пушкарь! Он говорил мне: "Кацап ты! Я тебя научу, как воевать надо!" И он действительно нас, пацанов, учил, как надо воевать. Когда Петя вставал к панораме, то все - от нее он не отойдет, какой бы обстрел ни был. Мы все заберемся в окоп, а он стоит. Был такой случай. У Петрова, солдата из Горького, шустренького парнишки, сапоги посносились, а там немцев много побитых лежало. Он пошел и снял с убитого немца сапоги. Приходит и говорит: "Сапоги нашел!" Петя его спрашивает: "Где ты взял?" - "С немца снял". И тогда Петя направил на него автомат: "Где ты взял, туда положи. Ты знаешь, как это называется? Мародерство! Ходи босиком, но не бери". Вот такой был мужик! Петя был у нас негласный командир взвода. Официальным командиром взвода был "шестимесячный" младший лейтенант Мухин. Он ему говорил: "Муха, куда ты пушки поставил? Ты же задачу не выполнишь и людей погубишь. Надо одну пушку поставить здесь, а одну здесь. Понял?" - "Так точно". - "Так давай и делай!" Когда мы с ним воевали, у нас ни одной небоевой потери не было, а в других батареях были. Спали мы с ним вместе - шинель под себя, шинель на себя, вроде и не так холодно.

Как-то раз решили устроить баню. Заняли хату, воды нагрели. Гимнастерки на прожарку. Моемся, а тут налетают "мессера". И устроили нам... В соседнем доме размещался штаб полка. Как я понимаю, они по нему били. Мы голые повыскакивали и в разные стороны. Я забился в какой-то шалаш. Бомба попала в штаб полка, убила начальника связи полка, связистку и заместителя начальника штаба.

Там же, под Ковелем, у нас разбило пушку, и мы воевали как пулеметчики - у нас же каждому расчету полагался еще и пулемет "Максим". Как это произошло? Очень просто. Мы стоим на переднем крае в обороне, немец тоже в обороне. Стрелять нельзя, чтобы не раскрывать свои огневые позиции. Для того, чтобы нам дать немножко практики, нас вытащили стрелять с закрытых позиций километров за шесть от передовой. Командир батареи увидел готовую огневую позицию для 122-мм гаубиц. Четыре окопа, ходы сообщения - все было сделано капитально. Он решил на нее поставить батарею. Выслал на передний край взвод разведки с рациями: они нашли цель, подготовили данные. Все расчеты у своих пушек, но стреляет только первое орудие. После того как оно пристреляло цель, мы ввели на всех орудиях необходимые поправки и беглым огнем пять снарядов на орудие по цели выпустили. Попали там, не попали... Отдыхаем. Май месяц, хорошая погода. Мы ведь в тылу! Ходить в полный рост можно! Не стреляют! А то ведь все время ползком, под огнем... Сидим в блиндаже, накрытом соломой. Вдруг слышим, у немцев такой звук: "пок!" - потом шум снаряда, разрыв перед нашими позициями. Прошло какое-то время. Опять звук летящего снаряда - и взрыв за нашей огневой: "Ребята, вилка! Разбегайтесь!" Мы разбежались. Немец положил еще два снаряда точно по огневой, а потом их дивизион как ударил по нам! У нас никого не убило, никого не ранило, но две пушки вышли из строя. У нашего орудия взрывом снаряда, разорвавшегося между станин, разбило казенную часть. У другой пушки был разбит дульный тормоз. Только сделали перекличку - опять налет. То есть мы выбрали огневую позицию, которую немец уже пристрелял. Она стоила нам одной пушки: нашей, у которой была разбита казенная часть. С нее свернули дульный тормоз и поставили на другую пушку - она продолжала стрелять, а мы с пулеметом воевали.