Читаем без скачивания Газета Завтра 794 (58 2009) - Газета Завтра

Зафиксирован единственный случай, когда человек выиграл в суде иск за навязанную страховку. Единичный и последний.

А ведь по сути дела, продавая пассажиру билет, ведомство как бы заключает с ним договор, обязуясь за два тридцать, включенные в стоимости билета, доставить его в определенный пункт "в целости и сохранности". Кстати, возникает вопрос о сохранности чего, если дело касается одушевленного предмета, которым, в отличие от багажа, является сам пассажир.

Пожелание счастливого пути, отпечатанное на буклете, имеет давнюю традицию: когда-то купцы, отправляясь в дальнюю дорогу, возносили молитвы Николаю Чудотворцу, покровителю всех странствующих. Тому, что в дороге случается всякое, примеров предостаточно — взять хотя бы сравнительно недавний случай подрыва путей на Октябрьской железной дороге.

Или случай не столь драматичный. Моя знакомая поехала к морю. Дело было летом. За окном плюс 38, рама не открывается. До самого Туапсе в вагоне не было воды, и можно себе представать, что творилось на протяжении полутора суток в туалетах. Кроме того, дверь в купе, в месте якобы повышенной комфортности, то и дело заклинивало, и приходилось стучать в стену, вызывая на помощь.

Сам я ездил в Сочи в конце сентября — привлекало и снижение цен на билеты после 15-го числа, и снижение цен на жилье в частном секторе. Но попробуй в это время поехать на север? В этом случае, наоборот, каждый раз приходится мерзнуть из-за той парадоксальной ситуации, что отопление вагонов привязано к отопительному сезону в Москве, сроки которого устанавливаются правительством Москвы. Где Москва, а где Ростов, Ярославль, Брянск или Пермь? Или вот еще какой казус: отопительный сезон в Москве оканчивался 15 мая, а в Украине 15 апреля, хотя климат северо-восточной Украины мало чем отличается от прилегающей к ней Брянской области. От Хутора Михайловского до Кременчуга приходится дрожать.

Дело еще и в том, что вместе с окончанием отопительного сезона окна вагонов " открываются на лето", то есть внутренние рамы отвинчиваются от наружных и не привинчиваются до тех пор, пока не последует указание "закрыть на зиму".

Промежуточные сезоны, весна и осень, с их внезапными и "черемуховыми" холодами, длящимися неопределенное время, в расчёт не принимаются. Вот и свищет холодный ветер в изношенные рамы, и никакие шерстяные одеяла уже не спасают.

Однажды, только-только отъехал от Москвы, рама в моем отсеке плацкартного вагона с шумом упала, и понадобились усилия двух дюжих проводников, чтобы закрепить её на месте. Когда я рассказывал об этом по телефону одному из ответственных руководящих работников ОАО РЖД, он изумился: "Не может такого быть!"

Да вот и другой аналогичный случай. Двоюродный брат возвращался из Москвы домой на кременчугском поезде. Попутчиками по купе оказались два подвыпивших гражданина. Рама упала, и холодный ветер с дождём ворвался в помещение. Ребята не стали искать проводника, а "подвели под пробоину пластырь" — заткнув дыру матрасом и одеялом, благо четвертая полка пустовала. Проводник, заглянувший в купе с предложением чая, ахнул: "Да как вы смеете! Да вы знаете, что вам будет за порчу имущества?" Конечно, тут же побежал за начальником поезда. Но когда оба возникли на пороге, достаточно было неспешно протянутой "красной корочки" одного из попутчиков, чтобы оба рассыпались в извинениях.

Я поинтересовался у моего высокопоставленного на железной дороге собеседника, каким образом поезда готовятся к рейсу и почему уходят с неисправностями. Существует, сказал он, специальный журнал, в который вносятся все замечания, но вы же знаете, что такое "наш проводник". Если поезд идет до Адлера не через Украину, где его будут тормошить таможенники и пограничники, а через Россию, он может всю дорогу спать, как сурок, несмотря на то, что пол не метен, в туалете грязь, а туалетная бумага давно кончилась. Или, если это женщина, умудрится повесить над рундуком в туалете большое грязное ведро — объект, несомненно, отталкивающий, а вместо того, чтобы его немедленно убрать, в ответ на замечание пассажира, станет на повышенных тонах спорить.

Другое дело в новом вагоне тверского завода, в котором я нынче возвращался в Москву, — проводница петербургского поезда, кажется, не знала устали: сменив новенькую, как и сам вагон, униформу на рабочею одежду, она усердно швабрила в проходе, выметала то и дело окурки из тамбура. Единственное, с чем она пыталась, но не могла справиться, это духота. Отопительный сезон на железной дороге в десятых числах октября уже начался, и электронное табло над дверью к купе проводника показывало 25 градусов. Возможно, было даже больше. Я спросил проводницу, почему она не включит принудительную вентиляцию. Она ответила, что пыталась, но у нее ничего не получается. Я поинтересовался, почему машинист не регулирует подачу тепла — ведь то же самое было и на пути туда в старом вагоне. Тогда проводница ответила, что топит не она, и принялась продувать вагон с помощью открытой форточки напротив своего купе.

Вот вам и вагон новый, и журнал для записи неисправностей имеется, а неисправности только сменяют одна другую. Вот где кризис, так кризис. Застарелый. Наш. Отечественный. С которым, нам кажется, не справиться никогда, в отличие от мирового, финансового. Наш человек к вечным неисправностям, кажется, уже настолько притерпелся, что без них не мыслит своего существования.

Примечательно в этом отношении выступление министра транспорта в Госдуме. Он призвал думцев "всем вместе подумать о том, как повысить рентабельность пассажирского транспорта", повысить его привлекательность. Напомнил о том, что в советское время эта убыточная отрасль подпитывалась перекрестным субсидированием за счет грузовых перевозок, поскольку относительно небольшие зарплаты советских граждан не позволяли повышать цены на билеты. Министр призвал — в силу понятных причин — отходить от этого явно устаревшего принципа. Он предложил разделить пассажирские перевозки на коммерческие и социальные. Первые — в вагонах купейных и СВ, вторые — в плацкартных и общих. В этих последних тарифы нужно-де пока что сохранить, зато в первых ничто не мешает их повысить.

Почему-то ничего не сообщалось о том, какова была реакция депутатов — последовало ли обсуждение предложений министра, задавались ли ему какие-либо вопросы, например, о том, почему стало невозможным перекрестное субсидирование…

Немецкий пассажирский экспресс, закупленный для Октябрьской железной дороги, будет преодолевать расстояние от Москвы до Петербурга за 3 часа и во многих отношениях явно предпочтительней самолета. Но предпочтительней ли отечественные отремонтированные товарные вагоны в отношении новых китайских, речи почему-то нет, хотя Китай в настоящее время в состоянии производить продукцию любого качества, о чем недавно было заявлено по линии автомобилестроения.

Недавно на железной дороге объявили о замораживании цены билета на Дальний Восток. О скидках на декабрь, и то не на весь — перед Новым годом проезд опять подорожал. Введен так называемый гибкий график, в том числе и для плацкартных и общих вагонов. Проезд в них ведомство втихаря неуклонно повышало, как и сумму страховки. В справочной железнодорожного вокзала мне сказали, что от нее можно отказаться, но попробуй это сделать — стыда не оберешься: кассир начнет тебя либо уговаривать, либо срамить при честном народе, стоящем в очереди: откуда, мол, такая жадность. Хотя жадность явно исходит от другой стороны, начиная с руководства РЖД с его многомиллионными годовыми доходами.

Мировой финансовый кризис закончится. Всё утрясется в мире большого бизнеса. Но в нашей повседневной жизни останется еще немало проблем, неприятностей и несправедливостей. Таков наш родной вялотекущий кризис. Как долго еще нам с ним жить?

Денис Тукмаков 3,5 ЧАСА АДА Ecce Homo

— Пап, нам холодно!

— Ступайте в свою комнату, там теплее, — отвечаю я сыну с дочкой. Они в свитерах, руки дыханием согревают. — Повозитесь там во что-нибудь.

— Я — Робин Гуд! — подхватывает Сашка, врываясь в свои угодья. — Подлый шериф, за что ты морозишь нас? Нет тебе пощады! Настя, ты — Маленький Джон! Тащи веревку!

Трехмесячная Маша отрывается от материнской груди и глядит вслед брату с сестрой. Маше хорошо: в груди у мамы есть еще много теплого молока. Большего ей и не нужно.

Мы — в своей квартире. Холодно. Электричества нет. Воды нет. Отопления нет. Наш семнадцатиэтажный дом в подмосковном поселке Голубое, что в трех километрах от Зеленограда, обесточен на три с половиной часа. Так было вчера. И сегодня. И завтра, очевидно, будет так же. И все последующие дни. В любой день нас могут отключить от жизни навсегда. Это не Приморье 2001-го, это Подмосковье 2009-го.

Нам говорят, что мы не платим за электричество. При этом, по словам чиновников, мы не имеем права никому платить. Ведь нас вообще считают несуществующими. "По бумагам, вашего дома нет в природе!" — заявила мне в солнечногорском филиале "Мосэнергосбыта" главный инженер Е. Затеева, ответственная за отключения. Почему умер Кафка — ему бы сейчас самое время взяться за перо. Меня нет в природе, но мне холодно.