Читаем без скачивания Импровизация на тему убийства - Яна Розова

Жанна неестественно громко и нарочито высокомерно рассмеялась. Люди за соседними столиками стали оборачиваться. Тогда рассмеялась и я. Сумасшедший дом.

Продолжая лыбиться, я любезнейшим образом простилась и направилась к машине. Завершать партию надо было именно сейчас, когда счет был в мою пользу. Сквозь витринное стекло Жанна провожала меня острым, как нож, взглядом.

Вечером я дождалась возвращения Ника из ресторана и пришла в его кабинет. Ник, по обыкновению одетый во все черное, курил у открытой балконной двери. Луи Армстронг исполнял «Сен-Луи блюз».

– Вы подставили меня, Ник.

Он обернулся вполоборота, увидел выражение моего лица и вздохнул. На удивление, подлый предатель выглядел подавленным.

– Простите меня, – тихо сказал он. – Я должен был предупредить вас о ней.

– Издеваетесь? Вы считаете, что, делая женщине предложение, в самый раз рассказать ей о своей любовнице? Знаете, кто вы?

Он молчал, что злило меня все больше.

– Вы – трус, а я ухожу. – Уходить мне не хотелось, но ждать, когда он первый это скажет, казалось невыносимо. – Это все унизительно. Чувствую себя дурой.

Ник затушил окурок в переполненной пепельнице и подошел ко мне. Он по-прежнему выглядел неуверенно и виновато.

– А если все-таки останетесь? – Сухарев немного склонил голову набок. Очень некстати я вспомнила щенка, который был у меня в детстве, пока отчим не решил, что собаке нечего делать в квартире, где есть маленькие дети. У щенка тоже были такие вот виноватые глаза, и он так же склонял голову набок. – Все получилось по-дурацки, я повел себя как идиот. Но вы правы, я не мог сказать вам правду в самом начале. Вы бы ни за что не согласились войти в этот дом.

Он был прав. Разве Ник признавался мне в любви? Разве я сама была влюблена в него? Сухарев указал на диван:

– Садитесь, у меня есть идея.

– Какие тут могут быть идеи, – мрачно парировала я, но на диван села.

Он тоже пристроился на столешнице своего рабочего стола.

– Пусть это будет контракт. – Я слегка обалдела. – Официально мы останемся женаты, но это будет только договор во благо Митьки. Я буду платить вам деньги, причем в два раза больше.

Непонятно, чего я ждала от «идеи» Ника, но от его слов испытала такое разочарование, что даже не знала, как его можно было бы выразить человечьим языком.

Деньги. Опять деньги. Да, они могут изменить отношение к любой ситуации. Жанна победила. Я не буду женой Сухареву, но буду очень, очень дорогим бебиситтером для его infant terrible. Как мило! Я уже открыла рот, чтобы отказаться, но вдруг в коридоре раздался голос Митьки. Он звал меня. Я обернулась к двери, и спустя полминуты в комнату босиком вошел рыжий сонный мальчишка в мятой пижаме с Микки Маусом. Штанины доставали только до крепеньких икр, а рукава – едва закрывали локти. Пижама была самая любимая, поэтому Митька спал в ней уже четыре года.

Он потер глаза и, всхлипывая, заговорил:

– Ты у папы? А мне приснилось, будто ты ушла от нас. Я пошел в твою комнату, а там нет тебя… А ты тут… Пойдем, ты мне почитаешь. Можно, пап?

– Вы согласны? – спросил меня Ник.

Уже не разбирая, о чем же он меня спрашивает, я ответила:

– Да.

Глава 8

Помимо Жанны в моей жизни была еще одна проблема. Мы познакомились с ней в первое мое утро в сухаревском доме. Вообще-то Ник заранее предупредил меня, что в доме живет его больная родственница. Он называл ее экс-тещей.

– Она со странностями, – сказал Ник небрежно. – Последствия инсульта. Вообще-то Зинаида Петровна – мать Оксаны. После смерти дочери она живет у нас, занимается домом и воспитывает Митьку. О дочери ее спрашивать не надо, она на этой теме… – Ник заколебался, пытаясь быть политкорректным. Наконец, нашелся: – Она плохо реагирует на эту тему.

Задавать дополнительные вопросы мужу я не решилась – слишком мало мы были с ним знакомы. Но никогда раньше я не встречала такого, чтобы теща оставалась жить с зятем после смерти дочери.

Наутро после переезда я немного проспала, а Митьку надо было отвезти в бассейн. Подскочив в полвосьмого, я поняла, что всего за тридцать минут мне придется одеться самой, поднять и одеть Митьку, а потом добраться до бассейна. Все это мне благополучно удалось. А через два часа мы оба, голодные до безобразия, вернулись домой.

Открыв дверь своим ключом, я втолкнула зазевавшегося Митьку внутрь дома и вошла сама. У меня в руке была здоровенная сумка со всякими вкусностями и газированными напитками. Скинув босоножки, шагнула в холл и вдруг услышала низкий женский голос, тембр которого был бы приятен, кабы не произносимые слова:

– Кто вы такая? Что вы тут делаете? Вы вломились в дом моей дочери, я вызову милицию!

– Бабушка, привет! – заорал Митька, будто хотел, чтобы стекла из окон вылетели наружу. – Это моя новая мама!

Задрав голову, я увидела на лестнице высокую полную женщину. Она стояла ссутулившись и одновременно выставив вперед властный подбородок. У нее были светлые волосы, собранные в высокую прическу, и широко открытые карие глаза, горевшие праведным гневом. Углы рта полной дамы, как я поняла, экс-тещи Сухарева, были опущены, будто она только что сказала: «Фу, воняет!» В принципе почти это она и сказала…

Митькино заявление о новой маме подействовало на Зинаиду Петровну как красная тряпка на быка. Она встрепенулась и возопила, отчего я уронила сумку с едой на пол и даже не заметила этого:

– Митенька, внучок любимый! У тебя может быть только одна мать! А это – это так!

В первый момент я взбеленилась: что значит «это так»? Но потом решила, что мое дело маленькое – воспитывать любимого внучка этой тетки, стараясь не возбудить в нем ненависти к пожилым дамам.

– Здравствуйте, – сказала я. – Приятно познакомиться, – и, перестаравшись от неопытности, добавила: – Хотите с нами позавтракать?

Ответ Зинаиды Петровны потряс меня:

– Отравить меня хочешь?

Пожав плечами (кстати, тогда я поняла, откуда у Ника появилась эта привычка), я отправилась готовить еду.

Честно говоря, первое впечатление после знакомства с Зинаидой Петровной, или Зюзей (в раннем детстве Митька так называл Зинаиду Петровну – она не желала, чтобы ее называли бабушкой), ни к чему меня не подготовило. Удивительно, как просто все было бы, если мы обращали внимание хотя бы на то, что происходит прямо перед собственным носом.

По наивности своей я решила, что у женщины, которая много лет хозяйничала в этом доме, обычный стресс. Она много лет заботилась о семье, делала, что могла, для своих близких, переживала за них, устанавливала маленькие семейные правила, а тут – Ник женится и приводит в дом какую-то мадам. Возможно, полагала я, Зюзя больше обижена на Ника, чем на меня. Ведь если он привел в дом новую хозяйку, значит, прежняя ему уже не нужна. Я решила, что если не отбивать у нее хлеб и позволить ей жить, как и до моего появления, то мы поладим.

На самом деле, если бы Ника хоть немного волновало, насколько хороша его экс-теща как хозяйка, он бы давно с ней расстался.

Зато ее жизнь – в бытовом смысле – была сказочно хороша. Готовить Зинаиде Петровне не приходилось – внук и зять питались в «Джазе». Вещи Митьке, Нику и самой Зюзе стирала приходящая «помощница», как называла изможденную многодетную мать Олесю, согласившуюся стать наемной прислугой, Зинаида Петровна.

Согласно версии Ника, Зюзя «вела дом». Выглядело это престранно. Она скупала дешевые картины с видами природы, милыми кошечками и букетами роз, словно срисованными с открыток выпуска 1973 года «С 8 Марта!», и развешивала это приторное добро где придется. Красоту картин Зюзя акцентировала букетами искусственных цветов, которые любила за непритязательность. От этих цветов в доме слабо, но устойчиво пахло пластиком. Еще Зюзя любила менять мебель, каждый раз заказывая комплект мебели со все большими наворотами, все более ярких цветов. Старую мебель она продавала задешево или спускала в подвал, уже просто заваленный старьем.

И то, как Зюзя «занималась воспитанием Митьки», выглядело немного странно. День Зинаиды Петровны подчинялся строжайшему расписанию, полностью основанному на программе телевизионных передач, и включал все мексиканские, бразильские, а с некоторых пор и русские сериалы «про жизнь». В перерывах между мыльными операми она разыскивала по всему дому Митьку, чтобы потребовать у мальчишки дневник и усадить его за стол делать уроки. Как только начинались титры следующего запланированного сериала, она убывала к телевизору.

Наблюдая за жизнью этого дома, я начинала понимать, откуда растут ноги Митькиных проблем с поведением и учебой. Пожалуй, Ник был прав – Митьке нужна была мать.

А вспоминал ли Митька свою мать? Наверное, да.

Во всяком случае, забыть ее мальчишке все равно не удалось бы. Зюзя исповедовала и проповедовала культ своей дочери. По-видимому, постоянные разговоры об Оксане помогали ей смиряться с утратой.